Новоселье (СИ) - Лобанова Елена Константиновна - Страница 62

— Как ты определила, Миточка?

Ой, сюси-муси. Я сунула ТоннеЭля портрет Нирэльяны.

— Если такую красоту, заметную за версту, родня и патруль почти месяц ищут и найти не могут, значит… экзамен на выживание сдан. Мозг есть, работает исправно.

Наариэль опять горестно вздохнул. Но быстро взял себя в руки и бросился помогать Короеду усаживать в кресло спящего сыщика. Как-то рановато я ляпнула про сданный экзамен. Но что-то мне подсказывало (моё невезение — не иначе), что Нирэльяна жива-живёхонька.

А вот Лидорчик экзамен не сдал. Моментально. Бабуля запустила мне морозную волну по позвоночнику — адреналина добавила, что ли? А на кой мне анестезия? Да, я вижу, как мой так называемый жених воздух ртом хватает. Сказал бы «ох» или «ах» — ещё куда ни шло. Но если «ап-ап» как утопающий, значит спёкся. Напрочь. Глянул и спёкся. Это в Приреченске меня, может, и не с кем было сравнивать. Теперь есть с кем, и не в мою пользу.

Жаль, что я не сказочный дракон и не умею носом дым пускать. Только пузыри могу. Но не буду. Не собираюсь рыдать и страдать. Я же с самого начала знала, что Лидор присох ко мне с помолвкой, насмотревшись на Короедову свадьбу. Романтик недобитый. Обидно, конечно, что он вот так сразу переметнулся. Хоть бы познакомился для начала с портретной красавицей, что ли? Может, у этой Валерьяны характер как у Яси?

В общем, я решила не терять лица. Бабуля меня поддержала. (Все мимические мышцы «окаменючила» и слёзные железы пережала). Ага, я — непоследовательная. Хотела же «прынца» огорчить отказом. А теперь — не-а. Пусть помучается. Пусть пыжится и соображает, как бы так поделикатнее объяснить мне подкравшийся ыртыть.

— Бабуль, а что получится, если смешать ТоннуЭля с Валерьянкой? В равных пропорциях?

— Мита! Любая женщина огорчается, если ей предпочитают другую, — не в тему ответила Бабушка. — Вне зависимости от того — нравится ей мужчина или нет. Отвлекись.

Угу. Отвлекусь. Найти бы эту Валерьяну и сдать патрулю и её, и Лидора, чтобы под ногами не путался. Предатель!

— Наариэль, — пробулькала я совершенно диким образом (да, бабуля горло-то тоже попридержала), — скажите, как у Вашей сестры обстоят дела с грудью? В смысле размера?

Даже Короед бросил приводить в чувство сыщика. И так на меня вся компания уставилась, как будто я глупость спросила. Только Синяя Бабушка меня и поняла, эхх!

— Митавье! — грозно рявкнула Яся.

Нет, я сейчас их всех (кроме Наариэля и Бабушки) разлюблю.

— Гррр-кхе, — у меня же с их помощью самооценка в самомнение перерастёт. — Если грудь такая, что можно спрятать, кхырк-бульк, увязать, стянуть, кхе-кхы, то искать надо парня. Не красивого. Всхнык. И может быть, не эльфа.

И чем быстрее, тем лучше. А то, чем дольше, тем больше я буду расстраиваться. Даже если некоторые сероглазые красавцы смотрят на меня как на магооракула.

Понятия не имею, как можно сделать из красотки с портрета «некрасивого-неэльфа». Я бы такие волосы ни за что не подстригла и не перекрасила (ради спасения собственной жизни — может быть, ради поиска живого тела покойного брата — не-а). Ресницы тоже подрезать не стала бы. Уши… до стрижки ушей эльфам могут только орки додуматься. Но, побери меня драмзерх, я не понимаю, как иначе эту девицу до сих пор не нашли.

— Спрятать грудь можно, — Наариэль придвинул кресло поближе к кровати и приготовился внимать мне-разумной.

Даже Яся в ногах присела и оттеснила от меня Лидорчика. Давно пора, а то ТоннаЭля вконец запутался, где он и зачем, так что уже всем заметно — семьдесят второй потомок выпал из реальности и забыл не только меня, но и то, какой он там по счёту. Ладно, я вроде как ничего не замечаю, созерцаю балдахин. Немощная я. И расстроенная.

— Гырк, гм… — говорить с зажатым горлом — это что-то!

— А может… — прекрасный Тарноэр изобразил некий жест у виска, и я чуть было не поняла его превратно. Не сразу сообразила, насколько он заботливый. (Красавец сероглазый заботливый, а не жест).

«Посмотри на сестру в его памяти, — подсказала Бабушка, — чтобы горло не мучить».

Это в моём-то состоянии? Чтобы Наариэль увидел, как я расстроилась из-за какой-то там тупой иголки на раскидистом генеалогическом кактусе Императорского Дома?

Бабуля пообещала поинтересоваться древовидными кактусами позже и совершенно бестактно сообщила, что меня никто бы и не допустил до столь деликатного дела, с моим-то полностью открытым потоком сознания. Ну, да. Кто бы сомневался, что я ни на что не гожусь?

За раскисание и пораженческие мысли мне вместо ментальной затрещины досталась новая встряска, и я испытала нечто вроде душевного взлёта. Ухх, какая прелесть!

— Эндорфины, — сообщила Бабушка. — А то страдаю тут вместе с тобой.

Зря старалась. Как только Наариэль прилёг рядом, чтобы у нас глаза на одном уровне оказались, мой организм так дополнительно наэндорфинился, что бабуля чуть было опять крылья отращивать не начала.

Короед терзал сыщика. И мне это нравилось. Бабушка и я «вспоминали» вместе с прекрасным Тарноэром Нирэльяну во всех ракурсах, дома и на праздниках. И это мне тоже нравилось, и даже Нирэльяна нравилась. Бабуля испытывала эйфорию вместе со мной и обещала какую-то «ремиссию». И слово мне тоже нравилось. Но проблема решаться не хотела, что в общем-то и не плохо.

Как только я дошла до такой оригинальной мысли, так тут же получила внутренний холодный душ. Карнэль заявила, что с моими устремлениями и ощущениями, когда рядом Наариэль, передозировку гормонами счастья мы уже получили.

После «охлаждения» мысли перестали прыгать и хихикать, и настало время подвести итоги.

Первым отчитался Короед. Сыщик-медиум — ворюга и обманщик — никаких даже остаточных эманаций Нирэльяны в инфернальных слоях не обнаружил.

— Уже хорошо, — почти хором сказали мы с Бабушкой: я устно, она — мысленно.

Наариэль был с моим мнением согласен, Синтар Керосинович и Яся его поддержали, ТоннаЭля, у которого мастер-наставница отобрала портрет беглянки, чуть в обморок на радостях не хлопнулся. Сначала не хлопнулся, потом посмотрел на меня, и я не поняла, что с ним такое случилось, но что-то определённо произошло. Не то, чтобы у Лидора глаза засветились как у Нифсы, но очень близко к тому. После странной метаморфозы жених-предатель строевым шагом промаршировал к моему ложу и опять начал терзать подушки. Заботу решил проявить. Странно, но с пустяками можно и позже разобраться. С бабулиной помощью я устроилась полулёжа и потребовала дать мне половник. Мне с ним думается легче.

Вот так, в обнимку с Нариком, я и пыталась (по совету Бабушки) представить себя на месте непослушной Валерьянки. Не о Лидорчике же думать, в самом деле.

С маскировкой кое-как мысленно справилась. Маска из биомассы на любой вкус — даже «личико» орка, как оказалось — не проблема. (Просто у нас в Приреченске пока таких не продавали). Валерьянка, та ещё эпатажница, довела народ на маскараде до икоты именно орчачьей мордой. Костюмчик мешковатого типа можно купить у любого косорукого портного (такие мастера никогда не переведутся). Парики тоже пока никто не отменял. А дальше дело (не без помощи Бабушки) встало. Бабуля разбивала все мои версии успешного побега в пух и прах.

Сестра Наариэля уехала одна в лёгкой двуколке из Ирсилена в загородную резиденцию Дома Синей Вязи. Льяна, как называли её домашние, послонялась по лужайкам, понюхала цветочки — то есть, перед слугами показалась-покрутилась и, так же как и приехала, покатила обратно в город. Укатилась недалеко. В загородном доме думали, что Валерьянка давно в городе, а в городе думали, что она уединилась на природе и грустит. Когда родные разобрались и стали её искать, то выяснили, что лошадь ловкая деточка оставила в конюшне охотничьего домика на окраине владений Дома. Овса ей навалила, воды две поилки налила, пришпилила записку к спинке двуколки… и всё. В общем, хитрая Валерьянка поехала не в город, а совсем в другую сторону, и на мостовой заставе по дороге к охотничьему домику, её видели аж за четыре дня до того, как хватились.