Брачный сезон или Эксперименты с женой - Николаев Константин Николаевич - Страница 22

• Предыдущая
• 22/76
• Следующая

– Можно я надену твою рубашку? – донеслось из комнаты.

– Зачем?

– Хочу немного прибраться у тебя, раз уж не удалось… Все равно ночь предстоит бессонная.

– Можно, – ответил я, подивившись загадочности женской души.

Через несколько минут Светлана показалась в проеме коридора и тут же скрылась в ванной. Оттуда послышался перезвон посуды.

Сидеть без дела было неудобно. Я достал из шкафа майку и тренировочные штаны. Ненавижу уборку, тем более ночную. Но что поделаешь.

– Ну и бардак у тебя, – проворчала Виталькина жена, не поднимая головы, когда я появился в дверях ванной комнаты. – Ты что, посуду принципиально не моешь?

– Да нет, изредка мою… Послушай, – я решил переменить тему, – ты не обиделась?

– Что уж там, все понятно.

– Ты не думай, ты очень симпатичная, – стал оправдываться я, принимая из рук Светланы сверкающие тарелки. – Просто не могу я вот так вот… Сразу… А насчет измены ты не переживай. Виталька все равно подумает, что ты кого-нибудь нашла. Только вот будет ли от этого лучше?

– Ну и пусть думает, – сердито буркнула моя новоявленная посудомойка.

– Опять поссоритесь.

– Ну и ладно! Все равно я с ним разводиться собралась… Ты, кстати, не видел ее?

– Кого? – не понял я.

– Ну эту, с волосом.

– Нет, – соврал я. – Не видел. Да может, и волос-то – собачий. Виталька с улицы притащил.

– Да что я, женских волос не видела, что ли?! – взвилась Светлана, одарив меня свирепым взглядом, словно треклятый волос принадлежал мне.

Вот ведь пристала к этим волосам. Сама же говорит, что разводиться собралась.

– Все вы мужики такие, – сказала мадам Рыбкина и загрохотала посудой. – Вот попомни мои слова: когда женишься – тоже такой будешь. Это до свадьбы вы – зайчики шоколадные. Нет, только развод! Пусть ищет жену себе под стать…

Я потащил посуду на кухню. За рыбкинским домом показались первые лучи солнца. Вчерашний мужик опять ковырялся около своего «Запорожца». Светлана остервенело тёрла пол в комнате. В моем доме с каждой минутой становилось все уютнее.

Что бы я делал без женщин? Хотя я ведь жил как-то без них все это время. Но с ними, конечно, неизмеримо лучше. Зря я, наверное, не поддержал Светлану в ее стремлении к измене. Все равно ведь собралась разводиться с Виталькой. Так что ему-то какая разница. Только он, бедняга, ни о чем еще не догадывается!

Я посмотрел на окно Рыбкина. Там слабо теплился красноватый свет. Не спит. Мучается.

Когда Светлана занялась кухней, я осторожненько набрал Виталькин телефон. Может, намекнуть? Нет. Тогда он просто убьет меня. Для начала следует разведать обстановку.

– Виталь, – приглушенно сказал я, когда трубка ожила, – ну ты как?

– Старик! – радостно заорал торговец кетчупом. – Ты даже не представляешь, что творится! Небось, продрых всю ночь?

– Ну это как сказать.

– А моя, представляешь, решила мне изменить. Укатила куда-то на тачке!

– Да ты что! – деланно изумился я.

– Думает, я побегу ее разыскивать, как бобик!

– Так ты, что ж, ее даже не остановил?

– На фига? Хочешь изменять – изменяй. Я, старичок, Ларису вызвонил.

Я отшатнулся от телефона. Так вот почему Виталькино окно опять мерцало красным светом разврата.

– И вообще, – продолжал Рыбкин, – я разводиться решил. Надоела мне эта баба. Пусть отправляется к своим родителям. В Черусти. Меня Лариса больше устраивает. Хоть она и родственница поэта. Поговорить есть о чем…

– Виталь, может, не стоит? С твоей Светланой тоже есть о чем поговорить.

– Стоит, старичок, стоит. Кстати, если ты насчет Ларочки удочку закидываешь, то поздно. Твой поезд ушел.

В комнату вошла Светлана. Я, сбивчиво попрощавшись, положил трубку.

– Ну, мне пора, – сказала покинутая жена.

– Рано еще, – забормотал я. – У меня еще белье не стирано…

Светлана игриво шлепнула меня по лбу.

– Вот заведешь жену – она тебе и выстирает.

Мадам Рыбкина сунула ноги в золотые туфельки и, помявшись, прислонилась лицом к моей щеке.

«Что-то теперь там будет?» – подумал я, закрывая за ней дверь.

Моя квартира преобразилась. Мне это казалось невозможным, но Светлана и в самом деле навела порядок. Залежи пыли в углах исчезли. Все вокруг так и сияло. И самое главное – ванна была свободна. А значит, можно понежиться в горячей воде.

Возможно, это и странно – мокнуть в кипятке на рассвете. Но кто мне скажет хоть слово? Кому помешает звук льющейся воды? Вот оно – явное преимущество холостой жизни. Хотя, с другой стороны, я ведь так и собирался бы вымыть посуду еще полгода, если бы не неожиданный визит дамы.

Ванна наполнилась водой, и я погрузился в нее по самые уши. «Что у нас на повестке?» – поинтересовался я. А на повестке у нас еще несколько дней узаконенного безделья. В один из этих дней я просто обязан пригласить куда-нибудь Марию. И музей будет как раз кстати. Например, зоологический. Там билеты дешевые. Да и не был я там давно. Хотя, наверное, чучела хищников не лучшая декорация для проявления женских чувств.

Тогда можно сводить ее в зоопарк. Нет, живые хищники еще хуже! Однажды в детстве меня в зоопарке ухватила за палец какая-то цапля. И не отпускала, пока ей не дал пинка сторож. Вот это было потрясение! С тех пор я был в зоопарке всего пару раз. С учениками.

К тому же сейчас зима. Звери спят, наверное. Да и мы замерзнем. И вот тогда Маше как пить дать захочется согреться. Она, разумеется, предложит куда-нибудь заглянуть. А куда? У меня не хватит денег даже на кафе «Вареники».

Нет, музей все-таки лучше. Там, по крайней мере, тепло…

Вода достигла края ванны, и я вытянул пробку. Воду я никогда не перекрываю. Звук льющейся воды создает в ванной какой-то уют. Кажется, что в доме есть кто-то еще. А что я ей скажу? – продолжал я размышлять. Действительно, как ее пригласить? Просто сказать: пошли, мол, со мной в музей? Примитивно как-то. По-детски. Да и боязно – вдруг она предложит где-нибудь «посидеть». «Посидеть» у женщин наверняка означает какую-нибудь забегаловку.

Нет, Маша совсем не такая. Вот если бы я связался с Катькиной подругой Мариной, то тут зоологическим музеем уж точно не отделался бы.

Кстати, можно позвонить в школу Сонечке и попросить у нее бесплатный пропуск. Как учителю биологии, он ей наверняка положен. Водит же она как-то по разным зверинцам своих учеников. Вот и экономия! Только надо придумать что-нибудь правдоподобное. Зачем человеку, сидящему на больничном, может понадобиться пропуск в музей? А, чепуха, подумал я, скажу, что пропуск не для меня, а для соседского сына. Он, мол, хочет стать биологом…

Дырка в ванной издала неприличный звук, и я оказался лежащим среди желтоватых эмалированных стен. Надо было выбираться.

Замотавшись в полотенце, я прошлепал в комнату. За мной по полу тянулись мокрые следы.

В учительской к телефону подошла Римма Игнатьевна.

– Арсений Кириллович! – почему-то обрадовалась она. – Вы уже выздоровели? Вот хорошо-то! Мы тут без вас прямо-таки зашиваемся. Константину Кузьмичу пришлось вести в старших классах еще и литературу…

Представляю себе, что из этого получилось. «К в кубе» рассказывает о Толстом и чертит на доске формулы. Я инстинктивно затряс головой, хотя историчка этого, конечно, не могла видеть, и ответил:

– Нет-нет. У меня высокая температура! Мне бы Софью Петровну…

– Софью Петровну? – удивилась завуч. – Довольно странно…

– Нет, вы меня не так поняли, – перебил я. – Нам нужно обсудить некоторые профессиональные проблемы.

– Ах вот как? – Римма Игнатьевна почему-то обиделась. – Ну что ж, если это так серьезно, то я ее сейчас позову.

В учительской что-то загрохотало – видимо, удаляющиеся шаги исторички. Потом невнятно зашелестели голоса.

– И что, из-за этого надо было прерывать урок? – По-моему, это был голос Софьи Петровны.

• Предыдущая
• 22/76
• Следующая