Двуликий Янус - Яковлев Андрей Яковлевич - Страница 48
- Предыдущая
- 48/75
- Следующая
По мнению Малявкина, Осетров — не настоящая, не подлинная фамилия разведчика. Борис говорил, что так называемый Осетров — по сложившемуся у него, Малявкина, впечатлению — большой наглец, человек не очень осторожный, скорее — легкомысленный. Не серьезен. Битый час болтал о второстепенных вещах: как переходил линию фронта, как добирался до Москвы, — и ни слова о деле, о цели своего приезда. Язык какой-то блатной. Смахивает на уголовника. И еще одно ясно: Москвы Осетров не знает, в столице он не бывал.
Бориса слушали внимательно, молча, не перебивая. Когда он кончил, Виктор, как школьник на уроке, поднял руку:
— Разрешите, Кирилл Петрович?
Майор молча кивнул.
— Мне сдается, — начал Горюнов, — что оснований для выводов, которые делает Борис, маловато. Несерьезен? Откуда такая уверенность? Только потому, что подробно распространялся о своих похождениях? Или потому, что при первой встрече воздержался от разговоров о цели своего прибытия? Ну и что? А может, он, этот самый Осетров, ведет себя так не без умысла. Может, он присматривается к Борису, потому и не торопится с главным. Разве это исключено?
Виктор думал было углубиться в анализ поведения так называемого Осетрова, его поступков и разговоров, но Скворецкий его прервал:
— И на что только вы сейчас тратите время? Спору нет, впечатления Бориса важны — врага надо знать, — но фактов для выводов мало. Да и не это в данный момент главное. Мы должны прежде всего определить свою линию поведения, линию поведения «Быстрого». Важно решить, что он должен говорить, что рассказывать Осетрову, чего от него требовать и добиваться, независимо от того, легкомыслен тот или нет. Хотя, конечно, и это в какой-то мере учтем. И еще: поселять здесь Осетрова, приглашать его или сказать, что это невозможно. Хозяйка, мол, не согласна. Вот над чем надо сейчас думать, вот какие вопросы следует решить в первую очередь.
Поскольку появление представителя абвера ни для кого не явилось неожиданностью — его ждали давно, — все поднятые сейчас майором вопросы обсуждались уже не раз, и дело было за детализацией, уточнениями. Если что и было нового, так это желание Осетрова устроиться на квартире «Быстрого», впрочем, и такую возможность Скворецкий и Горюнов предвидели. Вопрос этот был решен первым, сразу же. Мнение у всех было единое: если Осетров не передумает — приглашать. Пусть живет здесь, у Костюковых. Если откажется, надумает что-либо другое — не настаивать. Наоборот. Малявкин в таком случае должен будет повести дело так, будто и ему это удобнее. Теперь все зависело от хозяйки дома. У нее прямо спросили:
— Что скажете, если с Борисом недельку-другую поживет еще один человек? Скажем прямо — человек скверный, больше даже — не наш человек, но… надо!
— Это как так «не наш»? — всполошилась Костюкова. — Как это понимать?
— Не можем мы вам пока сказать ничего больше. Разве потом, со временем, — возразил Кирилл Петрович. — Но, повторяю, очень надо. И еще одно. О Викторе Горюнове при нем ни гугу: не было здесь никакого Горюнова, никого не было.
— Ладно, — вздохнула Костюкова. — Раз вы говорите… коли в самом деле надо, какой может быть разговор. И сказать ничего лишнего не скажу, можете быть спокойны.
Относительно линии поведения Малявкина условились так: Борис расскажет историю своих с Гитаевым похождений, включая и все, что связано с Варламовыми, во всех подробностях, в строгом соответствии с фактами. Одним словом, «доложится по начальству». Опишет и историю на продскладе, арест, бегство из прокуратуры, гибель Гитаева. Дальнейшее изобразит следующим образом: невзирая на вывих ноги, добрался до Костюковой (это убежище он приготовил заранее, в качестве запасного, навестив Костюкову еще в июне, вскоре после прибытия в Москву), отлежался, после чего и дал радиограмму. Шифр и код Гитаев ему передал давно, еще после первого сеанса. О Сбойчаковой, конечно, ни слова.
Осетрову следует сообщить и о явке у зубного врача, на Покровке. Сказать, что Малявкин туда ходил, встречался там с человеком, приметы которого дал ему Гитаев, обусловил с ним следующую встречу, но тот не пришел. Почему, «Быстрый» не знает. (О смерти Бугрова Малявкин действительно не знал. Ему не говорили.)
Насчет «Зеро»… Вот тут было над чем подумать. Взвесив все, решили: «Зеро» Малявкин не упоминает. Ни словом. Ни намеком. Ни о каком «Зеро» он от Гитаева ничего не слыхал.
Тут у Горюнова возникли опасения: а что, если «Музыкант» информировал Берлин, что он сообщил «Быстрому» о «Зеро»?
— Информировал? — возразил Борис. — Но как? Связь-то с абвером шла через меня, а я ни в одной шифровке ничего такого не передавал. Так что уж…
Малявкина поддержал Скворецкий: дело не в радиограммах. «Музыкант» мог иметь каналы связи и не известные «Быстрому», однако ему просто незачем было информировать Берлин о своем разговоре с «Быстрым». Скорее, наоборот: Гитаеву следовало скрывать собственную болтливость. Так что информация абвера о том, что «Быстрому» известен факт существования «Зеро», исключена почти полностью. Ну, скажем на 99%. Если же правдой окажется 1%, то и в этом случае сдержанность «Быстрого», его умение держать язык за зубами ничего, кроме одобрения, у шефов абвера не вызовет.
Рация. Если Осетров захочет воспользоваться рацией «Быстрого» или присутствовать во время сеанса — отказать. Самым категорическим образом. Конспирация! Не давать согласия, пока Осетров не представит соответствующих полномочий (каких — его забота. Пусть сам ломает голову, — глядишь, в поисках полномочий он и даст еще какую-нибудь дополнительную ниточку), самому же выйти в эфир и просить у шефов указаний.
Теперь: чего требовать от представителя абвера? Ну, это ясно. Прежде всего бить тревогу: все хорошо, «крыша» надежная, но тем не менее положение осложняется с каждым днем. Все документы на имя Малявкина остались в прокуратуре, и «Быстрый» вынужден жить под фамилией Задворного, по запасным документам. Документы хорошие, бакенбарды, борода изменили облик до неузнаваемости, но все-таки… Ни тебе лишний раз на улицу не покажись, да и вообще не может же он, здоровый человек, офицер, находящийся на действительной службе в армии, месяцами сидеть на частной квартире в Москве! Командировка? Уж больно она затяжная. Неубедительно. Даже хозяйка квартиры, уж на что надежный человек, и та… Короче говоря, если бы не сознание, что он так тут ничего и не сделал, «Быстрый» хоть сегодня вернулся бы обратно, к своим хозяевам. А уж если оставаться в Москве, так надо что-то придумать, нужна новая легенда. Да и зачем оставаться, с какой целью? Ведь цели их заброски были известны «Музыканту», а того нет. Что же делать? И еще: инструкции инструкциями, может, Осетров их и привез, но ведь завязывал же «Музыкант» связи в Москве — явка у дантиста, — а как быть ему, «Быстрому», с этими связями, где они?
В этом месте вновь восстал Горюнов: надо ли? Не будет ли это навязчивым, не вызовет ли подозрений? Кирилл Петрович согласился: да, насчет связей в Москве пока воздержимся. Посмотрим по обстановке.
— Ну, Борис, — сказал в заключение Скворецкий, — все ясно? Действуй.
— Ясно, — смущенно улыбнулся Малявкин. — Я постараюсь, Кирилл Петрович. Не подведу…
Когда Кирилл Петрович и Виктор вернулись в наркомат, там их уже ждал подробный доклад о похождениях так называемого Осетрова в этот вечер: с того момента, как представитель абвера встретился на Петровском бульваре с Малявкиным, чекисты не упускали его из виду. Осетров оказался совсем не так прост и легкомыслен, как показалось Борису, да и говорил он «Быстрому» далеко не всю правду. Судя по тому, как он искусно плутал по улицам и переулкам, пользуясь проходными дворами, Москву Осетров знал превосходно. И ночевать он пошел не в офицерское общежитие. Сменив метро на автобус, потом трамваем Осетров добрался до Яузских ворот, а там, изрядно попетляв по узеньким, извилистым переулочкам, нырнул в подъезд одного из домов на Солянке. В какой именно квартире он нашел пристанище, кто его приютил, выяснить пока не удалось, однако список жильцов, проживавших в подъезде, где скрылся представитель абвера, Скворецкому представили. Ну что же, надо было и с этим разбираться.
- Предыдущая
- 48/75
- Следующая