Сага о Рорке - Астахов Андрей Львович - Страница 29

• Предыдущая
• 29/93
• Следующая

– Господь прислал вас нам на спасение, – добавил священник. – Мы уже только просили Господа уменьшить наши мучения. Теперь мы не умрем. Вы спасли нас.

Турн разливал горячий суп, Модрих с Рорком кормили самых слабых с ложки. Слепые ели с жадностью, с кровавыми слезами. Турн качал головой – очевидно, что немногие из этих бедолаг смогут выжить без нужных снадобий. А здесь даже хлеба с паутиной нет.

Одноглазый Модрих отвел Турна к раненому купцу – тот лежал особняком от остальных в домике священника. К удивлению Турна, раненый заговорил с ним на чистейшем норманнском языке.

– Ты знаешь наш язык? – изумился Турн.

– И еще четыре, добрый человек. Как твое имя?

– Турн, сын Шолахана. Я ирландец, но служу в норманнском войске, у достославного Браги Ульвассона. Со мной его сыновец Рорк Рутергерссон, многие другие славные ярлы, которые пришли освободить эту землю.

– С вами большой отряд?

– В Фюслин мы пришли вдвоем.

– Как жаль!

– О чем ты, друг?

– Я надеялся, что вас много. Было бы вас хотя бы десятка два…

– А тебе какое до этого дело?

– Не сердись. Я должен довериться тебе, потому что иного выхода у меня нет. Только обещай мне… – раненый тяжело вздохнул, – обещай мне, что выслушаешь меня до конца… и не убьешь, пока я не закончу свой рассказ.

– Странная просьба. Хорошо, я обещаю тебе.

– За своего друга тоже пообещай.

– Обещаю. Ну же, говори.

– Нет, постой, я должен просить тебя еще об одном. Поклянись своими богами… жизнью своей, что выполнишь все, о чем я попрошу. Выполнишь – и не предашь.

– Ты, приятель, потерял глаза, но можешь потерять и голову! – в нешуточном гневе заорал Турн. – За такие слова…

– Прости меня, – слепой протянул к Турну руки, и такие боль и отчаяние были в этом жесте, что гнев ирландца мгновенно стих. – Я говорю это не потому, что не доверяю. Я… я сам предал!

– Ты?

– Выслушай меня, воин, не перебивай. Я всего лишь монах, никакой не купец. Святой Адмонт, настоятель монастыря в Луэндалле, послал меня предупредить королеву Ингеборг о вашем прибытии в Готеланд. Я пробрался в убежище королевы и доставил грамоту от Адмонта. Мы отправились в путь, но в первую же ночь на нас напали ансгримцы, все семеро. Они схватили королеву, убили ее охрану, а меня… меня пытали, – слепой затрясся от рыданий. – Ансгримец в красном облачении вырезал мне мизерикордией левый глаз. Боль была нестерпимая. Он спросил меня, что я знаю, и я сказал… чтобы больше не было этой ужасной боли! Они смеялись! Накажи их Господь! А потом… потом они вырезали мне и правый глаз. И отпустили. Я предатель. Я все им рассказал.

– Ладно, клянусь тебе ирландским Нуаду и норманнским Одином, – проворчал Турн. – Достаточно тебе?

– Я рад, что ты понял. Только прошу еще об одном – выгляни за дверь, посмотри, не подслушивает ли нас кто-нибудь.

– Послушай, дружок, ты начинаешь мне надоедать. Хочешь, я тебе расскажу кое-что? Ты в бреду болтал о какой-то девочке, о каком-то убежище. Это ли твоя тайна? Стоит ли она того, чтобы тебя слушать и давать при этом страшные клятвы?

– Я говорил о девочке? – даже в полумраке комнатки было видно, как побледнел слепец.

– Так сказал жрец вашего бога. Его, бедолагу, тоже ослепили. И всю деревню – от старого до малого.

– Я знаю. Гончие псы Аргальфа уже идут по следу. Это моя вина. Почему я не умер в монастыре. Как мои братья?!

– Умереть ты еще успеешь. Если хочешь рассказать мне что-нибудь, поторопись. Время идет, а я еще не услышал ничего стоящего.

– Послушай, сын Шонахана, я доверяю тебе судьбу Готеланда. Знаешь ли ты, что у королевы Ингеборг есть дочь?

– Что-то слышал об этом. Продолжай.

– Принцесса Аманда – законная правительница Готеланда. Рыцари Ансгрима схватили ее мать, теперь она пленница Аргальфа. Пленив Ингеборг, Аргальф стал владыкой Готеланда, и только Аманда может оспаривать его права на трон.

– Это понятно. Чего ты хочешь?

– Слушай меня, не перебивай… Этот ребенок – символ спасения, символ борьбы. Пока жива Аманда, готы никогда не признают чужеземного узурпатора. В сердце девочки течет кровь десяти поколений готских королей, и бароны, которые не подняли меч в защиту норманнки Ингеборг, не посмеют презреть собственную кровь. Если девочка попадет в руки Аргальфа, все пропало. Аргальф провозгласит себя регентом, и Готеланд окончательно будет повержен к ногам Зверя.

– Ты говоришь как человек, обладающий великим знанием.

– Я всего лишь скромный монах из монастыря святого Макария на Лофарде. Ты христианин?

– Нет.

– Тогда тебе не дано понять, с какой черной силой столкнулся Готеланд. Есть святой человек, которого Зверь ненавидит, – отец Адмонт из Луэндалля. Я сказал тебе, что он послал меня за королевой, и мое путешествие окончилось так ужасно. Теперь королева в плену, а я слеп. Но главного я тебе не сказал. Адмонт упросил меня уговорить королеву не брать с собой дочь: подозреваю, что такой же совет был в письме, которое Адмонт через меня передал королеве. Ее величество так и поступила. Девочка осталась в тайном убежище.

– О чем же ты беспокоишься, друг? Все хорошо.

– Да, но… – раненый снова затрясся от беззвучных рыданий. – Я рассказал этим псам об убежище.

– Ты рассказал им о девочке?

– Да, сын Шонахана. Я поступил как Иуда. Я передал эту несчастную девочку в руки исчадия сатаны. Но Бог случайно привел вас сюда. – Слепой с неожиданной силой схватил Турна за руку. – Это промысел Божий. Может быть, еще не поздно. Нужно доставить принцессу в Луэндалль. Адмонт сумеет ее защитить.

– Почему ты так думаешь?

– Ты язычник, ты не поймешь. Камни Луэндалля священны, на них ступала нога первокрестителя Теодульфа. Зверь не может войти в обитель.

– Но его наемники могут.

– Однако нет сейчас во всей земле места безопаснее, чем Луэндалль, – упрямо повторил слепой.

Турн задумчиво теребил бороду. Сидевший перед ним человек был явно не в себе. Странно было бы думать, что после перенесенных страданий и пыток он сохранил бы здравый ум. Стоит ли слушать его бред? Или же он не бредит и действительно доверяет им с Рорком судьбу этой страны?

– Боюсь, что ты опоздал, друг, – сказал он после долгой паузы. – Псы Аргальфа были здесь три дня назад. А предал ты девочку еще раньше. Она уже у Зверя.

– О, не говори так! – слепой сжал кулаки в отчаянии. – Ты не знаешь пророчеств, не знаешь главного. Аргальф не просто убийца и узурпатор. Он Антихрист, Зверь, посланный на землю силами тьмы. Наступает время последней битвы, и остановить Зверя может только человек. Этот ребенок… принцесса Аманда…

– Ну говори же, не мямли, во имя всех богов!

– Только малое дитя может сопротивляться власти Зверя, ибо Спаситель живет в душе ребенка. Если спасется Аманда, спасется Готеланд. Если спасется Готеланд, спасется мир.

– И что же будет потом?

– Я этого не знаю.

Слепой замолк, тяжело дыша, откинулся на подушку. Турн задумался. Пытать калеку дальше было неразумно: бедняга был обессилен, вот-вот могла вернуться горячка, которая неминуемо прикончит его. Смысл услышанного был для кузнеца смутен и неясен: так на старых выцветших картинах невозможно угадать первоначальные краски изображенного. Не было сомнений лишь в одном: несчастный слепец доверил ему действительно важную тайну, и очень многое в исходе этой войны теперь зависело от них с Рорком.

– Как твое имя? – спросил Турн.

– Герберт.

– Ты видел рыцарей Ансгрима?

Лицо слепого исказили ненависть и душевная мука.

– Да, видел, – ответил он, и голос его дрогнул. – Я видел Князей Тьмы, пришедших на землю.

– Расскажи мне о них.

– Я не в силах. Это невозможно описать. Их приближение – как приближение потопа, ржание коней разрывает сердце, блеск оружия ослепляет, вид повергает в смятение. Они не знают ни страха, ни жалости. Они в мгновение ока перебили охрану Ингеборг, сделали это так легко, будто резали цыплят! Один из них, воин в красном, лишил меня глаз. Теперь я живу во тьме, но в день, когда я видел воителей из Ансгрима, я видел худшую тьму!

• Предыдущая
• 29/93
• Следующая