Элегии и малые поэмы - Назон Публий Овидий - Страница 34
- Предыдущая
- 34/151
- Следующая
Так — ты видеть бы мог — всем телом я задрожала,
И затряслось подо мной шаткое ложе мое.
В спальню отец ворвался, перед всеми крича о позоре,
80 Руку едва удержал перед моею щекой.
Я от стыда отвечала ему одними слезами,
Страх холодный сковал оцепененьем язык.
Тут отец приказал на съеденье псам и пернатым
Хищникам внука отдать, бросить в пустынной глуши;
85 Бедный заплакал опять, как будто понял угрозу,
Словно, как мог, умолял деда о жалости он.
Что у меня на душе творилось в это мгновенье,
Брат мой, поймешь ты легко, вспомнив, что чувствовал сам
В миг, когда плоти моей частицу в нагорные дебри
90 Враг на съеденье волкам нес у меня на глазах.
Вышел из спальни отец; тут ударила в грудь я рукою,
Тут и ногтями впилась в бледные щеки свои.
Вестником вскоре ко мне отцовский явился прислужник,
С грустным, унылым лицом, с гнусною речью в устах:
95 «Этот меч, — он мне меч передал, — Эол посылает:
Пусть укажет вина, что ты с ним делать должна».
Знаю, что делать с мечом, и, что нужно, сделаю храбро:
Грозный родительский дар в собственной спрячу груди.
Лучше подарка, отец, не нашел ты дочери к свадьбе?
100 Больших сокровищ не мог дать ты в приданое мне?
Прочь улетай, Гименей обманутый, с факелом брачным,
В страхе скорее покинь этот проклятый дворец,
Свой приблизьте ко мне, Эринии мрачные, факел,
Вспыхнет пусть от него мой погребальный костер.
105 Сестры мои! Пусть Парки пошлют вам счастливее свадьбу,
Но о проступке моем не забывайте, молю!
В чем виновен мой сын, что на свет родился лишь сегодня?
Чем за эти часы деда обидеть он мог?
Если виновен он в чем, пусть сочтут его люди виновным.
110 Нет, — за мою лишь вину смертью заплатит дитя.
Сын мой, горе мое, зверей проворных добыча,
В день, когда ты родился, будешь растерзан, увы!
Сын мой, несчастный залог любви, не ведавшей счастья,
Днем последним твоим был этот первый твой день!
115 Мне не позволят тебя окропить слезой материнской
И на могилу твою прядь с головы принести,
И не дадут мне припасть с поцелуем к холодному тельцу, —
Плоть мою разорвут жадные звери в горах.
И материнство мое, и сиротство продлятся недолго:
120 Скоро за тенью твоей, ранена в грудь, я пойду.
Ты же, мой брат, о ком сестра напрасно мечтала,
Ты по кускам собери тело младенца, молю,
К матери их принеси и в одной схорони нас могиле,
Урна, как ни тесна, примет пускай нас двоих.
125 Помни о нас и живи, чтоб омыть мою рану слезами,
И не пугайся, любя, тела любимой своей.
Выполни все, что велит сестра, удрученная горем;
Выполню я, не страшась, то, что велел мне отец.
Письмо двенадцатое
МЕДЕЯ — ЯСОНУ
[Дай Медее ответ, на чужбине отвергнутой мужем:
Можешь ли мне уделить время меж царских забот?]
А ведь, я помню, тебе предалась я, колхов царица,
Чуть лишь искусством моим вам попросил ты помочь!
Если бы трое сестер, назначающих смертному участь,
С веретена мою нить сняли в те давние дни!
5 Было бы лучше всего умереть в ту пору Медее, —
Вся ее жизнь с той поры — только мученье одно.
Горе! Зачем он отплыл — молодыми гонимый руками
Ствол пелионской сосны Фрикса[147] овцу добывать?
Колхам зачем пришлось увидать Арго магнесийский,[148]
10 Греков дружина зачем Фасиса воду пила?
Больше чем нужно зачем полюбились мне русые кудри,
И красота, и твоих лживая сладость речей?
Или, уж если к пескам колхидским невиданный прежде
Прибыл корабль и привез воинов дерзких отряд,
15 Пусть бы забывчивый сын Эсона пошел, не натертый
Зельем моим, на быков, жарким дышавших огнем,
Пусть бы бросал семена, чтобы враг из каждого вырос,
И от посевов своих сеятель пусть бы погиб!
Сколько коварства, злодей, тогда бы с тобою погибло,
20 Скольких не знала бы я в жизни несчастий и бед!
Неблагодарных корить, вспоминая заслуги, отрадно;
Радость хоть эту теперь я от тебя получу.
Ты но приказу царя корабль, не испытанный прежде,
В царство колхов привел, вторгся в счастливый мой край.
25 Ровнею там Медея была жене твоей новой,
И, как родитель ее, мой был родитель богат.
Этот — на двух морях стоящей Эфирой[149] владеет,
Мой — вплоть до скифских снегов всей Запонтийской землей.
Принял радушно Ээт пеласгийских юношей в доме,
30 На расписных возлегли вы покрывалах за стол.
Тут я впервые тебя увидала и, кто ты, узнала, —
И впервые в тот миг рушиться начал мой ум.
Чуть увидала — зажглась и в огне незнакомом сгорела, —
Так в честь великих богов факел сосновый горит.
35 Ты был красив, и меня необорно судьба увлекала,
Взглядом похитив мой взгляд, ты приковал его вмиг.
Все почувствовал ты: кто любовь скрывает удачно?
Ярко пылая, огонь сразу себя выдает.
Царь между тем приказал, чтобы ты непокорную шею
40 Диких быков под ярмо силой впервые склонил;
Марсовы были быки не одними грозны рогами:
Был у них каждый вздох страшен палящим огнем,
Ноги из меди, и медь окружала раздутые ноздри,
И от дыханья быков сделалась черной она.
45 Должен ты был семена разбросать послушной рукою,
Чтобы на ниве взошло воинов племя из них.
Чтобы метнули в тебя вместе с ними взошедшие копья:
Пашни такой урожай пахарю гибель несет.
Труд был последний — найти хоть какое-то средство, которым
50 Зоркость не знавшего сна стража ты мог обмануть.
Так вам Ээт объявил; удрученные, вы поднялися,
Ложа пурпурные все в миг опустели один.
Как далеко от тебя в этот час и Креонт, и Креуса
Были, и царство, что ты скоро получишь за ней!
55 Шел ты, грустный, а я вслед тебе глядела сквозь слезы,
И против воли язык тихо «прощай!» прошептал.
После, когда улеглась я в спальне на постланном ложе,
Ранена, ночь напролет горько проплакала я:
Перед глазами быки и страшные всходы вставали,
60 Перед глазами стоял змей, незнакомый со сном.
Мучит и страх и любовь; любовь вырастает от страха.
Брезжит рассвет — и ко мне милая входит сестра,[150]
Видит, что кудри мои разметались, что я отвернулась,
Что покрывала вокруг мокры от пролитых слез.
65 Просит минийцам помочь; к одному стремимся мы обе;
То, что просила она, я Эсониду даю.
Роща темная есть, где меж сосен и падубов черных
- Предыдущая
- 34/151
- Следующая
