Тесей. Царь должен умереть - Рено Мэри - Страница 81
- Предыдущая
- 81/92
- Следующая
И в этот момент послышался новый шум, - пронзительный многоголосый вой, будто стая диких кошек в лунную ночь - и в зал ворвалась толпа наших девчат. Они несли вороха оружия: кинжалы, луки, колчаны, укороченные копья… А впереди, с руками в крови по локти, мчался Ирий - в женской юбке и шарфе - и совершенно нагая Фалестра с луком и колчаном за спиной; а за ней, словно черный дым войны, клубились ее волосы на лету Девушки разделись для предстоящей схватки, остались лишь в своих костюмах для пляски; а в свалке, наверно, лопнуло то слабое звено в ее поясе, что мы специально делали, чтобы спастись от рогов, и она не обратила на это внимания: амазонки на поле боя не замечают таких мелочей.
Они ворвались в Бычий Двор, каждая со своим боевым кличем; вид у них был такой, что стражники бросили свои щиты и копья и кинулись бежать. С тем же успехом можно было бы бежать от гончих Артемиды: их вмиг настигли, и они исчезли в водовороте тонких девичьих рук. Засверкала остро отточенная бронза… Когда девушки оставили распростертые тела - груди у них были забрызганы кровью, и не только у амазонок.
Теперь парни с криками бросились к девушкам, хватали у них оружие, топтали не глядя убитых стражников… А я, - все что осталось во мне от меня, - я был в бешенстве из-за той паники, которую сам же и вызвал. Я собирался подготовить наш прорыв как боевую операцию: спокойно, в полной тайне, с назначенным сроком выступления, с друзьями по ту сторону ворот, которые поддержали бы нас… Но людям не дано предвидение богов.
И теперь я стоял перед своим отрядом безумцев - и сам на грани помешательства - и ничего не соображал. Одно только я знал твердо: гнев божий собирается и нависает над нами, как сгущается воздух перед бурей… Но в глубине души моей была еще одна душа, свободная от безумия, и она словно бы со стороны шептала мне:
- Ты царь. Помни свою мойру. Не распускайся. Ты царь…
Я сжал рукой лоб. С закрытыми глазами молился Небесным Богам - Царю Зевсу, Аполлону Убийце Змей, - молился, чтобы вразумили меня, дали спасти мой народ… Потом открыл глаза и огляделся вокруг. Не то чтобы почувствовал себя много лучше, но вроде боги ответил и мне - я был уверен, что смогу сделать все что надо.
Повернулся к толпе, крикнул чтоб замолчали… Голос теперь был снова моим, все обернулись ко мне и стихли. И снова издали, с северной террасы, донеслись звуки свирелей и струн - с тех пор как я закричал в первый раз, прошло оказывается совсем немного времени.
Я ходил среди своих людей, отбирал лишнее оружие и раздавал его тем, у кого ничего не было, - а сам в это время размышлял, куда нам податься. Все пути из Бычьего Двора в Лабиринт я знал, но теперь они нам были ни к чему: надо выходить на открытое место, за стены. И поскорее - голова прямо раскалывалась от страха… Был только один путь - большие наружные ворота Бычьего Двора. Мы никогда не видали их открытыми, казалось они уже сто лет стоят заперты. Никто не знал, охраняются они снаружи или нет; есть ли вообще стена по ту сторону, мы тоже не знали - замочной скважины не было… Надо было их высадить.
Чем?… Скамьи и столы много легче ворот - долго придется колотить, будет много шума… А время уходило, бог был все ближе и ближе… И тут я увидел Дедалова Быка, его дубовую платформу на крепких колесах, его бронзовые рога.
Мы развернули его к воротам, облепили со всех сторон, уперлись плечами и погнали вперед. Сначала медленно, потом все быстрее, быстрее… Платформа ударила по створкам, они зашатались - и распахнулись настежь. Бык с грохотом выкатился наружу и мы очутились в портике с высокими колоннами, и в лунном свете были видны старые осыпавшиеся фрески… Бычий Двор, наверно, был когда-то залом государственных приемов. Давно, в прежние века.
А стражи снаружи не было.
Мы скатились по ступеням мимо высокой красной царской колонны; перед нами был заросший парк, а за ним - факелы и музыка. Теперь - когда мы были на улице - она оказалась очень громкой; и я понял, почему только стражники услышали наш шум. Мы мчались через парк как угорелые; и лишь когда три-четыре броска копейных уже отделяло нас от стен - лишь тогда вокруг меня раздались радостные крики моих Журавлей. Но я радости не испытывал, - ни радости, ни облегчения, - я был натянут сильней струны: бог, бог был рядом.
Мы остановились. Оружие никто не выпускал, оглядывались вокруг.
- А где все критяне? - спросил Аминтор. - Когда началось - в Бычьем Дворе были слуги…
Кто- то ответил:
- Слуги разбежались, я видел. А остальные, наверно, смотрят лунные женские пляски.
Меня словно ударило - забыл! На самом деле божественное безумие захватило меня без остатка, раз с тех пор, как оно началось, я ни разу не подумал о ней.
Запущенный парк дышал весенней свежестью… За нами сияла огнями бесчисленных ламп громада Лабиринта, а по небу над ним скользили облака; и казалось, что луна и звезды бегут по волнам, как корабли под ветром… А впереди - вершины кипарисов чеканкой лежали на красном зареве факелов, и под визг флейт и грохот барабанов и кимвалов пел многотысячный хор. Там впереди… Это было ужасно - ведь там в самом центре была дочь Миноса, Владычица Лабиринта. Ее маленькие ножки топтали в пляске разъяренную землю, она слышала дудки и лиры - но была глуха к голосу бога!… Небо, - прекрасное небо с летящей луной, со всеми его звездами, - небо давило мне голову, будто могильный курган, а судороги ужаса пробивались из земли через сандалии и отдавались у меня в животе.
- Аминтор! - говорю. - Фалестра! Касий!… Соберите всех вон в той роще. Спрячьтесь в кустах. И не двигайтесь - теперь уже скоро! Я тотчас вернусь, а вы - молитесь и ждите.
Они начали что-то спрашивать, но времени не было.
- Ждите!… - И я помчался к факелам.
Толпа стояла ко мне спиной, так что никто не обратил на меня внимания. С трех сторон площадь окружали высокие деревянные трибуны; с четвертой она была открыта, но запружена стоявшими там людьми. Это были критские крестьяне. Их было немного, - вообще критян было мало, куда ни глянь, - но в тот момент мне об этом не думалось. Сквозь праздничный шум я услышал, как взлетели дворцовые голуби, как все дневные птицы снялись со своих насестов и с гомоном ринулись в ночное небо. Бог уже дышал мне в затылок, так близко, что я не боялся ни критян, ни эллинов, ни зверей - только его прихода.
Критяне пропустили меня. Они привыкли, что любой светловолосый расталкивает их. Некоторые меня узнали и изумленно кричали имя мое… Я пробился к парапету и вскочил на него, чтобы увидеть ее сверху.
Поднимался ветер, и тысячи факелов на высоких шестах бросали в стороны хвосты огня. Голова кружилась от густых запахов горящей смолы, цветов и пыли, благовоний и разгоряченных тел… Передо мной была обширная поверхность Дедалова Лабиринта: магический узор из белых и черных камней - безукоризненно гладкий, блестящий… А вокруг - украшенные колоннами трибуны, сверкавшие праздничными нарядами толпы; в руках у женщин - куклы, увешанные драгоценностями… На краю площади разместились музыканты: барабаны, кимвалы, кифары и египетские арфы, духовые - от авлоса до крошечных флейт из слоновой кости, чей звук трепещет, словно раздвоенный змеиный язык… Музыка визжала - ранила ту мертвенную тишину, в которой стоял рядом с нами разгневанный бог… А на середине Лабиринта по извилистой ломаной линии белого мрамора, сплетя руки, двигались женщины - живая гирлянда, - раскачивались их волосы, ожерелья и платья, изгибались в танце стройные тела, и весь хоровод был похож на змею, что меняет кожу: сворачивался, разворачивался, свивая голову с хвостом… Змея повернула и пошла в мою сторону - и я увидел ее лицо… радостное, сияющее, без тени страха или тревоги… Она вела танец.
Я увидел ее. Тело мое и душа, исхлестанные божьим гневом, загнанные едва не до смерти, - тело и душа стремились к ней: к ее груди, к ее теплым рукам… Хотелось спрятаться в них, как прячется ребенок у матери своей от страхов тьмы… Я прыгнул с парапета на клетчатую кладку площади - и в этот самый момент могучий голос бога крикнул мне: «Я здесь!»
- Предыдущая
- 81/92
- Следующая
