Путь в Царьград - Михайловский Александр Борисович - Страница 49

• Предыдущая
• 49/72
• Следующая

Сухо треснул одиночный выстрел из «ксюхи», и выбитое из руки офицера оружие рыбкой улетело за борт.

А турок остался стоять с гримасой боли на лице, перехватив рукой вывихнутую кисть. Сержант Жданов, лучший стрелок батальона, укоризненно посмотрел на старшего лейтенанта: дескать, что же ты делаешь, старший лейтенант, куда же ты смотришь?

Тем временем подбежавшие морские пехотинцы скрутили англо-турка и уложили его мордой на палубу. Когда они вязали его, тот яростно ругался, употребляя выражения, принятые в среде лондонских докеров. Англичанин, млять — советник!

В трюме сухо щелкнуло еще несколько выстрелов, после чего засвистел пар, стравливаемый из котла через аварийный клапан. Потом на палубу подняли еще двух англичан — механика и его помощника. Впрочем, они сразу заявили, что они никакие не бритты, а чистокровные ирландцы, служащие на этом корабле по контракту. Они в категорической форме отказались находиться в одном помещении с английским офицером.

Пока Синицын выяснял у подданных формально нейтральной страны, кто есть кто, морские пехотинцы сорвали замки с трюмных люков и остолбенели от удивления.

Один трюм был завален старинной церковной утварью, представляющей несомненную художественную и историческую ценность. Причем лежало все навалом. Было ясно, что грузились в спешке.

Открыв второй трюм, морпехи опять удивились — из трюма на них смотрели девичьи глаза. Там были девушки на выданье, пригожие молодухи и совсем дети. Должно быть, абреки не один месяц занимались киднеппингом, чтобы набрать эту партию пленниц. Синицын связался с «Североморском» и коротко доложил обстановку.

— Жди, — ответил ему Перов, — высылаю греческую призовую партию. Русских подданных надо вернуть в Россию, церковную утварь тоже. Англичан давай сюда, мой особист жаждет с ними побеседовать, прежде чем передать дальше…

В это момент старшего лейтенанта кто-то дернул сзади за рукав. Синицын обернулся. Рядом с ним стояла девочка-подросток, лет тринадцати-четырнадцати, одетая в некогда нарядное, а сейчас помятое, рваное и грязное платье.

— Господин поручик, вы что, меня не слышите? Когда вы отправите меня к папе? Слышите, отправьте меня немедленно!

— А кто твой папа? — Синицын посмотрел на девочку сверху вниз, в ее голубые, как васильки, глаза.

— Мой папа — командир полка, — ударение в слове «папа» было сделано на второй слог, девочка топнула ногой. — Сейчас он воюет с турками, а мама у меня умерла. Ну пожалуйста, вы же русский офицер, отвезите меня к папа.

— А как зовут твоего папу? — спросил Синицын.

— Пушкин, Александр…

— Александр Сергеевич? — удивленно сказал Синицын.

— Нет, Александр Александрович… Александром Сергеевичем был мой дедушка… — И она неожиданно разрыдалась. Ее поддержал хор из еще двух десятков голосов, и Синицыну показалось, что он сейчас утонет в их слезах.

7 июня, вечерние французские газеты.

7 июня, Париж, Елисейский дворец.

Президент Французской Республики маршал Мари-Эзм-Патрис-Морис де Мак-Магон, герцог Маджентский и министр иностранных дел Франции герцог Луи Деказ.

Шестидесятидевятилетний маршал срочно вызвал в резиденцию французских президентов пятидесятивосьмилетнего главу внешней политики. Парадокс, но оба высших должностных лица Республики с гордостью носили герцогские титулы, были отъявленными монархистами и открыто презирали чернь, которая привела их к власти.

Президент с полупоклоном указал своему гостю на глубокое мягкое кресло, стоящее у камина. Вечерело.

Через приоткрытое высокое окно после дождя тянуло сыростью.

— Итак, герцог, что вы скажете по поводу сообщений нашей прессы? — президент бросил на журнальный столик кипу газет и устроился поудобней в кресле по соседству, вытянув ноги к огню. — Учтите, что в газетах описана лишь часть того, что нам стало известно от тайных агентов. Я, старый боевой генерал, говорю вам, что в действительности на Босфоре, возможно, произошло то, что может полностью перевернуть все, что мы знаем о военном деле.

Министр иностранных дел Франции поморщился:

— Да, господин маршал, ситуация в Европе складывается ужасная. Османская империя повержена в прах, ее флот полностью уничтожен. Русские торжествуют на Черном и Средиземном море. Господин президент, вам напомнить, какое расстояние от Севастополя до Марселя?

— И какое же? — с интересом спросил Мак-Магон.

— Не дальше, чем от Марселя до Севастополя, — герцог Деказ рассмеялся сухим смехом. — Если русский император вспомнит, что в Париже есть Крымский мост и Альмский бульвар… Как говорит мой германский оппонент и коллега Бисмарк, «русские всегда приходят за своими деньгами». Я не уверен, господин президент, что мы сумеем рассчитаться по этому долгу.

Мак-Магон в растерянности махнул рукой:

— Полноте, милейший герцог, ладно, турецкий флот уничтожен, но ведь есть еще и турецкая армия!

— У меня, ваше превосходительство, тоже имеются свои источники информации, — герцог Деказ вытащил из-за красной атласной папки бланк телеграммы. — Австрийцы получили кое-какую информацию из Плоешти, а у меня и в Вене есть свои люди. Читайте, читайте, прошу вас.

Мак-Магон взял телеграмму, прочел и судорожно сглотнул. Сейчас, он стал очень похож на удивленного моржа — турецкая армия, бывшая силой, с которой считалась вся Европа, частью уничтожена, а частью дезорганизована и превратилась в банды мародеров. Один точечный удар таинственной русской эскадры, о которой до этого никто не знал, и «больной человек на Босфоре» превратился в разлагающийся труп. Ничего нельзя понять, но факт налицо — Османской империи больше нет, султан находится в плену, Россия выиграла войну…

Президент Французской Республики с тоской сказал:

— Герцог, я знаю русских. Я сражался с ними в Севастополе, и я видел, на что способны русские солдаты и матросы. Они не знали страха и сражались, как античные спартанцы. Но у них было оружие хуже нашего, и только потому мы смогли победоносно закончить ту войну. А вот сейчас, похоже, случилось чудо, русская темная лошадка обошла нас на два корпуса. У них появились новые образцы вооружений, таких, которые не пришли в голову даже нашему знаменитому соотечественнику Жюлю Верну. Пожалуй, вы правы, мне страшно за нашу милую Францию.

Герцог Деказ завороженно вглядывался в пляшущий в камине огонь.

— Да, господин маршал, летающие аппараты тяжелее воздуха, изрыгающие огонь и сеющие смерть. Бронированные самодвижущиеся повозки, митральезы, по сравнению с которыми наши французские — просто жалкие хлопушки. Эх, если бы мы имели это все под Седаном… Мы бы тогда показали проклятым пруссакам. Хотя, — герцог тяжело вздохнул, — оружие без солдата — это всего лишь кусок железа.

При упоминании Седана президент Мак-Магон поморщился. Он не любил вспоминать о сражении, в котором потерял армию и сам угодил в плен. Он тут же постарался сменить тему разговора:

— Герцог, давайте поговорим о том, чем грозит Франции появление новой силы, которая, завоевав Турцию, возможно, будет искать для себя новую жертву.

Герцог Деказ хмыкнул:

— Полноте, господин президент, мы и без этого трясемся как овечки, наблюдая, как в прусских казармах гренадеры вожделенно поглядывают в нашу сторону. Стоит только русскому императору отвернуться… Вот поэтому-то мы и пытаемся как можно быстрее заключить спасительный для нас союз с великой Россией, которая, потерпев поражение при Альме, Инкермане и потеряв Севастополь, тем не менее за сорок лет до того разбила самого Наполеона и завершила войну в Париже. Вот и сейчас русские снова показали, что умеют восставать, как феникс из пепла.

• Предыдущая
• 49/72
• Следующая