Двуликий Янус - Яковлев Андрей Яковлевич - Страница 60
- Предыдущая
- 60/75
- Следующая
Глава 28
Сотрудники специальной радиослужбы поймали очередную передачу «Фауста». Марш. Затем шла пространная сводка погоды: сообщалась температура в различных точках Европы, барометрическое давление. Когда расшифровка была закончена, чекисты прочли:
«Благополучное возвращение „Острого“ позволяет использовать „Быстрого“. Встреча „Сутулым“ была непреднамеренной, но ваше сообщение „Сутулом“ учтено, служит подтверждением. Связь „Быстрым“ поручена опытному агенту „Кинжал“, который будет снабжен всем необходимым, кодом, средствами».
Кирилл Петрович, изучив содержание шифровки, задумался. Тут было над чем поломать голову. В том, что радиограмма предназначалась «Зеро», сомнений не было, но кто скрывался под псевдонимами? Ну что же, думал майор, прохаживаясь из угла в угол просторного кабинета. И это задача не из сложных. Что тут за псевдонимы? Их четыре. Начнем с того, что нам доподлинно известно: «Быстрый» — Малявкин. «Сутулый» — Шкурин. Уже хорошо. Так, «Острый». Это, надо полагать, Осетров. «Благополучно возвратился». Все ясно!
Нерасшифрованным остался «Кинжал». Кто? Менатян?.. Да, скорее всего он. Однако не будем спешить: пусть «Кинжал» остается пока под вопросом — так и так до него доберемся.
Теперь можно подвести итог: посылка «Острого», как и то, что он назвал Малявкину Шкурина, имели своей основной целью проверку «Быстрого». Отсюда ясно: немцы ведут крупную игру, в которой «Быстрому» отведена не последняя роль.
«Черт побери! — подумал Кирилл Петрович. — Мы не допустили ошибки, обеспечив Буранову благополучное возвращение к Шлоссеру, не тронув Шкурина. Ход был правильный. Будем играть дальше!»
Вернемся к «Кинжалу». Итак, будем исходить из предположения, что «Кинжал» — Менатян. Вот и разгадка ребуса. И ждать надо Менатяна со дня на день. «Зеро» — вот кто нам пока неизвестен, а он один стоит всех остальных, вместе взятых, и еще многих в придачу. «Зеро» — этот действует. И еще как!
«Да, „Зеро“… — Скворецкий остановился, присел к столу. Из левого ящика достал чистый лист бумаги. Задумался. — „Зеро“!.. А вдруг… Да нет, не может быть!.. Хотя почему, собственно говоря, не может? Почему?»
Уже длительное время майора преследовала навязчивая мысль. Мысль эта, невзирая на свою дерзость — ровно никаких доказательств не было, — овладевала Скворецким все больше и больше. В мозгу сверлило: а ведь ты прав. Прав, черт возьми!
Сейчас, когда Кирилл Петрович прочел и еще раз перечитал перехваченную шифровку, что-то словно стронулось с места, сдвинулось, мысли получили новый ход: безусловно прав!
Кирилл Петрович поплотнее уселся в кресло: «Ну-ка, пораскинем мозгами, — думал он, — прикинем. Что-то у нас получится?»
Майор взял карандаш, чистый лист бумаги. В левом углу листа написал: «Малявкин». Чуть ниже, в скобках: «Быстрый». Под этой надписью он поставил другую: «Гитаев („Музыкант“)». То и другое обвел кругом и эти окружия соединил между собой тонкой линией. От Гитаева («Музыканта») провел еще одну линию, потолще, к середине листа. Там жирными буквами вывел: «Зеро» — и тоже обвел кругом. Линия, шедшая от «Музыканта», соединилась с этим кругом. Карандаш застыл в руках Кирилла Петровича: майор думал, думал графически, если можно так выразиться. Это была его старая привычка: он любил решать сложнейшие оперативные задачи, строя на бумаге схемы связи между собой действующих лиц, переплетения их отношений.
Подумав с минуту, в правом углу он написал: «Осетров („Острый“)» — и соединил эту надпись с надписью «Быстрый», но ни от нее, ни от «Быстрого» линии к «Зеро» не шло, зато такие линии появились, когда снизу листа было написано: «Кинжал» (Менатян)», а затем «Шкурин („Сутулый“)». Потом было написано: «Варламов, институт Варламова».
Некоторые, из этих надписей майор соединил между собой и опять задумался. Надолго. Встал, снова принялся расхаживать. «Какие линии сходятся к „Зеро“? — думал он. — Какие и как пересекаются? Кто из известных нам действующих лиц связан между собой? Как?.. Гм…»
Кирилл Петрович снова подошел к столу и перечитал расшифрованную радиограмму. «Так, что здесь особо любопытно? „Сутулый“! Что о нем сообщается?»
Твердой рукой майор провел на своей схеме еще одну черту, жирную, отчетливую, сделал под словом «Зеро» надпись, затем снял телефонную трубку и вызвал одного из своих помощников.
— Вот какое дело, — сказал он, поглаживая бритую голову и осторожно подбирая слова. — Есть задание. Очень серьезное. Надо присмотреться к одному человечку. Попристальнее. Только чтобы комар носа не подточил, чтобы он, этот человек, ничего не заметил, не заподозрил. Никоим образом. Ясно? Это по делу «Зеро».
Скворецкий с минуту помолчал, как бы еще раз все продумывая, и тихо, вполголоса назвал фамилию.
— Что? — охнул ошарашенный сотрудник. — Вы, никак, шутите, товарищ майор? Так это…
— Тш-ш-ш!.. — предостерегающе поднял палец майор. — Пока помалкивай. Понял? Молчок. Никому ни слова. Никому. Вот когда поработаем…
Выпроводив так и не пришедшего в себя от изумления сотрудника, Кирилл Петрович спрятал исчерченный лист бумаги в свой сейф и повернул ключ в замке; затем связался с Тулой, с Управлением НКГБ, и попросил срочно разыскать Горюнова: пусть тот немедленно позвонит в Москву.
— Виктор? — сказал он, когда раздался звонок. — У тебя все в порядке? Нормально? Ну и отлично… Так вот какие дела: переходи на готовность номер один.
— Как? — воскликнул Горюнов. — Есть новости?
— Есть, — спокойно сказал Кирилл Петрович. — И существенные. Надо полагать, «гость», вот-вот прибудет. Понял? Кстати, судя по некоторым данным, есть основания полагать, что его кличка «Кинжал».
…Кончился очередной концерт актрисы Языковой в Доме офицеров Тульского гарнизона. Концерт прошел с большим успехом: пела Татьяна в этот вечер с подъемом, многие номера исполняла на «бис». Зрители кричали:
— «Землянку», просим «Землянку»!
— «Темную ночь»! — требовали другие.
— «Офицерский вальс»!
— «Огонек»! Даешь «Огонек»!
И Таня пела. Пела «Землянку», «Офицерский вальс», «Огонек»… Ее долго не хотели отпускать.
В этот вечер с первой минуты, едва она вышла на сцену, Татьяну охватило чувство какого-то странного, не похожего на то, как бывало обычно, возбуждения. На нее из притененного зала смотрели сотни пар глаз, к этому она привыкла, но на этот раз она чувствовала на себе чей-то особо пристальный взгляд. Татьяна взволнованно пробегала глазами по расплывчатым в полумраке лицам зрителей и вдруг «натыкалась» на этот необычный взгляд, но это длилось мгновение. Мгновение — и взгляд потухал, все исчезало. Как ни старалась Татьяна, она ничего не могла разглядеть, не могла понять: что это? Что с ней происходит?
Уставшая, все еще не оправившись от странного волнения, покидала актриса Дом офицеров. У подъезда ожидала машина. Возле стояли седоватый подполковник и молоденький лейтенант, совсем еще мальчик.
— Разрешите, Татьяна Владимировна, мы вас доставим в гостиницу? — просительно приложил руку к фуражке подполковник.
Таня отказалась: ей хотелось побыть одной, пройтись. Вечер стоял чудесный — теплый, тихий. Однако отделаться от настойчивого подполковника оказалось не так просто.
— Вы предпочитаете пройтись пешком? — сиял он улыбкой.
— Да, — суховато сказала Языкова. — И, вы знаете, я предпочитаю ходить одна. Извините, но такая уж у меня привычка. Еще раз прошу простить…
— Ну уж нет! — воскликнул подполковник. — И не думайте, дорогая Татьяна Владимировна.
Не спрашивая разрешения, подполковник подхватил Таню под руку, лейтенант, чуть поотстав, пристроился сзади, и все втроем зашагали к гостинице. Виктор, наблюдавший со стороны эту сцену, чуть усмехаясь, шел в сторонке.
Тане удалось избавиться от не в меру назойливых поклонников только возле самой двери своей комнаты.
Как ни была Таня раздосадована бестактной настойчивостью подполковника (с ней такое случалось не часто: в воинских частях, где ей приходилось бывать, к ней относились тепло, внимательно, с уважением), она сразу же забыла об этом мелком эпизоде, едва очутилась в своей комнате. Вновь и вновь возвращалась мысль актрисы к необъяснимому ощущению, которое она испытала во время концерта. Что это было? Кто это был?..
- Предыдущая
- 60/75
- Следующая
