Двуликий Янус - Яковлев Андрей Яковлевич - Страница 65

• Предыдущая
• 65/75
• Следующая

Только ночью, соблюдая всяческие предосторожности, удалось Борису встретиться с Горюновым и доложить во всех подробностях о визите Геворкяна. Выслушав Малявкина внимательнейшим образом, Виктор полностью одобрил линию его поведения.

Татьяна Языкова не ошиблась: Менатян действительно вновь явился к ней. Он пришел утром, в одиннадцатом часу, созвонившись предварительно по телефону. Зачем он пришел, чего хотел, на что надеялся, Таня толком так и не поняла. Встретила она Аракела на этот раз довольно прохладно. Беседа не вязалась: перескакивали с пятого на десятое, говорили о всяких пустяках, возвращались к прошлому.

— Нет, — неожиданно сказала Языкова, — не могу. Все это не то, не так.

— Что не то? — прикинулся изумленным Менатян. — Ты о чем?

— Неужели ты не понимаешь? Я же совсем ничего о тебе не знаю, не узнаю тебя. Ты ничего толком мне не объяснил.

Памятуя слова Скворецкого, актриса начала осторожно расспрашивать. Что за таинственность напускает на себя Аракел? — спрашивала она. Почему, почему, пробыв свыше года у партизан, он ни разу не подал о себе весточки? Действительно не мог или не хотел? Не нравится ей все это…

Менатян слушал молча, не поднимая глаз, только на обострившихся скулах ходили желваки. Он чем-то напоминал большую нахохлившуюся хищную птицу: кинется, начнет терзать когтями, долбить железным клювом… Татьяне стало жутко. Менатян с трудом перевел дыхание, сделал какое-то странное движение горлом, словно глотая комок, и поднял на Языкову круглые, с желтизной глаза. В них светилась злоба. И улыбка у Менатяна была вымученная, кривая.

— Ну, что же ты молчишь? — взяла себя Таня в руки. — Отвечай, партизанский разведчик!

— Слушай, Таня, — тихо, с хрипотцой сказал Менатян. — Если я не разведчик, не партизан — так? — кто же, по-твоему, Менатян? Кто?

Таня растерялась. Высказать ему свои подозрения, свои страшные мысли? На это она не решалась. А вдруг все-таки, несмотря ни на что, несмотря на факты, ошибка? Война!.. Такая ужасная война, тут всякое могло случиться. Как-никак перед ней был Аракел, друг ее юности, человек, который ей когда-то нравился. Одно дело, когда его нет, когда можно все спокойно анализировать, рассуждать наедине с собой или с тем же Скворецким, и совсем другое, когда он здесь, рядом, сидит и смотрит на нее горящими глазами, в упор. Ей трудно, очень трудно было отрешиться от привычного Менатяна. И страшно. Ой как страшно!..

И все же Таня решилась.

— Послушай, — чуть не шепотом спросила она, — я не сомневаюсь, но… а ты… ты не дезертир? Нет, правда?..

Менатян смерил ее презрительным взглядом. Резко, рывком поднявшись, он шагнул к двери, бросив через плечо:

— Обидела ты меня, Таня-джан, очень обидела. Подумай об этом.

И вышел. Дверь оглушительно хлопнула. Татьяна без сил опустилась в кресло и долго так сидела, ничего не видя, ничего не понимая.

Выйдя из гостиницы, Менатян сел в автобус и выехал в сторону Подольска: близился час встречи с «Быстрым». Менатян не знал, что каждый его шаг фиксировался чекистами. И не только чекистами: с того момента, как Менатян покинул утром свое убежище, за ним неотступно, словно тень, следовал еще один человек. Этот человек проводил Менатяна до гостиницы «Москва», дождался, пока тот вышел, и оставил его только тогда, когда Менатян сел в автобус. Чекистов он не обнаружил, но они-то его приметили и не выпускали из поля зрения.

В тот же день об этом было доложено Скворецкому. Выслушав донесение, майор спросил: «И вы уверены, что тот самый человек, к которому я поручил присмотреться, преследовал Менатяна?» Оперативный работник не сомневался: «Тот самый. Я же шел за ним по пятам до гостиницы. И после». Ошибки не было.

Кирилл Петрович нахмурился. «Ну, — подумалось ему, — если так, жди событий!»

А Менатян трясся тем временем в пригородном автобусе, ничего не подозревая, ни о чем не догадываясь. Настроен он, судя по всему, был скверно, сидел насупившись, поигрывая желваками, не глядя по сторонам.

На условленной остановке, возле совхоза, ждал Малявкин. В левой руке он держал небольшой потертый чемоданчик. Пока пассажиры выходили и входили в автобус, Борис успел через стекло рассмотреть Менатяна и, уловив никому другому не приметный жест, одним из последних поднялся по ступенькам. Двери закрылись, автобус тронулся.

Не подавая виду, что знаком с Менатяном, расположившимся на одном из передних сидений справа по ходу, возле окна, не обращая на него никакого внимания, Малявкин встал в проходе, благо все сидячие места были заняты. Проехав три остановки, он пробился к выходу и сошел с автобуса. Вслед за ним сошел Менатян.

Автобусная остановка была расположена у въезда в большое село, но «Быстрый» в село не вошел: он повернул обратно. Здесь, прямо к шоссе, подступал лес, заросший густым подлеском. Пройдя по шоссе около километра и убедившись, что дорога пустынна, Малявкин перепрыгнул придорожную канаву и встал на опушке, укрывшись за разлапистой сосенкой. Вскоре показался Менатян, не спеша шагавший по обочине.

— Э-гей, друг! — окликнул его Малявкин. — Давай сюда! Я здесь.

— Угу, — мрачно откликнулся Менатян и, перемахнув канаву, присоединился к Борису.

Постояв с минуту на опушке, внимательно осмотревшись по сторонам и убедившись, что поблизости никого нет, они углубились в лес. Дойдя до укромной полянки, Малявкин остановился.

— Вот, — сказал он. — Здесь.

Менатян, молча взяв чемоданчик, прошел дальше. Он пересек поляну, присел, раскрыл чемодан, где находилась рация, раскинул антенну, достал из кармана клочок бумаги и заработал ключом. Борис, наблюдавший за ним издали, пришел к выводу, что Менатян — радист посредственный: нет той сноровки, той быстроты в работе, которая была у него самого, Малявкина.

Само собой разумеется, что текст радиограммы, переданной Менатяном центру, Малявкину известен не был, но чекисты не дремали. Специально предупрежденные радисты были наготове и перехватили радиограмму, отстуканную Менатяном. Радиограмма гласила: «Все благополучно, связь „Зеро“ установлена, „Быстрого“ включаем работу, приступаем выполнению задания». И стояла подпись: «Кинжал».

Между тем Менатян, закончив передачу, вернул рацию «Быстрому» и, повторив ему, что придет на квартиру Костюковых через два дня, зашагал к шоссе. Малявкин остался в лесу; он должен был выйти час спустя и возвращаться в город другим автобусом, не тем, что Менатян.

В тот же вечер Борис встретился с Горюновым и обстоятельно доложил, как прошел сеанс радиосвязи, а также и о том, что Геворкян будет у него через два дня.

Но Менатян пришел не на третий день, и даже не на второй: он внезапно явился к Малявкину на следующее утро. Был он чем-то очень встревожен.

— Собирайся. Тебя ждет шеф, — отрывисто сказал он, едва переступив порог.

— Ждет? — растерялся Малявкин. — Меня ждет шеф? Когда?

— Сейчас. Разве непонятно? — насупился Менатян.

— Сейчас? — переспросил «Быстрый».

— Да, сейчас, — со злостью сказал Менатян. — Да ты не копайся. Живо!

Борис, никак не ожидавший в этот час посетителей и разгуливавший по комнате в одних трусах да в майке, принялся с лихорадочной поспешностью одеваться, а Менатян его поторапливал:

— Скорее, скорее, поживее поворачивайся!..

Борис поспешно накинул гимнастерку, потуже затянул поясной ремень.

— Пошли, что ли? — обратился он к Менатяну. — Я готов.

— Нет, — неожиданно возразил Менатян, — ты пойдешь один. Без меня.

— А почему так, почему один? — удивился «Быстрый».

— Ты когда-нибудь прекратишь свои идиотские расспросы? — вконец рассердился Менатян. — Сказано — один, значит, один. Все.

— Ладно, — пожал плечами «Быстрый». — Иду. Только куда идти?

— Здесь, рядом. Как-нибудь не заблудишься, — зло усмехнулся Менатян. — На Ваганьковском кладбище.

Менатян обстоятельно растолковал Борису, где именно, в каком месте кладбища, в каком ряду, у какой могилы, будет ждать шеф. В левой руке у него, сказал Менатян, будет последний номер журнала «Огонек». Впрочем, шеф и сам узнает Малявкина. Сам окликнет.

• Предыдущая
• 65/75
• Следующая