Больно.Ru - Ничипурук Евгений - Страница 24

• Предыдущая
• 24/28
• Следующая

– Дурацкий снимок,– сказал я Димычу.

– Ты находишь? И чем же?

– Тачка на дэновскую похожа. Не публикуй его. Убери.

– Ну, не знаю. А сам снимок супер. Смотри, как тени легли. Не нужно пульс у парня трогать, чтобы понять – он мертв!

– Дим, сходи к врачу. Иногда мне кажется, что у тебя не все дома.

– Ладно, ладно. Это ты после того случая отойти никак не можешь. Успокойся.

Успокойся… Легко сказать! Мне предстояло еще пережить суд. Хотя адвокат смотрел на мое будущее с полным оптимизмом. Он уверял, что добьется оправдания. Но это еще не скоро. Объявлено, что в лучшем случае суд состоится в мае.

Машина вылетела с трассы, то ли не вписавшись в поворот, то ли водитель резко крутанул руль, увидев что-то на дороге. Ночь. Скорость сто сорок. В таких случаях все происходит за считанные секунды. Раз! И картинки вокруг тебя смешиваются. Все мелькает в неровном свете фар. А потом ничего. Я тысячу раз так улетал на своем «Порше» стоимостью пятьсот шестьдесят тысяч долларов и прекрасно знал, что нельзя резко жать на тормоза. Нужно успокоиться, выровнять руль и, чуть притормаживая, дождаться момента, когда бездорожье погасит бешеную скорость. Но иногда на обочине попадаются дерево, глубокая яма, столб какой-нибудь. И вот тогда машина ломается пополам, обнимая своим металлическим телом твердую непоколебимую преграду, и, кувыркаясь, становится для всех находящихся внутри подобием кухонной мясорубки. «Нид фор СПИД» – хорошая игра. Правда, ремонт «Порша» всегда стоил денег. Но деньги ведь ненастоящие, и, к тому же, после ремонта машина никогда не теряла своей стоимости и ходовых качеств. Это игра. В жизни все иначе…

Дэн вылетел с трассы на скорости 140 км/ч, перелетел через заградительный ров и, подняв огромный фонтан земляных комьев, уперся носом в незримую земляную преграду метрах в тридцати от дороги. Он не жал на тормоз, он пытался справиться с управлением, если бы скорость чуть сбавилась, мы бы умерли на 10 метров ближе к дороге. А так…

Я выжил, а Дэн погиб. То, что он мертв, я понял сразу. Не нужно было трогать рукой пульс, хлопать по щекам. Глядя на стул или кровать, у вас никогда не возникнет желания искать у них пульс. И мысли не возникает искать далее крохотную искорку жизни. Дэн был мертв, как стул, как кровать, как пепельница. Я выбрался из машины весь в крови, его и своей. Голова кружилась, ноги подкашивались, я падал в грязь, но все-таки добрался до дороги. Сел на корточки на разделительной полосе и, раскачиваясь из стороны в сторону, принялся тереть кулаками глаза. Дотер до того, что зрение практически пропало. С трудом разглядел две приближающиеся светящиеся точки. Машина. Я вскочил и побежал навстречу. Зрение не возвращалось. Кто-то схватил меня за плечо. Рядом были люди. Трое. Один протянул мне чистую тряпку, и я с ожесточением стал тереть лицо и глаза.

– С вами был ребенок. Скажите, где ребенок?

– Какой ребенок? – кричал я.– Мы ехали вдвоем. Я и Дэн. Дэн погиб, я живой. Но плохо вижу… Не было ребенка…

Сосредоточившись, кое-как разомкнул набухшие веки и увидел в свете фар, в том самом месте, где машина слетела с трассы, детские босоножки. Прямо на дороге.

– Может, вы сбили ребенка? О боже…

Я слышал, что от удара тело запросто может вылететь из обуви. Но мы никого не сбивали. Это были просто босоножки, детские, красненькие, с большой блестящей застежкой. Я сел на корточки и потерял сознание.

Мне всегда нравилось, как работают наши аудиопираты. Во всем мире еще не вышел в свет Exiter от Depesh Mode, а я уже вовсю гонял его в наушниках. Правда, потом, когда состоялась мировая премьера альбома, в продажу поступили лицензионные диски, и из всех мыслимых и немыслимых колонок зазвучали Dreame on и Free love, оказалось, что мои пиратские версии несколько отличаются от тех, что в итоге пошли в тираж. Но я не расстроился, а даже обрадовался, теперь мой «ДМ» станет коллекционной редкостью.

Под звуки того самого пиратского «ДМ» я спускался с Эльбруса по жесткому утреннему снегу. Жесткий снег – самое ужасное, что может с тобой случиться на горе. Доска не тормозит совсем, а падать больно так же, как если бы ты свалился на голый асфальт. Можно запросто разбить колено или сломать копчик. Сначала я хотел дождаться момента, когда высокогорное апрельское солнце растопит ледяную пленку и полоумные лыжники разрыхлят наст, но передумал: нельзя терять эти минуты. Скоро придется либо возвращаться, либо бежать куда-то еще дальше. Мое исчезновение будет замечено, и менты с удовольствием изменят меру пресечения. К тому же наверняка меня запрашивают свидетелем еще по паре дел.

Я подкатился к отвесному склону. Спускаться по нему было бы самоубийством, сейчас тем более. Далеко внизу, где снег уже заканчивался, обнажая черные камни, одиноко тянулась белая дорожка, оставленная сошедшей лавиной. Шириной метра три и длиной триста. Она петляла между огромных валунов, пока наконец не добралась до отвесного обрыва, опрокинувшись в бездонную пропасть. Зрелище обычное для этого времени года. Необычным было другое – след от доски, полоска на белой дороге.

За двадцать метров до обрыва райдер наконец-то поставил доску на кант и начал торможение. Скорость была безумно высока. Прорыв снежное покрывало до камней и черной земли, доска мчалась к неминуемой гибели, но все-таки замерла в полуметре от пропасти. Тут экстремал отстегнулся, сделал несколько шагов по белому, выбрался на камни и пошел пешком вниз.

Представить, как проходил этот спуск, было несложно. Но, честно говоря, не отказался бы увидеть его воочию. С этим безбашенным парнем, профессиональным райдером, я как-то оказался вместе на подъемнике, и он, здоровый, лохматый, с торчащей в разные стороны бородой, громогласно смеялся и пальцем указывал на след своей доски. Я бы тоже хотел уметь вытворять такие фокусы, но мне еще далеко до профи.

Внизу меня ждал облепиховый чай и шурпа. И дядя Миша.

– С новичками тяжело бывает. Вот попадутся бестолковые, и капец. Вся группа тормозится. Возись с ними, объясняй по двадцатому разу. Ты на лыжах катаешься?

– Нет, только на доске.

– Я доску не понимаю. Лыжники не понимают сноубордистов, а те не понимают лыжников. Но и те и другие на одной горе, и потому друг друга уважают. Вместе рискуют.

• Предыдущая
• 24/28
• Следующая