Дикий мир нашего тела. Хищники, паразиты и симбионты, которые сделали нас такими, какие мы есть - Данн Роб - Страница 3

Антрополог всегда надеется на некий прорыв, на момент, когда он сможет воскликнуть: «Я же говорил!» Но этот момент все не наступал – ни через год, ни через два. В 1994 году Уайт опубликовал небольшую статью о своей находке. Это была скорее попытка застолбить территорию, нежели отчет о научном открытии[5]. К этому времени ничего еще не было сделано. Не были получены ответы на самые важные вопросы: кому принадлежали останки, чем это существо питалось, как оно передвигалась и, в более широком смысле, как оно жило. Уайт и его коллеги стояли перед необходимостью собрать из костных фрагментов полный скелет. Только после этого можно будет ответить на поставленные вопросы, сравнив скелет с более поздними находками и, конечно, со скелетами самих исследователей. Уайт и его соратники хотели увидеть разницу. Некоторые части скелета в этом аспекте были важнее других: размер черепа мог помочь определить размер мозга, по строению тазобедренных суставов можно будет сказать о том, как передвигалась ископаемая женщина. Очень важно в этом отношении и строение стоп. (Можно сказать, что стопа – это пунктик биологической антропологии: по строению пальцев можно сказать, приспособлены ли они для того, чтобы цепляться за ветки деревьев, или для того, чтобы бегать по земле.) Но сложные кости – это далеко не все, что искали Уайт и его сотрудники. Они собирали и другие ископаемые останки, находившиеся поблизости от женского скелета, – кости других животных и даже остатки растений. Ученые хотели воссоздать мир древнего существа во всей возможной полноте. Джейми Шрив, издатель журнала National Geographic, говорил, что Уайт своим упрямством и худосочным телосложением напоминает ему шакала[6]. Мне, правда, кажется, что Уайт больше похож на гиену, которая, раздробив зубами кость, пытается высосать из нее все возможное.

Уайт и его коллеги практически никому не рассказывали о том, чем они занимались. Никто, за исключением членов группы, не знал, что именно они нашли. Год за годом подробности работы просачивались в прессу, но очень скудно, и сообщения подчас противоречили друг другу. Складывалось впечатление, что ученые намеренно распространяют ложную информацию. Между тем сам Уайт начал считать, что Арди, как он любовно назвал найденную в песках женщину, является самым ранним сохранившимся целиком скелетом человеческого предка[7].Если бы это оказалось правдой, то ее скелет стал бы самым важным из всех найденных на тот момент останков ископаемого человека. Поэтому пыл, с которым работал Уайт, вполне понятен. Впрочем, слово «пыл» кажется мне слишком бледным.

По мере того как Уайт и его сотрудники «монтировали» из костных фрагментов скелет, им становилось ясно, что он во многих отношениях сильно напоминает скелет человека. Можно сказать, что по меркам эволюции находка Уайта и его коллег очень мало отличалась от костей скелета современного человека. Да, найденной девушке было уже почти четыре с половиной миллиона лет, но своим строением она напоминала скелет человеческого ребенка. То же самое можно было бы сказать о внутренних органах и клетках, если бы они сохранились. Эта девочка была похожа на нас по той простой причине, что основные черты нашего тела были заложены намного раньше, чем на Земле появились самые первые предки человека и даже самые первые приматы. Для того чтобы обнаружить животных, скелеты которых радикально отличались бы от наших, надо зарыться в землю значительно глубже. К тому времени, когда родилась Арди, мы уже практически приобрели свой современный облик, не считая некоторых аксессуаров, а именно орудий труда и слов осмысленной речи.

Большинство наших частей тела появилось в контексте, отличающемся не только от современного, но и от того, в котором обитала женщина, чьи останки обнаружил Уайт. У человека и шимпанзе практически одинаковый набор генов, более того, Тим Уайт был готов спорить, что наш геном мало чем отличается от генома Арди. Однако наш геном во многом схож и с геномом дрозофилы – плодовой мушки, которой генетика обязана своими самыми впечатляющими достижениями. Также во всех наших клетках много генов, которые можно обнаружить у бактерий.

Слой, в котором Тим Уайт обнаружил кости ископаемой женщины, находился на глубине около двух футов от поверхности песка и осадочных пород. Два фута, которые образовались в течение четырех миллионов четырехсот тысяч лет, – песчинка за песчинкой. Слои пород, сохранившие в себе древние останки и историю, возникали неравномерно; в противном случае слой, в котором зародилась жизнь, находился бы на глубине полумили. Под этой гигантской толщей песка можно было бы обнаружить следы зарождения первых живых клеток. Эти клетки уже были немного похожи на нас и обладали генами, которые определяют жизненно важные функции клеток и которые есть и у нас. Где-то в промежутке между этими первыми клетками и рождением Арди у клеток появились митохондрии, крошечные электростанции, добывающие энергию из инертных веществ; в клетках появились первые ядра, затем возникли и первые многоклеточные организмы, а потом и первые позвоночные. Наконец где-то на глубине тридцати футов – это глубина среднего колодца – появляются первые приматы. Они были еще малы, неуклюжи, беззащитны и недостаточно умны, но и тогда их геном был практически идентичен нашему. Они имели те же черты, что и наши предки. Некоторые из них лучше видели, другие были более умны и, возможно, более социальны. От того момента, когда появилась первая обезьяна – предок современных приматов, нас отделяет всего лишь горстка генов.

К тому времени, когда родилась обнаруженная Уайтом Арди, у нас уже бились сердца, иммунная система сражалась с непрошеными гостями, суставы скрипели и щелкали. Все эти органы, как и многие другие, были уже опробованы другими позвоночными в борьбе с окружающей средой на протяжении нескольких сотен миллионов лет. За это немыслимо долгое время не раз устанавливался и менялся климат, континенты дрейфовали, сталкиваясь друг с другом. Но некоторые вещи в этой круговерти между небом и землей оставались неизменными. Всходило и заходило Солнце. Гравитационные силы притягивали к Земле тела, находящиеся в движении и покое. К животным липли паразиты, не щадя никого. Всюду рыскали хищники – от них тоже не было спасения никому. Вероятно, существовали и патогенные микробы, вызывавшие болезни, хотя их существование нельзя предположить с той же уверенностью, с какой мы предполагаем существование паразитов и хищников. Каждый биологический вид существовал в тесной взаимосвязи с другими видами, и взаимодействие это возникло одновременно с зарождением самой жизни. Ни один вид не являлся островом, изолированным от материка жизни. Ни один вид не существовал в одиночестве.

Все это верно не только для того периода, когда жила Арди, и не только для эпохи появления и развития приматов. Нет, все это верно и для тех времен, когда появились первые живые клетки и одна из них «осознала», что может поживиться за счет других клеток. Взаимодействие видов обусловлено их взаимным притяжением, значительным и предсказуемым. Начиная с того слоя пород, в котором производил свои раскопки Тим Уайт, а может быть, и немного раньше, это взаимодействие начало меняться. Впервые за всю историю жизни наши предки начали отдаляться от других видов, от которых до этого они целиком и полностью зависели. В конечном итоге эти изменения и сделали нас людьми. Мы не были первым на Земле биологическим видом, обладавшим большим мозгом и применявшим орудия труда. Мы не являемся даже первым видом, начавшим пользоваться членораздельной речью. Но как только мы стали обладателями большого мозга, языка, культуры и орудий труда, мы стали первым видом, который принялся систематически (и осознанно – по крайней мере отчасти) изменять окружавший его биологический мир. Мы отдавали предпочтение одним биологическим видам перед другими и поступали так в любом месте, где строили свои дома и засевали поля. Антропологи в течение сотен лет спорят о том, что сделало человека человеком, хотя однозначный ответ лежит буквально на поверхности. Мы стали людьми, потому что попытались покорить природу. Мы стали людьми, когда стали смотреть на Землю и все, что ее населяет, как на материал для лепки, когда наши сильные мускулистые руки стали похожи на совершенные орудия труда.