Время меча - Нестеренко Юрий Леонидович - Страница 51
- Предыдущая
- 51/174
- Следующая
— только мысленно — подбадривали беглеца. Ничего другого им не оставалось; ссориться с кочевниками они не могли. Надежда была лишь на то, что парень успеет добраться до ладей незамеченным.
Когда он проплыл уже половину пути, на берег выехал кочевник.
Он сразу же заметил беглеца, но не стал суетиться. Он спокойно подъехал к кромке воды, не спеша снял с плеча лук, вытянул из-за спины стрелу и стал тщательно прицеливаться. Юноша не знал о грозившей ему опасности, но и так плыл изо всех сил.
Стрела просвистела в воздухе и цвикнула в воду возле левого бока парня. Мимо! Пленник продолжал плыть.
Но не было радости на лицах луситов. Они понимали, что теперь, после того как кочевник увидел беглеца, они не смогут принять того на борт.
В движениях степняка исчезла демонстративная медлительность. Он был слишком уверен, что попадет с первого раза, а теперь жертва грозила ускользнуть. Вторая стрела легла на тетиву. В этот раз кочевник целился еще более тщательно, даже один раз опустил лук, потом снова поднял. Снова стрела сорвалась в свой смертоносный полет — и на сей раз попала в цель, под углом вонзившись юноше в спину.
Но беглец все еще плыл! За ним расплывалась в воде кровавая дорожка, но он упрямо, стиснув зубы от боли, с каждым гребком приближался к кораблям. Степняк потянулся было за третьей стрелой, но раздумал. Жертва была уже слишком далеко. Ухмыляясь, он смотрел на ладьи, ожидая, отважатся ли луситы нарушить закон степи и дать убежище беглому рабу.
Юноша был уже совсем близко. Силы оставляли его, но до пятой ладьи оставались буквально считанные футы.
— Право руля, — скомандовал Ратислав. Последовало легкое замешательство.
— Право руля! — гаркнул он. — Или вы хотите добивать его веслами по голове?!
Ладья стала отклоняться вправо. Юноша не верил своим глазам, видя, как близкое спасение уходит от него, и из последних сил пытался добраться до корабля. Весла ритмично поднимались и опускались. Гребцы старались не смотреть за борт.
Юноша продержался на воде еще минуты три. Уже безнадежно отстав от ладьи, он все еще плыл за ней, но движения его становились все слабее, и в конце концов, так и не издав ни звука, он скрылся под водой. На поверхности расплылось бурое пятно.
Элина услышала странные звуки и, повернувшись, увидела, что стоявший рядом лусит, рослый, сильный воин, плачет.
— Они за все заплатят нам, — с ненавистью сказал Ратислав. — Придет день — и они, и их жены и дети проклянут час своего рождения. Но пока мы должны терпеть, иначе не сможем помочь нашим братьям.
На пятый день плавания через земли кочевников ладьи пристали к берегу. Здесь было нечто вроде порта; на берегу раскинулся торговый город кочевников, в котором роль домов играли кибитки. Сюда прибывали купцы с юга, поднимавшиеся от моря по реке; несмотря на своеобразные представления степняков о честности в торговых сделках, желающие иметь с ними дело всегда находились, ибо здесь можно было по дешевке приобрести награбленное в набегах добро и рабов. Кочевники, в свою очередь, охотно закупали оружие, изготовленное из лучшей, нежели позволяли их примитивные технологии, стали
— и продавцы этого оружия не особо задумывались над тем, что через несколько лет оно может быть использовано против их собственных стран.
Здесь приплывшие сошли на берег — не все, а лишь сами послы — 6 человек, западные путешественники и дюжина воинов; все прочие остались на кораблях. Там же оставался пока товар и золото, предназначенные для выкупа; послы должны были лишь доставить дары лично для Курибая. Им прислали эскорт из трех десятков степняков, который должен был проводить их в ханскую ставку. На все посольство выделили лишь одного конька, запряженного в двухколесную повозку — для перевозки ларцов с дарами; люди сложили туда также личные вещи, но сами должны были идти пешком, в то время как эскорт степняков, разумеется, был конный.
Элина не обращала внимания на это очередное унижение, а с любопытством осматривалась по сторонам. Хотя рыночные площади западных городов и не отличались чопорностью и унылостью, теперь перед графиней предстало нечто куда более пестрое, яркое и шумное. Она смотрела на кочевые кибитки со сплошными, без спиц, деревянными колесами, превращенные в торговые лавки, на развешанные тут и там разноцветные ткани и ковры, на блестящие россыпи разложенных на дорогом сукне и бархате украшений, на богато убранную, пахнущую кожей конскую сбрую; разумеется, не осталось без ее внимания многочисленное оружие, среди коего преобладали всевозможные кривые восточные сабли и мечи, но попадались и прямые западные клинки. (Возле одного из таких торговцев Эйрих отстал от эскорта, сделав знак Элине не беспокоиться, и вскоре вновь нагнал их уже с мечом на поясе; командир конвойных покосился на него подозрительно, но ничего не сказал. ) Разноголосые и разноязыкие торговцы наперебой расхваливали свой товар, пытались перекричать друг друга, азартно торговались и бранились с покупателями; где-то тренькал заунывный трехструнный восточный мотив, где-то звенели бубны, ржали и всхрапывали кони, ревели верблюды (не все торговцы прибывали сюда водным путем).
Жадно вбирая новые впечатления, Элина как-то не задумывалась, что за весьма значительную часть всего этого великолепия заплачено не столько золотом, сколько кровью и слезами; она даже не поняла, что девушки, танцующие под звуки бубна — выставленные на продажу рабыни. Тем сильнее было ее потрясение, когда ее взгляд наткнулся на большой загон, где продавали детей. Самому старшему из них было не больше 12. Дети, особенно старшие, понимавшие, что происходит, смотрели затравленно и испуганно, но не плакали. Они уже знали, что будут за это жестоко наказаны. Некоторые все же украдкой всхлипывали, но умудрялись делать это беззвучно. Элина встретилась взглядом с одним из них и поспешно отвернулась. «Ты не можешь исправить все зло на свете», — говорила она себе, но ощущение непонятной вины не уходило. Эйриху подобные эмоции были явно чужды, да и любопытства он не проявлял — очевидно, здесь не было для него ничего нового. Эльф же, впервые оказавшийся среди такого количества людей, да еще говоривших на незнакомых ему языках, был еще бледнее обычного; казалось, все его силы уходили на борьбу с собственным страхом.
Затем торговый город остался позади — ханская ставка находилась, разумеется, гораздо дальше от берега. До нее добрались лишь ближе к вечеру. Дозорные встретили эскорт за несколко миль до стойбища и поскакали доложить хану. Через полтора часа наконец и сами путники, пройдя между рядами шатров, достигли цели.
Ханский шатер, минимум втрое превосходивший по размеру любой другой, возвышался посреди обширного пустого пространства в центре становища. Над ним вился штандарт, состоявший из девяти конских хвостов. Перед входом горело два факела, укрепленные на длинных шестах; считалось, что проходящие между ними очищаются от дурных помыслов, прежде чем предстать перед ханом.
В этот день, однако, Элине и ее товарищам не суждено было увидеть Курибая; хан принял только луситских послов. Для ночлега всем путешественникам была отведена одна юрта, правда, довольно просторная.
Послы не были расположены обсуждать с западными путешественниками результаты переговоров, но, судя по их лицам, пока дела шли не слишком хорошо для луситов. На второй день хан вновь общался с ними, а также с посланцами подчиненных ему кочевых племен, так что ему опять было не до гостей с дальнего Запада.
— Неужели нельзя получить этот дурацкий пропуск у какого-нибудь чиновника, — ворчала Элина, недовольная задержкой. Впрочем, ворчала она для успокоения совести; на самом деле ей хотелось повидать владыку степей.
— Ханская пайцза — самая надежная, — возразил Эйрих. — Никто не имеет полномочий выдавать такие, кроме него самого. Конечно, какой-нибудь нойон или туменный тоже могли бы предоставить нам охранный знак, но он был бы значим лишь для их подчиненных, а не для всей степи.
- Предыдущая
- 51/174
- Следующая