Ключи от царства - Кронин Арчибальд Джозеф - Страница 37

• Предыдущая
• 37/88
• Следующая

— Ничего чет удивительного, что декан был недоволен: ведь ты предпочел грешника святому.

Фрэнсис опустил голову.

— Я и сам недоволен собой. Я все время стараюсь делать лучше… но… Как страшно, когда я был мальчиком, я был убежден, что все священники хорошие… непременно хорошие…

— А теперь ты узнал, что все мы слабые люди… Да… это, конечно, ужасно, что твой „строптивый нрав“ так радует меня, но это такое чудесное противоядие против скучной набожности, с которой мне приходится сталкиваться. Ты — „кот, который ходит сам по себе“, Фрэнсис. Кот, разгуливающий по церкви, когда все другие, остервенело зевая, слушают скучную проповедь. Это в общем-то неплохое сравнение, ибо ты — в церкви, хоть ты и не пара тем, которые никогда не отступают от общеизвестных правил. Нисколько не льстя себе, я могу сказать, что во всей этой епархии я, пожалуй, единственное духовное лицо, которое по-настоящему понимает тебя. И очень удачно вышло, что теперь я твой епископ.

— Я знаю это, Ваша Милость.

— Для меня, — сказал епископ задумчиво, — ты отнюдь не неудачник, а напротив — громадный успех. Тебя не мешало бы немножко ободрить, так я уж рискну внушить тебе некоторое самомнение. В тебе есть пытливость и нежность. Ты понимаешь различие между мыслью и сомнением. Ты не принадлежишь к числу наших клерикальных „белошвеек“, которые должны обязательно зашивать все в маленькие аккуратные пакеты, удобные для раздачи. А самое лучшее в тебе, мой дорогой мальчик, это то, что в тебе совершенно нет этой надменной самоуверенности, которая вытекает скорее из догматизма, чем из веры.

Он замолчал. Фрэнсис чувствовал, что его переполняет нежность к этому старику. Он сидел, не поднимая глаз. Епископ продолжал спокойным голосом:

— Конечно, если мы ничего не предпримем, тебе придется плохо. Если мы будем размахивать дубинками, то слишком много голов раскровяним, в том числе и твою… Да, да, я знаю, ты не боишься. Но я боюсь. Ты слишком большая ценность, чтобы можно было отдать тебя на съедение львам. Вот почему я хочу кое-что предложить тебе.

Фрэнсис быстро поднял голову и встретился с мудрыми и любящими глазами епископа. Тот улыбнулся.

— Уж не воображаешь ли ты, что я бы с тобой выпивал, если бы не хотел, чтобы и ты что-то сделал для меня?

— Все, что угодно, — голос Фрэнсиса прервался от волненья.

Наступило долгое молчание. Лицо Мак-Нэбба казалось высеченным из мрамора, но когда он заговорил голос выдавал его волнение:

— Я очень большого хочу у тебя просить… хочу предложить тебе большую перемену… если тебе покажется, что я прошу у тебя слишком многого… ты должен сказать мне. Но я думаю, что это как раз то, что тебе нужно.

После непродолжительного молчания Его Преосвященство продолжал:

— Нашему Центру иностранных миссий наконец обещали дать приход в Китае. Когда все формальности будут завершены, а ты несколько подготовишься, поедешь ли ты туда нашим первым отважным представителем?

Фрэнсис не говорил ни слова, онемев от неожиданности. Ему казалось, что вокруг него рушатся стены. Просьба была так неожиданна, так грандиозна, что у него занялся дух. Покинуть дом, друзей, отправиться в какую-то громадную неведомую страну… Сейчас он не в состоянии был обдумать предложение епископа.. Но постепенно, каким-то таинственным образом необычайное одушевление охватило все его существо. И он прерывающимся голосом ответил:

— Да, я поеду.

Рыжий Мак наклонился и взял руку Фрэнсиса в свою. Глаза его увлажнились и смотрели с острой пристальностью.

— Я так и думал, мой мальчик. И я знаю, что ты сделаешь мне честь… Но предупреждаю тебя… там тебе не придется ловить семгу.

IV.

Китай

1

В начале 1902 года накренившаяся джонка медленно поднималась по бесконечно длинной желтой реке Хуанхэ в провинции Чжэкоу на расстоянии не менее тысячи миль вглубь страны от Тяньцзиня. Ее несколько необычным носовым украшением был католический священник среднего роста в домашних туфлях и тропическом шлеме, уже успевшем потерять первоначальный вид. Фрэнсис уселся верхом на невысоком бушприте, примостив свой молитвенник на одно колено. Он решил ненадолго прервать свое громкое сражение с китайским языком, в котором (как казалось его изнемогающей глотке) для каждого слога существует столько же звучаний, сколько звуков в хроматической гамме. Навстречу Фрэнсису медленно плыл пейзаж в желто-коричневых тонах, и взгляд невольно отдыхал на нем. Десять суток в трехфутовой каморке между палубами, служившей ему каютой, порядком утомили его, и он прошел на нос корабля в надежде подышать свежим воздухом Фрэнсис с трудом пробился через плотно утрамбованную толщу своих спутников-земледельцев, ремесленников из Сэньсяна, бандитов и рыбаков, солдат и купцов, возвращающихся в Байтань. Люди сидели на корточках впритык друг к другу, курили, болтали и занимались стряпней среди клеток с утками, свиными хлевушками и сеткой, под которой содержалась одинокая и весьма беспокойного нрава коза.

Хотя Фрэнсис и дал себе обет не быть брезгливым, однако звуки, зрелища и запахи на протяжении этой последней, но нескончаемой стадии его путешествия совершенно извели его. Он благодарил Бога и святого Андрея, что сегодня вечером, если не произойдет еще какой-нибудь задержки, они, наконец, прибудут в Байтань.

Фрэнсис до сих пор не мог поверить, что является частицей этого нового, фантастического, такого далекого и чуждого ему мира, что он так невероятно разъединен со всем, что он знал или надеялся узнать. У него возникло ощущение, будто его жизнь как- то внезапно и нелепо изогнулась, утратив свою естественную форму. Фрэнсис подавил вздох, живут же другие нормально и гладко, а он какой-то чудак-неудачник, ничтожество, все у него шиворот-навыворот.

Фрэнсис вспомнил, как тяжело было прощаться со своими. Нэд умер три месяца назад, получив милосердное избавление от жизни, которая стала под конец нелепой и жалкой. Но Полли… он надеялся… он молился о том, чтобы ему было дано в будущем увидеться с нею. Немного утешало, что Джуди устроилась в городской совет стенографисткой — это обеспечивало ее материально и давало ей шансы на продвижение.

Чтобы вновь обрести твердость, Фрэнсис достал из внутреннего кармана письмо, относящееся к его назначению. Оно было от отца Мили, который был освобожден ныне от своих обязанностей в приходе святого Доминика и посвятил себя полностью деятельности в Обществе иностранных миссий. На письме стоял адрес Ливерпульского университета, где последний год Фрэнсис упорно долбил китайский язык. Вот что писал Ансельм:

„Мой дорогой Фрэнсис!

Я безмерно счастлив, что могу сообщить тебе радостные известия! Нас только что уведомили, что передача нам Байтаня, в викариате Чжэкоу, осуществленная Обществом иностранных миссий в декабре, утверждена Отделом пропаганды папской курии, и теперь ничто уже не должно задерживать твой отъезд. Наконец-то я могу посодействовать твоей славной миссии на Востоке.

Насколько я мог установить, Байтань — прелестное местечко, расположенное, правда, в глубине страны, но на хорошей реке. Это процветающий город, жители которого в основном заняты плетением корзин. Там изобилие продовольствия: зерновых культур, мяса, птицы и тропических фруктов. Но самое главное, самое лучшее — это то, что сама миссия, хотя и несколько отдаленная и, к сожалению, остававшаяся в течение последнего года без священника, находится в весьма процветающем состоянии. Очень жаль, что у меня нет фотографий, но могу тебя заверить, что местоположение ее в высшей степени удовлетворительно; миссия состоит из часовни, дома священника и территории при ней, /как волнующе звучит слово „территория“! Ты ведь помнишь, как мы мальчишками играли в индейцев? Прости мои неумеренные восторги/.

Но самые сливки — это наша вполне достоверная статистика. Я посылаю тебе годовой отчет твоего предшественника, отца Лоулера, который недавно вернулся в Сан-Франциско. Я не буду его анализировать, так как, несомненно, ты сам изучишь его, более того, будешь смаковать его в тихие ночные часы. Однако я хочу подчеркнуть некоторые цифры: миссия, основанная всего три года тому назад, может похвалиться четырьмястами причастников и тысячью крещений, из которых лишь треть падает на крещеных in articulo mortis^[32]. Разве это не радостно, Фрэнсис? Вот пример того, как благодать Божия может воздействовать даже на сердца язычников.

• Предыдущая
• 37/88
• Следующая