Сага о Рорке - Астахов Андрей Львович - Страница 52
- Предыдущая
- 52/93
- Следующая
– Быть рядом со мной.
– Я готов сражаться и умереть.
– Белый волк Одина не может умереть, – Браги ткнул рукой в железной перчатке в грудь Рорка. – Боги Асгарда покровительствуют тебе, сынок.
– Где принцесса?
– В доме христианского Бога. При ней Бродерик и десяток готов. Они не удержат охотников Зверя.
– Дядя, ты веришь, что эти воины посланы Хэль?
– Я не знаю. Но нам нечего терять. Воет пес Гармр у Гнипахэллира, началась последняя битва, и если мы погибнем бесславно, погибнет весь мир. Но если мы победим, прорицание Вельвы не свершится. Ты боишься их?
– Я убил двух из них. Мне непонятно, почему остальные не напали на меня.
– А ты не догадался? Они струсили. Ты прорубил страх в тех, кто отвык бояться, кто считал себя непобедимым… Слышишь?
Вечерний сумрак разорвал хриплый, грозный звук – то десятки рогов и медных труб в стане Зверя протрубили сигнал к началу атаки. И сразу тысячи факелов вспыхнули в поле. Тьма ожила, пришла в движение, неудержимая в своем неистовом стремлении покончить наконец с теми, кто осмелился встать у нее на пути.
По сигналу Первуда, который ждал этого момента, ратники первого кольца немедленно подожгли десятки костров за первой засекой. Лучники-лесовики вытянулись в линию, образовав выгнутую в сторону врага дугу, а за ними встали норманны, закрывшись большими щитами, круглыми сверху и заостренными снизу. Назначенный командовать норманнами первой линии Оке Гримссон носился на своем рыжем жеребце взад и вперед, сыпал ругательствами, подбадривал воинов и надоедал Первуду, требуя с него клятвы, что анты не дрогнут и не побегут.
– Хочешь такой клятвы? – не выдержал Первуд, сердито сверкнув глазами. – Клянусь, что я буду рядом с тобой и разобью тебе голову, если побежишь.
Гримссон злобно ухмыльнулся, но пререкаться не стал: времени на ссору не было. Полчища Зверя уже подошли на полет стрелы к засеке, и враги теперь могли видеть друг друга в свете факелов и костров. Одновременно другая часть войска Аргальфа подошла к монастырю. С холма было видно, как на стены Луэндалля обрушился град огненных стрел. Сгустившаяся темнота мешала видеть, что происходит у Луэндалля, поэтому было неясно, штурм ли затеял Аргальф, или его лучники просто ведут перестрелку с осажденными. Но это была лишь уловка. Аргальф решил таким простым способом попытаться выманить союзное войско из-за засек на помощь беззащитному Луэндаллю.
Прошло около часа, костры медленно разгорались. Солнце давно село за Винвальдский лес, и его красный отсвет в небе сменился пурпурным, а потом и вовсе померк. Рать Браги стояла в ожидании. И вот в сгустившейся темноте вновь заревели варяжские рога и трубы.
Командиры Аргальфа собрали для первого удара все отребье со своего войска. Дикая орда в несколько тысяч копий числом состояла из пиктов, пруссов, свирепых кельтов и варваров с севера. В свете факелов их дикие свирепые рожи, вымазанные для устрашения врагов кровью или раскрашенные сажей и соком растений, казались мордами адских чудовищ. Стягов и значков у этого дикого воинства не было, и варвары заменили их головами и частями тел убитых пленников, конскими и собачьими шкурами, насаженными на пики и альберды. Воинство Зверя ненадолго задержались у засеки: наемники ревели, выли и размахивали оружием, стремясь запугать укрывшегося за засекой противника. Но вот снова проревел сигнальный рог, забили литавры в глубине вражеского строя, и орда пошла на приступ. Вражеские лучники дали залп, скорее наугад, поэтому лишь несколько стрел попали в цель, ранив воинов Первуда.
Ответный залп обрушился на наемников в тот момент, когда первые шеренги воинов уже вступили на засеку, круша мечами и боевыми топорами острые сучья, расчищая себе путь. Точно смертоносный железный дождь обрушился с неба, застучал по щитам, впивался зазубренными железными жалами в тела, выкашивая целые ряды. Вопли и стоны стали ответом на стрельбу лучников-антов, которые так хорошо пристрелялись к засеке, что могли бы посылать стрелы с завязанными глазами. Раненые метались по засеке, напарываясь на заостренные ветки, обливаясь кровью, падали грудами, преграждая путь своим же товарищам, которые безжалостно шагали прямо по телам, спеша преодолеть убойную полосу.
Лучники Зверя тоже вели стрельбу, сотни стрел свистели в воздухе, находя свои жертвы с обеих сторон, но потери наемников были несравненно больше. Десятки дергающихся в конвульсиях тел повисли на рожнах и стволах, однако враг упорно лез вперед, подбадривая себя криками и улюлюканьем, гикая и размахивая оружием.
Лучники Первуда почти опорожнили свои колчаны, каждый оставил лишь по пяти стрел, как и велел им Первуд. Враг преодолел уже две трети засеки, рассвирепевшие наемники были в тридцати-сорока саженях от сторон северян. И вдруг протяжно и гнусаво запел дождь; услышав его, лесовики немедленно оставили свои позиции и, таща раненых, ушли за спины норманнского строя.
Настал черед воинов дружины Инглинга и Браги. Двести норманнов подняли щиты, одновременный вздох вырвался из двухсот глоток. Враг был совсем близко: на засеке копошилась черная людская масса, сверкало оружие. Колеблющийся свет костров выхватывал из темноты забрызганные кровью лица, распяленные в зверином вопле смрадные рты, оскаленные, как у зверей, зубы, полные бешенства глаза.
Еще мгновение, и первые группы наемников, преодолев засеку, бросились на норманнов. Дробный грохот, похожий на шум гигантской мельницы или камнедробильной машины, наполнил ночной воздух. Будто невидимая пасть громадного чудовища пережевывала металл, дерево, человеческую плоть и кости, чавкала, издавала смрад выпущенных внутренностей, брызгала во все стороны кровавым дождем.
Норманны дрались отважно и методично, вполне подтверждая свою славу искусных воинов: за каждого сраженного северянина наемники платили пятью-шестью своими жизнями. Отрядам Аргальфа удалось немного потеснить дружину Гримссона, но тут им на помощь бросились анты, которых Первуд решил придерживать до поры. Безумна была храбрость этих воинов, потому как не все словенские воины имели доспехи, только щиты из турьих шкур, расседавшиеся под ударами мечей. Однако большие топоры и медвежья рогатина антов пролили не меньше крови, чем мечи и секиры варягов. Наемников прижали к засеке.
Первуд взмахнул своей тяжелой булавой. Лучники засуетились, поджигая стрелы, обмотанные трутом, подняли луки. Еще взмах – и ночь прочертили огненные дуги, оставляя за собой невидимый в темноте дымный след, упали за спину орды, поджигая заранее уложенную под засечные ряды калину.
Политый маслом и смолой хворост вспыхнул быстро. Еще продолжали наемники наседать на дружину Гримссона и антов, а за их спиной уже бушевало багровое пламя, пожирая трупы, повисшие на сучьях, отрезая подкрепления от тех, кто сумел преодолеть засеку. Наемники дрогнули; заметались черные тени в зареве пожара, строй вдруг развалился в мгновение ока – и началось бегство, страшное, постыдное, обреченное. Обезумевшие от ужаса люди бросались очертя голову прямо в огонь, других настигала сталь. Орда была разгромлена, поражение было полным.
Черный смрадный дым, повисший над пожарищем, мешал видеть с холма подробности схватки, но страшные вопли наемников и торжествующие крики норманнов «Браги! Браги!» объясняли, что происходит. Мелкие группки наемников были перебиты, прочие нашли свою смерть в пламени. Удушливый смрад горелого мяса и частички пепла черными клубами поднимались к небу. Более трехсот вражеских трупов усеяли склон холма, сколько же тел сгорело в огромном погребальном костре, в который превратилась засека, не знал никто. Норманнов и антов тоже полегло немало, но первая схватка для союзников войска оказалась победной.
Затихли вопли, догорели костры и засека, рассыпавшись мерцающими в темноте кучами горячих углей. Наконец-то с холма подул ветер, унес чад и зловоние. При свете факелов норманны торопливо вытаскивали из груд мертвецов своих раненых, уносили их прочь. Оке спешил отвести свою дружину за вторую засеку. Времени было немного: враг обязательно пойдет в новую атаку, едва погаснет пожарище.
- Предыдущая
- 52/93
- Следующая
