Ключи от царства - Кронин Арчибальд Джозеф - Страница 65
- Предыдущая
- 65/88
- Следующая
— Ваш народ, преподобная мать? Я бы на вашем месте не слишком гордилась этим народом. Жестокие варвары. Убийцы женщин и детей.
— Немецкая армия состоит из джентльменов. Я не верю этой вульгарной газетишке. Это неправда.
Марта подбоченилась. Ее резкий голос крестьянки скрипел от возмущения.
— А то, что эта "вульгарная газетишка" сообщает о безжалостном вторжении вашей джентльменской армии в маленькую миролюбивую страну, это правда?
Преподобная мать теперь была бледнее Клотильды.
— Германия должна иметь свое место под солнцем.
— Поэтому она грабит и убивает, разрушает соборы и базарные площади, куда я ездила девчонкой… потому что она хочет и солнце, и луну… жадная свинья…
— Сестра!
Полная достоинства даже в волнении, старшая сестра встала.
— Существует в этом мире такая вещь, как справедливость. Германия и Австрия всегда были обделены. И не забывайте, что в этот момент мой брат сражается, чтобы выковать новую судьбу Тевтонии. Поэтому, как ваша начальница, я вам обеим запрещаю произносить клеветнические слова, которыми вы сейчас осквернили свои губы.
Наступило тягостное молчание, потом она повернулась, чтобы уйти из комнаты. Когда Мария-Вероника дошла до двери, Марта закричала:
— Однако ваша замечательная судьба еще не выкована. Союзники выиграют войну.
Преподобная мать подарила ее холодной сострадательной улыбкой и вышла из комнаты.
Вражда усиливалась, раздуваемая слухами, что просачивались в отдаленную миссию, которая сама находилась под угрозой войны. Хотя француженка и бельгийка никогда не питали особой приязни друг к другу, теперь они стали закадычными друзьями. Марта покровительствовала слабенькой Клотильде, заботилась о ее здоровье, поила лекарством, чтобы унять ее мучительный кашель, выбирала ей лучшие куски. Вместе, не таясь, они вязали митенки и носки для посылок храбрым раненым. Через голову преподобной матери они говорили о своих возлюбленных странах, эти разговоры сопровождались множеством вздохов и намеков, причем обе старались, о, очень старались, не сказать ничего оскорбительного. Потом Марта с подчеркнутой значительностью говорила:
— Пойдем помолимся за исполнение наших желаний.
Мария-Вероника переносила все это в гордом молчании. Она тоже молилась за победу. Отец Чисхолм часто мог видеть рядом три лица, поднятые вверх в молитвенном экстазе, но молились они о противоположных победах, а его мучили заботы и тревоги о насущном, он следил за наступлениями и отступлениями войск Вая, слышал о всеобщей мобилизации, которую провел Наян, и молился о мире… о сохранности своих людей… и о достаточном количестве пищи для детей…
Вскоре сестра Клотильда начала обучать свой класс пенью "Марсельезы". Она делала это потихоньку, когда Мария-Вероника была занята в мастерской корзинок на другом конце миссии. Ученики, склонные к подражанию, быстро усвоили песню. Однажды утром, когда преподобная мать, которая теперь находилась в постоянном напряжении и уставала, пересекала усадьбу, из окон класса Клотильды вырвались звуки французского национального гимна, дети распевали его во все горло под аккомпанемент разбитого пианино.
"Allons, enfants de la patrie…"[53]
На мгновение Мария-Вероника приостановилась, как бы споткнувшись, потом лицо ее застыло в суровой непреклонности. Она собрала все свои силы и пошла дальше с высоко поднятой головой.
Однажды днем, в конце месяца, Клотильда опять занималась в своем классе. Дети, уже исполнившие ежедневную "Марсельезу", заканчивали урок катехизиса. Сестра Клотильда, следуя недавно введенному ею обычаю, сказала:
— Теперь, дорогие ребята, встаньте на колени и помолимся немножко за храбрых французских солдат.
Дети послушно опустились на колени и повторили за ней три раза "Богородица Дева, радуйся". Клотильда уже собиралась дать им знак, чтобы они встали, как вдруг с ужасом увидела преподобную мать, стоявшую сзади нее. Мария-Вероника была спокойна и весела. Смотря через плечо сестры Клотильды, она обратилась к детям:
— А теперь, дети, будет только справедливо, если вы скажете такую же молитву за храбрых немецких солдат.
Клотильда, ставшая серо-зеленой, повернулась к ней. Казалось, она сейчас задохнется.
— Это мой класс, преподобная мать.
Мария-Вероника игнорировала ее.
— Ну же, милые дети, за храбрых немцев, — "Богородица Дева, радуйся, благодатная Мария…"
Грудь Клотильды вздымалась, в нервическом оскале обнажились узкие зубы. Судорожно она занесла руку и ударила преподобную мать по лицу.
Наступила полная ужаса тишина. Клотильда разразилась слезами и, рыдая, выбежала из комнаты. В лице Марии-Вероники не дрогнул ни один мускул. С той же милой улыбкой она сказала детям:
— Сестра Клотильда больна. Вы видели, она наткнулась на меня. Я закончу урок. Но сначала, дети, три "Богородицы" за немецких солдат. Когда молитва закончилась, она невозмутимо села за стол и открыла книгу.
В этот вечер, неожиданно войдя в амбулаторию, отец Чисхолм застал врасплох сестру Клотильду, которая отмеривала себе щедрую дозу хлородина. Услышав его шаги, она быстро обернулась и чуть не уронила полную мензурку, щеки ее залил болезненный румянец. Эпизод в классе довел ее нервное напряжение до предела. Заикаясь от волнения, Клотильда извинилась:
— Я принимаю немного для желудка. У нас так много тревог в последнее время.
Он понял по мензурке и по ее замешательству, что она употребляла лекарство как снотворное.
— Я бы не злоупотреблял им, сестра. В нем много морфия.
Когда она ушла, Фрэнсис запер пузырек в шкафчик с ядами. Он стоял в пустой амбулатории, терзаясь тревогой и страхом перед опасностью, которая нависла над ними здесь, угнетенный абсолютной ненужностью той далекой ужасной войны, и вдруг почувствовал, что его заливает волна гнева на бессмысленную затаенную вражду этих женщин. Некоторое время отец Чисхолм надеялся, что все образуется, но этого не произошло. Внезапно решившись, он сжал губы. В тот день после уроков Фрэнсис послал за тремя сестрами. Его лицо было необычно суровым. Оставив их стоять перед своим столом, он заговорил медленно, выбирая слова, и слова его были горьки:
— Ваше поведение в такое время, как сейчас, меня чрезвычайно огорчает. Это должно прекратиться. У вас нет для этого никакого оправдания.
Наступило недолгое молчание. Клотильду затрясло. Она ринулась в бой.
— Но у нас есть оправдание, — она пошарила в кармане своей одежды и сунула ему в руку изрядно помятый кусок газеты. — Прочтите это, прошу вас. Это писал кардинал.
Отец Чисхолм внимательно изучил вырезку и медленно прочел ее вслух.
Это был отчет о заявлении кардинала Аметта, сделанном им с кафедры собора Нотр-Дам в Париже: "Возлюбленные братья, товарищи по оружию и доблестные союзники Франции! Всемогущий Бог на нашей стороне. В прошлом Бог помог нам стать великой страной, он опять поможет нам в час нашей беды. Бог стоит рядом с нашими храбрыми солдатами на поле битвы. Он делает их оружие сильным и направляет его на врага. Бог охраняет Своих детей. Бог дарует нам победу…"
Фрэнсис прервал чтение. Он не мог дальше читать. Все застыли в молчании. Голова Клотильды тряслась от нервного торжества, лицо Марты выражало упорство и одобрение. Но Мария-Вероника оставалась непобежденной. Она решительно вынула из черного полотняного мешка у пояса аккуратную газетную вырезку и развернула ее.
— Я ничего не знаю о предвзятых мнениях какого-то французского кардинала. Но вот здесь совместное обращение к германскому народу архиепископов Кёльна, Мюнхена и Эссена.
Холодным надменным голосом она прочла: "Возлюбленный народ нашего отечества, Бог с нами в этой правой борьбе, которая была навязана нам. Поэтому приказываем вам во имя Бога сражаться до последней капли крови за честь и славу нашей страны. Бог в Своей премудрости и справедливости знает, что мы правы, и Бог даст нам…"
- Предыдущая
- 65/88
- Следующая
