Выбери любимый жанр

Брачный сезон или Эксперименты с женой - Николаев Константин Николаевич - Страница 7

Изменить размер шрифта:

Глава 5

Встреча друзей

С каждой станцией я все отчетливее понимал, почему от моей скорее всего не состоявшейся жены, то есть Марины, ушел муж.

Ну, во-первых, если она подобным образом всегда представляет своих кавалеров, то это уже хороший повод для ухода. А если она делает это часто (то есть у нее много знакомых мужчин), то это еще один веский повод. В-третьих, какой нормальный человек способен выдержать у себя под боком фанатика? А если этот фанатик – женщина, да еще увлеченная театром (то есть чужим талантом)? Тем более ТАКИМ театром. Даже этих трех недостатков вполне хватит, чтобы стремглав сбежать от подобной супруги.

Но недостатков у Катькиной подружки, вероятно, намного больше. А эти три случайно высветились при нашем мимолетном знакомстве. Продлись оно подольше, я насчитал бы не три, а тридцать три. А может, и все триста тридцать три! Хотя это отнюдь не является моей целью. Кстати, какова же, собственно говоря, моя цель?

Жениться? Это смешно. Плоды ночной беседы с лучшей институтской подругой не могут воплощаться в жизнь так примитивно и однобоко.

Флирт? Ни к чему не обязывающий романчик? Еще смешнее. Не достаточно ли романчиков? Не хватало еще гульнуть с какой-нибудь из наших школьных курортниц. Хорошо бы это выглядело – я ухаживаю за нашим завучем, престарелой истеричкой Риммой Игнатьевной.

Такое ухаживание можно себе представить лишь в том случае, если Римма Игнатьевна внезапно сляжет и наш школьный коллектив отрядит меня со связкой апельсинов справиться о температуре и давлении. Да и это может привидеться лишь в страшном сне…

В эту минуту в вагоне произошла маленькая заварушка. В раскрывшиеся двери вошел высокий брюнет в турецкой дубленке. Он был чисто выбрит. От брюнета несло дорогим одеколоном и хорошим коньяком. Пробираясь в середину вагона, плейбой слегка задел тетку в пуховых рейтузах. Помимо бесчисленных сумок тетка наперевес держала огромный синтетический ковер жутковатой расцветки.

– Мужчина! – взвизгнула она, продемонстрировав все свои сорок восемь золотых коронок. – Ты что, ослеп?! Не видишь – женщины едут!

Брюнет глянул на часы и вяло отреагировал:

– Женщины в это время еще спят.

После этих слов он уцепился за поручень и смежил усталые веки, которые, казалось, также были выбриты и благоухали одеколоном и коньяком.

Золотозубая ковроносица наверняка возмутилась этим неожиданным отпором, но ее крик был заглушен мерным перестуком колес.

Где же я видел этого брюнета? – пытался вспомнить я. Но, так и не вспомнив, вернулся к своим мыслям.

Хватит экспериментов. Надо продолжать жить размеренной холостяцкой жизнью, убаюкивающе пронеслось в моей голове.

Э-э, нет, сказал я себе. Не учтен один маленький меркантильный вопрос. Не вечно же мне прыгать как кузнечику. Когда-нибудь стукнет пятьдесят. А потом и шестьдесят, и, чем черт не шутит при такой-то жизни, все семьдесят. Глядишь, навалятся старческие комплексы, одиночество, болезни… И никто тогда уже на меня не клюнет. Кому нужен старый, бедный и больной заслуженный учитель? И что ж мне тогда прикажете, одеяло на себя зубами натягивать? Или совершать двухдневный марш-бросок до аптеки? С передышками у булочной и прачечной? Как ни крути, надо жениться.

– Станция «Красногвардейская». Конечная. Поезд дальше не идет. Просьба освободить вагоны.

– Не забывайте в поезде свои бомбы, – мрачно выговорил брюнет металлическим дикторским голосом.

Я мельком глянул на его роскошную, а-ля Элвис Пресли, шевелюру и вдруг вспомнил. Такие же волосы были у Витальки Рыбкина, моего однокашника, будущего учителя черчения. Да и морда у брюнета была Виталькина. Такая же наглая.

– Виталька! – заорал я, и мой голос заметался под низким потолком станции. – Рыбкин!

Брюнет вальяжно обернулся и принялся разглядывать меня, как диковинное насекомое. Через некоторое время он с сомнением произнес:

– Арсюшка?

– Он самый! – с готовностью подтвердил я.

– Да тебя, брат, не узнать. Постарел.

Ну вот тебе на! Услышать такое от бывшего лучшего друга. Впрочем, мы ведь мужики. Чего обижаться…

– А ты вроде как даже помолодел.

Я с горечью оглядел его дубленку. Мое зимнее пальтецо, пылившееся в шкафу в ожидании зимы, внезапно вызвало у меня приступ ярости.

– Откуда это ты в такую рань? – поинтересовался Рыбкин.

– С работы, – нехотя ответил я. – А ты?

– А я от бабы, – вздохнул мой бывший друг. – Вот, отправил жену отдыхать. Теперь развлекаюсь. До того доразвлекался, что до метро докатился, – попытался он скаламбурить и добавил: – Даже на тачку денег не хватило… А ты где ж работаешь? На заводе, что ли? В ночную?

– Да нет, в школе…

И тут Виталька захохотал. Отсмеявшись, он выдавил:

– Ну ты, старик, даешь! Позволь снять шляпу. Значит, разумное, доброе и – как его там – вечное? Что, совсем жизнь ни к черту?

«А действительно, – подумал я, – почему я до сих пор в школе? Работа эта мне не нравится, денег не платят…»

Виталька продолжал:

– Вот что, старик, хочешь ко мне, на фирму? Помогу по старой дружбе. Многого, конечно, не обещаю. Но баксов четыреста в месяц выжмешь…

– А что у тебя за фирма? Какие-нибудь проекты? Чертежи? – предположил я, вспомнив, что Рыбкин учился на учителя черчения.

– Чертежи, – подтвердил мой бывший друг. – Причерчиваем нолики к своим кошелькам. Шутка! Жратвой я теперь торгую, старикан. Жратвой… Кетчуп наш народец внезапно полюбил. Вот такая штука!

Мы с Виталькой вышли из метро и автоматически двинулись в одну сторону. Рыбкин оказался моим соседом. Как ни странно, он обитал в доме напротив.

– Слушай, старик, – сказал Виталий, когда мы уже собрались расходиться, – а не взбрызнуть ли нам встречу? Тем более мне требуется малость подлечиться, – он с сомнением пощупал мешки под глазами.

Я с таким же сомнением ощупал рубли в своем кармане. После покупки цветов их оставалось не так уж много. Виталька уловил этот жест и хлопнул меня по плечу:

– Не бухти, старикан, у меня все имеется.

Мы поднялись в жилище торговца кетчупом. Виталька плюхнулся на кожаный диван и схватил пульт со стеклянного столика. По экрану телевизора заплясали голые девицы. «Не прошло и часа, – подумал я, – и вот опять эротические сцены».

– Пошеруди-ка там, в баре, – томным голосом протянул Рыбкин.

Я открыл дверцу и достал початую бутылку «Мертеля», шоколадку и засохший лимон.

– Давай по-холостяцки, – предложил мой старый друг, расплескивая коньяк мимо стаканов.

После второго стакана в квартире наступило некоторое оживление.

– А что, иди ко мне на точку! – голосил Виталька. – Ты ведь, наверное, единственный со всего курса, кто в учителя подался. Ленка Михеева с изобразительного – маникюрша. Ногти накладные бабам приделывает. Между прочим, неплохо зарабатывает… Павлик Безкоровайный из историков тоже куда-то продвинулся. Все, в общем, устроились… А ты? Арсюш? Прямо жалко глядеть! – Рыбкин уже готов был прослезиться. Вот они, старые дрожжи! – Давай из тебя первоклассного оптовика сделаю, а?

Но мне что-то не улыбалось становиться оптовиком, пусть даже и первоклассным.

– Да ладно тебе, Виталь, – отозвался я дружелюбно, – как-нибудь пробьюсь. Ты мне лучше вот что скажи, – голос мой звучал уже довольно пьяно. – Как у тебя с бабами-то? По-прежнему?

– А что, старичок, хочешь вспомнить наши сабантуйчики? Тогда лови момент, пока моя далеко. Ты-то, кстати, женат?

– Вот об этом-то и речь, – я ухватился за Виталькину мысль и принялся развивать идею мадам Колосовой. – Нет ли у тебя кого-нибудь на примете?

– Ого! – удивился мой собутыльник и уже более твердо плеснул в стаканы «Мертель». – Вот, значит, как у нас серьезно. Что ж, старичок, поможем, поможем.

Он деловито покопался в кармане дубленки, брошенной тут же, на диване, и извлек на свет божий видавшую виды записную книжку.

– Есть тут у меня одна, – пробормотал Рыбкин, листая книжицу. – Все мучается. Мужики-то у нас на фирме, можешь себе представить, какие. – Я с сомнением посмотрел на Виталькину шевелюру и лоснящиеся щеки. – А ей поинтеллигентней подавай. Вроде тебя. Сам бы женился, ей-богу, да, понимаешь, не могу.