Свои продают дороже - Некрасова Ольга - Страница 39

• Предыдущая
• 39/99
• Следующая

— Не побоялся взять.

— Это было еще до взрывов в Москве, — отмахнулся молодой человек. — Нашел, кейс взял себе, а за документы надеялся получить вознаграждение и отправил письмо на фирму. Там на бланках не было телефонов — только адрес абонентского ящика. Короче говоря, ему не ответили, документы завалялись, а в доме начались несчастья.

Муж спился за какой-нибудь год, ушел к другой, когда жена была на четвертом месяце, и у нее случился выкидыш…

— Вы ко мне к первой зашли? — спросила Татьяна, пытаясь угадать, какая гадина проболталась. За исключением мелких подробностей, эта история повторяла ее собственную!

— Нет, на первом этаже были у доктора, «узистки».

Очень душевная женщина, обещалась мне ребеночка посмотреть, — положив руки на живот, простодушно сказала сенситивша, и Татьяна успокоилась. В самом деле, о выкидыше знало полгоспиталя, но о том, что Змей ее выгнал, могло быть известно только Барсукову, а главврач не из болтливых.

Теперь она со всей серьезностью перебрала в уме подозрительные вещи, которые могли оказаться и здесь, и в квартире Змея, и на даче. Как было бы просто и хорошо: найденная беда, чужая порча, от которой легко избавиться… Увы, к Змею эту парочку не приведешь (вот уж у кого полно барахла, подаренного далеко не всегда от чистого сердца), а в общаге Татьяна почти не жила, и всех вещей здесь не набралось бы и на два чемодана.

— Она вздохнула по шальной возможности исправить свою жизнь одним энергетическим ударом и полезла а шкаф.

Оказалось, что, кроме платка, Татьянину жизнь портили бабушкины часы на золотой браслетке, перстень с бирюзой и еще несколько мелочей, которые она выкинула бы, если бы вовремя не догадалась, что врет либо прибор профессора, либо спасатели, либо и прибор, и спасатели. Перстень-то она купила себе сама, давным-давно, с первой получки. Откуда в нем бесовская сила? Не могла же она преподнести себе подарок со злым умыслом.

Татьяна поскучнела, И спасатели поняли, что где-то допустили прокол.

— На вещах с историей бывает и чужая порча, — напомнила сенситивша, явно имея в виду бабушкины часы.

— Спасибо, я все поняла, — с намеком сказала Татьяна. — Оставьте адрес, я зайду как-нибудь потом, когда деньги будут.

Спасатели переглянулись и начали собирать свою установку.

Не успела Татьяна позавтракать, как прибежала раскрасневшаяся Любка. Спасатели надули ее на триста рублей и пообещали еще за пятьсот присушить одного молодого подполковника из травматологии. Любка хотела занять денег.

— Ну так одолжишь? Сотни две, лучше три. — Некрасивая толстоносая Любка цвела и сияла, блеклые глаза вспыхнули васильками, на щеках обнаружились трогательные ямочки, а ее ударная женская прелесть — рыжая грива — стояла дыбом, как начесанная.

«Гони их, они жулики» и прочие осторожные слова застряли у Татьяны в горле. Любка подпрыгивала от нетерпения. Пятьсот рублей да еще триста, которые она уже выложила спасателям, — большие деньги для одинокой медсестры. Сказать? И увидеть вместо счастливой Любки несчастную Любку?

Отводя глаза, Татьяна сунула ей двадцать долларов.

— Пусть это будет мой подарок на день рождения.

У тебя же через месяц, в декабре?

— Танька, Танечка! — Любка счастливо задохнулась. — Точно, они с меня сглаз сняли! Знаешь, они что говорят?

Если на ком сглаз, то и люди к нему хуже относятся!

— Это я к тебе хуже отношусь?! Паршивка! — Татьяна шлепнула Любку по налитой заднице и выставила за дверь.

Ну вот, купила подружке счастье на неделю-другую.

Если только подполковник не пошлет ее раньше… А может, и не пошлет, с надеждой подумала Татьяна. С такой сияющей физиономией возьмет и не пошлет, а влюбится и женится.

Осчастливленная шарлатанами Любка выглядела на твердую четверку — это вместо обычной тройки с минусом. Вот захомутает она подполковника, тогда будет спасателям работенка. Вся общага к ним бросится.

Есаулов Петр Петрович по кличке, естественно. Есаул (пресловутое остроумие уголовников редко проявляется в реальной жизни) катался из конца в конец Ленинского проспекта в угнанном «жигуленке», имея под сиденьем четырехсотграммовую толовую шашку, снаряженную радиовзрывателем. Ничего приятного в этом не было.

Дважды за последний час он проехал мимо галантерейного салона «Галант», принадлежавшего B.C. Тарковскому, о чем Есаул понятия не имел. Бомба предназначалась для Шишкина, которого он считал начальником охраны магазина. Дело, впрочем, не в должности, да и не в Шишкине, вряд ли заслужившем смерть от рук Есаула.

Детским садиком припугнул и помахал прикуривателем — за это убивать? Сейчас-то Есаул понимал, что его взяли на понт в той легкой джазовой манере, которой он и сам добивался в своих акциях. Втайне он даже симпатизировал Шишкину: в чем-то их системы ценностей совпадали. Для уголовника если ты мог нарезать из человека ремней и не нарезал, значит, слабак. А Есаул был из криминалитета новой формации, не нюхал зоны, блатные нравы презирал и смог оценить поведение Шишкина, которое с учетом обстоятельств не назовешь иначе как деликатным.

Тем не менее Шишкина следовало убить или погибнуть самому. Ища этому первопричину (по принципу «если бы тогда не случилось, то сейчас бы не пришлось…»), Есаул докопался до училки по русскому, которая двадцать лет назад в далеком городе Соликамске понаставила ему двоек, в результате чего Петю Есаулова выгнали из секции борьбы самбо. Смешно. Несамокритично. Тем не менее, научись тогда Есаул драться, сейчас ему не пришлось бы убивать.

Хрупкое телосложение невыгодно отличало его от прочих блатных авторитетов и авторитетиков, обычно подкрепляющих свое умственное превосходство над братвой физическим. Таким, как Есаул, чаще достаются роли консультантов, мозговых центров, не допущенных к дележке пирога. И если он без малого пять лет держал бригаду, именовавшую себя «есауловцы», то лишь благодаря безошибочности спланированных им акций. И вот…

• Предыдущая
• 39/99
• Следующая