Личный демон. Книга 1 (СИ) - Ципоркина Инесса Владимировна - Страница 27

Помню, сказала Катя. Была весна, от пруда тянуло холодом, я напялила кофту поверх футболки и вышла подышать, уверенная, что ни одной мужской душе в подобном виде не приглянусь. Не знаю, отчего мальчишка, опьяненный лиловым вином майской ночи, обратил внимание на мою персону.

Конечно, отвечать, заигрывать — и даже польщенно улыбаться — Катерина не собиралась. Кто он был для нее? Подросток, лишь немного постарше Витьки, свистящий вслед любой женщине из петушиного, актерского самохвальства. Жизнь неумолимо катилась под уклон, огрызок, оставшийся от былого богатства, следовало посвятить сыну, не отвлекаясь ни на какие обманки и наживки судьбы. Не оборачивайся! — строго сказала себе Катя. И обернулась.

Красивых мужчин Катерина всегда боялась. И легко отказывалась от надежды. Эти вещи, на первый взгляд никак не связанные, определили катины отношения с миром мужчин.

Есть упрямые люди, которым судьба устала доказывать, что она сильнее. Они не опускают рук, даже если по этим рукам бьют что есть силы: младенцев — мягкой материнской ладонью, школьников — учительской линейкой, взрослых — бейсбольной битой… Они верят, будто последний удар, добивающий противника, все равно остается за ними. Они не сдаются. Никогда не сдаются, нацелившись на видимое им одним нечто. Они живут так, словно внутренний навигатор рисует им на роговице красные кружки и стрелки, указатели истинной жизненной цели, недоступной невооруженному глазу. По велению незримых огненных словес они ходят по жизни прямыми путями, непохожими на окольные тропы сомневающихся и безвольных.

Катя и завидовала, и пугалась подобной целеустремленности. Сама-то она предпочитала ждать на обочине, когда рядом притормозит одышливый, неспешный автобус, подхватит ее вместе с остальными недотепами и отвезет туда, где таким, как она, пребывать положено. Например, в ранний брак, стихийно протестующий против родительского «Вы что, с ума сошли?». Или в непрестижный «женский» вуз, вяло откусывающий и меланхолически пережевывающий лучшие куски юности. Или в развод, похожий на ДТП: кто-то из целенаправленных решил подрезать колымагу, везущую мирную чету в бесцветное завтра из бесцветного сегодня.

И все это, будто из дуб из желудя, росло из детства, в котором Катерине не досталось ни одного из тех узкоплечих и нахальных мальчишек, что числятся Реттами Батлерами дворов и школ. Кто и почему поднял их на школьно-дворовый Олимп в двойном статусе Ареса-Аполлона, не ведали ни сами кадыкастые Ретты Батлеры, ни их исполненная важности свита. Как бы то ни было, в детстве и юности Катерине оставалось лишь издалека любоваться на красавчиков, стесняясь лишний раз стрельнуть глазами в угол, на нос, на предмет и утешаясь надеждами на внезапное прозрение очередного Батлера. Вдруг среди них окажутся открыватели новой породы Скарлетт — Скарлетт застенчивой? Не оказалось.

Годы шли, половодье чувств слилось в законный брак, точно в море. С годами и море пересохло, но осталось убеждение: все-таки она, Катя, была счастлива — у нее же есть Витька, есть воспоминания о счастливых днях совместной жизни с Игорем… Ну, там, обильная незнакомыми родственниками свадьба, гомонящая толпа у роддома, упоительное зрелище кривоватых стен новой квартиры, не то романтические, не то семейные поездки в санатории — всё как один «Жемчужные» да «Сосновые», на крайняк — «Воровского», с произвольно-ерническим ударением. Обычная жизнь обычного человека — в советских фильмах такую в показывали нарезкой из черно-белых фотографий, сплошь из улыбок и восторженно округленных глаз.

Биография, достойная муравья, с отвращением думала Катерина, запихивая пожелтевшие, пахнущие гнилью фотки в коробку из-под обуви, а коробку — на верхнюю полку шкафа. Так наследный принц, став королем, отправляет ненавистного временщика во фронтир «управлять важными для государства территориями», а по сути — в безвременную и безысходную ссылку. Хоть бы я ему изменяла, что ли. А то жизнь прошла — и вспомнить нечего. Не то что всяким Гаянэ-Шаганэ, идущим не вдоль по жизни, приноравливаясь к шагу и маршруту спутника, а поперек. Гаянэ-Шаганэ пересекают и пресекают вялые семейные отношения. Я тоже так хочу! — угрюмо вздохнула Катя. Почему мне нельзя идти поперек мещанской морали и советской нравственности? Кто связал меня тайным обетом скромниц и неудачниц?

Все это снова промелькнуло в мыслях Катерины при виде Яши, стоявшего перед ней в оранжевом сиянии фонаря. Типичный юный Батлер, не ведающий, что Скарлетт всегда влюблены в абсолютно не подходящих для них Эшли, а значит, нацелены на нудных принцев и не замечают влюбленных в них прекрасных разбойников.

Спасти тебя, малыш, от жестокой правды? Обменяться с тобой шутками, намеками, телефонами, летними ночами, сексуальными фантазиями, печальными исповедями, жаром тел и холодом предчувствий… Нам не помешает развлечься на пути к последнему разочарованию в любви. После чего мы оба станем взрослыми — настолько взрослыми, что никакая внезапная страсть не достучится до наших хорошо защищенных сердец.

А потом была целая вечность огня, в которой Катерина металась, будто ночной бражник, залетевший в плафон.

В детстве Катя едва не утонула в ванне, пытаясь достать серую бархатную бабочку, колотящуюся о ламповое стекло. Босые ноги скользили по краю ванны, далеко внизу стыла вода в красивых барашках пены, похожих на облака, бабочка еще слабо дергала усиками, от лампочки тянуло страшным жаром, словно то не лампочка была, а шаровая молния. Катерина тогда почувствовала себя богом — всесильным, если сравнивать с обожженным, ослепшим бражником; и бессильным, если ни с кем не сравнивать. Насекомое умирало, но из плафона лезть отказывалось: для этого пришлось бы проползти мимо огненного шара — смерть бдительно стерегла выход из преисподней.

Бабочку спасти так и не удалось, зато Катя свалилась в воду и больно стукнулась плечом, попутно вызвав небольшой потоп и мамин гнев: что за глупостями ты там занимаешься? прыжками с вышки? Взрослым ведь не объяснишь, до чего страшен звук бьющих о стекло крылышек.

Сколько раз потом Катерина вспоминала смерть бражника в белой электрической печи! Каждый раз, как выход оказывался рядом с главным инструментом пытки — и разум, объединившись с телом, протестовал против нового круга мучений.

Нет-нет, покачала головой Катя, она ведь не была влюблена в Яшу. Ни дня, ни часа. Просто все вокруг стало невыносимо жгучим и ослепительно ясным. Катерина воочию видела, как истекает время, отпущенное ей на то, чтобы навсегда позабыть про коробку из-под обуви, полную гниющих воспоминаний. Видела — и ничего не могла поделать с собой, вечно идущей вдоль и никогда — поперек. С ужасом понимая, насколько глубоко увязла, Катя только и делала, что разыгрывала почтеннейшую публику, изображая темпераментную разведенку, искательницу приключений. Пиеса «Попрыгунья Стрекоза на лоне вечного лета». Ложь, ложь и на бис еще немного лжи.

Почти с нетерпением Катерина ждала всеобщего осуждения, витькиной ревности, упреков матери, насмешек соседей, сплетен подруг… Не дождалась. Всем, похоже, было наплевать на катино моральное падение. А может, они боялись того, чего всегда боятся люди: шквальных истерик, маниакальных идей и депрессивного безволия, которыми изобилует жизнь всякой разведенки. И еще — публичных поисков себя. Ужасно, когда взрослая женщина принимается искать себя, заставляя окружающих наблюдать этот процесс в режиме он-лайн. Пусть уж лучше ввяжется в роман с хорошеньким мальчуганом, которому, чтобы стать мужчиной, нужна именно такая женщина — одуревшая от нежеланной свободы и несчастная.

Несколько месяцев Катя ходила с Яшей по молодежным тусовкам, безнадежно чужая для веселящейся толпы. Будь я на год, всего на год старше, говорила она себе, смотрела бы на них с добродушной материнской усмешкой, честное слово, и не пыталась бы вписаться в разухабистый молодежный хоровод. А будь я на год младше — нет, это слово уже не для меня — будь я на год моложе, может, все и вернулось бы: им почти двадцать и мне почти двадцать, какая разница, с какого боку расположено это «почти»?