Хозяйка Меллина (Госпожа замка Меллин) - Холт Виктория - Страница 13

Она немного помолчала и сказала:

— Я не смогу. Я не люблю лошадей.

— Не любишь лошадей! Они же самые ласковые существа на свете.

— Нет. Они меня не любят. Я ездила на Грей, и она понесла и не хотела останавливаться. Если бы Тэпперти не схватил ее за повод, она бы убила меня.

— Грей просто не подходящая для тебя лошадь. Тебе нужно начать с пони.

— А потом у меня была Баттеркап (кувшинка). Она, наоборот, не двигалась с места, когда я посылала ее. Она стояла и жевала кусты, и что бы я ни делала, она не слушалась.

Я рассмеялась, и она посмотрела на меня с ненавистью. Я поспешила объяснить ей, что лошадь всегда так себя ведет, пока не начинает понимать всадника. Поняв же его, она становится его другом.

Увидев грусть в ее глазах, я обрадовалась, потому что поняла, ее агрессивность происходила от одиночества и жажды любви.

— Давай попробуем, Элвиан, — сказала я, не обращая внимания на ее видимое нежелание. — Прежде чем начать ездить верхом, надо научиться любить свою лошадь. Тогда не будет страха, а как только пропадет страх, твоя лошадь полюбит тебя. Она будет знать, что ты — ее хозяйка, а лошади всегда нужен добрый, любящий хозяин.

Теперь она слушала меня с интересом.

— Если лошадь тебя понесла, как Грей, значит, она испугана. Она так же боится, как и ты, и именно так она выражает свой страх. Если ты боишься, то не должна дать ей это понять. Ты должна тихо сказать ей: «Все в порядке, Грей… Я с тобой». Ну а Баттеркап — просто старая вредина и лентяйка. Она знала, что ты не умеешь ею управлять, вот и делала, что хотела.

— Я не знала, что Грей боялась меня, — сказала Элвиан.

— Твой отец хочет, чтобы ты научилась ездить.

Я тут же поняла, что не надо было этого говорить, потому что это напомнило ей прежние ее страхи и унижение. В ее взгляде вновь появилось упрямство, и я ощутила новую волну раздражения против этого надменного человека, который был так безразличен к чувствам своего ребенка.

— Разве не здорово будет сделать ему сюрприз, удивить его? Представляешь, ты научишься ездить галопом и прыгать, и он вдруг увидит, как хорошо ты умеешь это делать.

У меня сжалось сердце, когда я увидела радость, которой осветилось ее лицо. Каким же бесчувственным должен быть человек, чтобы отказывать ребенку в любви, которая ему так нужна!

— Элвиан, — снова сказала я, — давай попробуем.

— Да, — ответила она, — давайте попробуем. Я пойду и переоденусь.

И тут я вспомнила, что у меня не было с собой костюма для верховой езды. Пока я жила в Лондоне у тети Аделаиды, у меня не было возможности ездить верхом, а мою старую амазонку так изъела моль, что я не взяла ее в Маунт Меллин.

Я сказала об этом Элвиан. Ее лицо погасло и тут же просияло.

— Пойдемте со мной, — сказал она с заговорщицким видом, и мне стало радостно от этой перемены в наших отношениях, которая означала начало нашей дружбы.

Пройдя через галерею, мы оказались в той части дома, которая, как сказала миссис Полгри, была не для меня. Элвиан остановилась перед какой-то дверью, и мне показалось, что она собиралась с духом, чтобы открыть ее. Наконец она распахнула ее и пропустила меня вперед.

Это была маленькая комната, видимо, гардеробная. В ней было зеркало в полный рост и стояли высокий шкаф для одежды, комод и дубовый сундук. Как и в большинстве комнат в доме, в ней было две двери. Вторая дверь была чуть приоткрыта, и, когда Элвиан подошла к ней и заглянула в смежную комнату, я последовала ее примеру.

Я увидела просторную, красиво обставленную спальню с голубым ковром на полу и голубыми же бархатными занавесями на окнах.

Элвиан, похоже, была недовольна моим интересом к этой комнате, потому что она быстро закрыла дверь ведущую в нее.

— Здесь куча всякой одежды, — сказала она. — В комоде и в шкафу. Наверняка где-нибудь есть и амазонка, которую вы можете взять.

Она подняла крышку сундука. Я была рада увидеть в ней возбуждение, которое показывало, что я нашла к ней подход и смогу завоевать ее расположение.

В сундуке были платья, нижние юбки, шляпы и сапожки.

Я достала черную дамскую шляпу, явно предназначенную для верховой езды. Я надела ее, и Элвиан рассмеялась. Этот смех меня очень тронул, потому что это был смех ребенка, который не привык смеяться и делал это почти виновато. «Я добьюсь того, чтобы она научилась смеяться часто и без всякого чувства вины!» — подумала я.

Она вдруг посерьезнела, как будто вспомнила, где находилась.

— Вы так… странно выглядите в ней, мисс, — сказала она.

Я подошла к зеркалу. Я действительно была не похожа на себя.

Мои глаза сияли, а волосы казались медными на фоне черной шляпы. Я решила, что я выглядела более привлекательной, чем всегда, и, видимо, это Элвиан имела в виду, когда сказала, что я выгляжу «странно».

— Совсем не похоже на гувернантку, — пояснила она. Она достала какое-то платье, и я увидела, что это была черная шерстяная амазонка элегантного покроя, с голубым воротником и такими же манжетами.

— Примерьте ее, — сказала Элвиан и после паузы добавила: — …нет, не здесь, а в вашей комнате.

Казалось, что ей не терпелось уйти из этой комнаты. Она схватила шляпу и выбежала в коридор. Я подумала, что она просто хотела скорее начать наш урок, а до чая оставалось уже не так много времени.

Я взяла платье и шляпу из рук Элвиан и отправилась к себе, чтобы примерить амазонку. Она была мне чуть тесновата, но я не была избалована дорогой одеждой и готова была примириться с этим, тем более, что на меня в зеркале смотрела совершенно другая женщина, которая понравилась мне еще больше, когда я надела шляпу.

Я побежала к Элвиан. Она уже переоделась в свою амазонку, и, когда она увидела меня, в ее глазах появился какой-то новый интерес.

Мы пошли в конюшню, и я попросила Билли седлать Баттеркап для Элвиан и какую-нибудь лошадь для меня, объяснив, что у нас будет урок верховой езды. Он уставился на меня с изумлением, но я велела ему поторопиться, так как у нас было мало времени.

Мы почти час провели в леваде, где я водила лошадь Элвиан на корде, и я почувствовала, что мы с Элвиан вступили в новую фазу отношений. Она еще не готова была признать это, но я знала, что больше она не считала меня врагом.

Целью моего первого урока было придать ей уверенность в себе, научить ее просто сидеть на лошади, разговаривать с ней. Я заставила ее откинуться назад на спину Баттеркап и посмотреть на небо, а затем полежать так с закрытыми глазами. Я научила ее садиться на лошадь и слезать с нее. Хотя кроме простого шага мы ничего не пробовали, Элвиан почти преодолела свой страх, что и было самым главным достижением.

Время пролетело так быстро, что я удивилась, увидев, что уже было полчетвертого, и мы едва успевали переодеться к чаю. Когда мы выезжали из левады, из высокой травы поднялась фигура, и к моему изумлению перед нами возник Питер Нанселлок.

Вместо приветствия он похлопал в ладоши и сказал:

— Вот и закончился первый урок, и, должен сказать, он был превосходен. Я не знал, — добавил он, обращаясь ко мне, — что искусство наездницы входит в число ваших достоинств.

— Вы наблюдали за нами, дядя Питер? — спросила Элвиан.

— Последние полчаса. У меня нет слов, чтобы выразить свое восхищение вами обеими.

Элвиан улыбнулась.

— Вам правда понравилось?

— Как бы мне ни хотелось сделать комплимент двум прекрасным дамам, — сказал он, прикладывая руку к сердцу и сгибаясь в элегантном поклоне, — я бы никогда не сказал им неправду.

— До настоящего момента, — сказала я язвительно.

Лицо Элвиан погасло, и я поспешно добавила:

— Нет ничего особенного в том, чтобы учиться ездить верхом. Тысячи людей занимаются этим ежедневно.

— Но это искусство никогда не преподавалось с таким изяществом и никогда не постигалось с таким терпением.

— Твой дядя — шутник, — сказала я Элвиан.

— Да, — ответила Элвиан с грустью, — я знаю.