Софисты - Наживин Иван Федорович - Страница 27

• Предыдущая
• 27/77
• Следующая

— Но только если ты тут без меня чего напрокудишь, не смей и на глаза мне показываться… — стращал он мальчугана. — Я не посмотрю, что ты морской разбойник и всыплю тебе, клянусь Аполлоном, таких горячих, что… Понял у меня?

И получив разрешение зевающего Алкивиада и еще раз пригрозив своему морскому разбойнику гневом богов и своим собственным, Феник в одно прекрасное утро отправился посоветоваться с Аполлоном. Так как осада Платеи все продолжалась, он побочил, через Элевзис вышел на берег Коринфского залива и, солидно раздумывая о своих делах, пошел к недалекой Олимпии, спрятавшейся со своими храмами у подножия Парнаса.

Уже входя в Дельфы, Феник встретил чудного человека, исхудалого, рассеянного, добродушно-восторженного и нелепого выше всякой меры. Кто был Херефон, приятель Сократа, который раз уже принес в Афины всех — а больше всего Сократа — удивившее мнение пифии, что Сократ — мудрейший из людей. Собственно, сказала ему это не пифия, а свое собственное восторженное сердце, чтобы возвеличить любимого учителя, но разве это не все равно? Всякое сердце человеческое пифия. И вот он опять притащился сюда в надежде на какую-то смутную жатву. Да таскаться с места на место он и любил. Он сразу взял Феника под свое покровительство: он, бывалый человек, знал тут все.

— О, Аполлон дельфийский!.. — восторженно сказал он. — Сам Сократ особенно чтит его. По его мнению, Дельфы — это центр мудрости и высокой морали — именно благодаря Аполлону…

Услыхав о Сократе, Феник решил быть осторожнее: и этот, вероятно, все из той же шайки афинских болтунов.

— Да, да, и не мудрено!.. — нескладно размахивая худыми, как палки, руками, ораторствовал в упоении Херефон. — И не мудрено, клянусь Аполлоном! Он — бог света и блеска. Он родился от латоны, олицетворявшей ночь на о. Делос, что значит Ясный… Но зовут тот ясный остров также и Астерией в память той красавицы, которая воспротивилась Зевсу и была за то превращена им в перепелку. В отчаянии она бросилась в море и стала этим островом… На нем и родился Аполлон, говорю я тебе. Едва освободившись от пеленок, божественное дитя требует свой лук и стрелы, начинает ходить и весь остров расцветает золотом. И вскоре — победа над Пифоном, змеем, порождением и символом мрака и зла… На зиму Аполлон любит переноситься в гиперборейские страны, за скифов, где совсем нет зимы и ночи, а весной он, лучезарный Феб, возвращается в Элладу в колеснице, запряженной лебедями, ослепительными, как свет солнца. Он и бог здоровья, он прекращает эпидемии, он отец Асклепия. И он — бог музыки… Как покровитель колонистов, рои которых он направляет через моря, он является и богом мореплавания…

— Все, что ты тут рассказываешь, конечно, гм… очень благочестиво, — перебил его Феник, — но сперва нам следовало бы позаботиться о крове и пище, а?

— Да, да, сейчас… — спохватился философ. — Но ты должен знать, что на о. Делосе воздвигли светлому богу святилища и иноземцы. Ты должен непременно побывать там. На Кинфском холме ты увидишь там храмы и Серапису, и Изиде, и Анубису, и сирийской Афродите, которую они зовут Иштар. Вот какова слава Великого Бога Света!..

Но Феник решительно настоял на устройстве сперва земных дел в Дельфах. Это было не трудно: тут все было приспособлено для паломников. А на утро, едва лучезарный Феб выехал на своей золотой колеснице на чистые небесные долины, оба они уже ходили по Дельфам и философ восторженно объяснял все своему спутнику, хотя провинциальная тупость и невежество Феника привозили его в уныние.

— А вот знаменитая надпись… — остановился он перед величественным храмом Аполлона, на фронтоне которого стояло: «Познай самого себя». — Для Сократа это было настоящим откровением…

Услыхав опять ненавистное имя, Феник опять подобрался: ну, его и на кривой не объедешь — слыхали вас, соловьев!

— Сейчас после богослужения мы пройдем к пифии… — говорил, рассеянно глядя вокруг, Херефон. — Как ты, вероятно, знаешь, пифия сперва выбиралась из дельфийских девушек. Она считалась супругой Аполлона и потому от нее требовалось, чтобы она была красива и целомудренна. И горе святотатцу, который стал бы подбираться к божественной супруге! Но после того как фессалиец Эхехрат увез пифию, постановили: не брать на это место женщин моложе 50 лет. Потом постепенно вернулись, однако, к прежним порядкам. Вольнодумцы пускают тут всякие шутки на счет пристрастия жрецов к именно молодым пифиям, но мы эти темы с тобой оставим. И сперва была тут одна пифия, потом прибавили еще двух и все три едва с делом управляются: так велик приток верующих сюда. Но вся сила оракула, понятно, в жрецах Аполлона, прорицателях. Их тут двое и служат они пожизненно, а при них для пользы дела состоит эконом святилища, простат, и хранитель храма, неокорос. И ты заметь одно: ответы оракула всегда точны и ясны, когда дело касается какого-нибудь морального вопроса, но стоит только человеку поставить вопрос о своем будущем… однако, и давка тут, не пролезешь!.. Да, о чем это я говорил?.. Если же ты вопрошаешь бога о будущем твоем, то сейчас же ответы его делаются сбивчивы и очень темны. Многие забавляются на этот счет всякими остротами, я стою выше этого, но, как подобает мудрому, лишь отмечаю факт, не вдаваясь в его толкования, а еще меньше в… ну, скажем, в кривотолки: это удел вульгарного… Извини, гражданин: ты, кажется, толкнул меня. Пожалуйста, пожалуйста: раз жертва Аполлону, то какие же счеты?.. И вот, друг мой, — снова обратился он к Фенику, — если ответ Аполлона на вопрошение твое темен, то надо обратиться к толкователю, к экзегету, и он по записи, сделанной прорицателем, растолкует тебе все. Так ты хочешь принести жертву тоже и вопросить? Прекрасно. Ничего нет легче. Для этого надо сперва принести жертву: козу, быка, вепря…

— Так и давай, займемся этим… — сказал Феник, которому надоела его болтовня. — Клянусь богами, времени у меня нет…

Все это было предусмотрено оракулом. Животные продавались тут же. Понятно, Феник остановился на козе: подешевле. И жрецы Аполлона с их священными повязками на лбу внимательно, с ученым видом, осмотрели козу. Она найдена вполне подходящей. Тогда нужно было сделать испытание: если коза, когда на нее делают возлияние, не дрожит, значит, она не годится. А быков и вепрей испытывают стручковым горохом или мукой: если они не вкушают от предлагаемого угощения, не годятся. Все было в порядке. Наступил самый торжественный момент. Феник чувствовал, как его охватывает страх. Он не заметил, откуда появилась пифия, бледная женщина с полузакрытыми глазами в театральном костюме. Толпа вопрошающих замерла в священном трепете. Пифия омылась водой из Кастальского источника и, окурившись с помощью строгих жрецов в дыму лаврового дерева, выпила воды из Кассотисского источника, взяла в рот лавровый лист и, держа в руке ветку лавра, дерева, посвященного Аполлону, медленно, с почти закрытыми глазами, белая, как мрамор, поднялась на особый треножник, который как бы висел над ущельем, сбоку отвесной скалы. Из ущелья поднимался удушливый дым…

— Вопросы, которые задаются ей, весьма разнообразны, — не утерпел опять Херефон. — Один спрашивает, кто украл у него одеяла и подушки, другой, даст ли ему барыш торговля кожами, третий, когда ему лучше приступить к продаже своих баранов. Так что ты можешь не сте…

— Следующий! — величественно оборван его шепот строгий жрец.

Феник испуганно заторопился и поднялся к пифии, которая была как бы вне себя. Ее глаза были как у мертвой. Она вся стала еще как будто белей. Пахло остро потом, лавром, удушливым дымом из ущелья внизу.

— Если ты вопрошаешь оракул для себя, то… — начал было жрец.

— Для себя, для себя… — подобострастно перебил его Феник.

— …то ты ответ получишь немедленно, — продолжая тот, не замечая Феника и его слов, — а если для другого, ты получишь его в запечатанном виде, причем напоминаю тебе, что, если ты в него заглянешь, то лишишься глаз, руки или языка…

— Для себя, для себя… — почему-то робея еще больше, повторил Феник коснеющим языком.

• Предыдущая
• 27/77
• Следующая