Двуликий Янус - Яковлев Андрей Яковлевич - Страница 40

• Предыдущая
• 40/75
• Следующая

Ната, как и было условлено с Кириллом Петровичем, рассказала о своих горестях, просила совета. Икоркина слушала внимательно, сочувственно, расстроилась, когда Ната заплакала, но сказать ничего не сказала: «Не знаю, милочка, не знаю, чем тебе и помочь. Я подумаю, подумаю… Может, и позвоню тебе. Ты все больше дома сидишь? У телефона? Ну и ладно».

Любопытно, что о Еве Евгеньевне и Петре Андреевиче Икоркина почти не упоминала. Складывалось впечатление, что она не в таком уж неведении об их судьбе, как изображала в начале разговора. Однако это было только впечатление, не больше. Пока и эта ниточка не привела к цели.

На другое утро, когда Скворецкий сидел у себя в кабинете и, уйдя с головой в изучение накопившихся материалов, изыскивал новые ходы, раздался телефонный звонок. Это была Ната.

— Кирилл Петрович, дорогой, — частила она, — знаете, с кем я сейчас разговаривала? С тетушкой. Представляете? С самой тетушкой, Евой Евгеньевной!

Майор, отложив все в сторону, кинулся на квартиру Варламовых. Наконец-то дождались! Ева Евгеньевна объявилась, позвонила по телефону. Разговор с Натой был у нее короткий: она расспросила, кто звонил, кто заходил, являлись ли из НКВД. Нет? Тем лучше.

Выслушав эту часть сообщения Наты, Кирилл Петрович задумался… Так, значит, тот, кто тогда звонил на квартиру и «поймал» Нату, удостоверившись, что есть засада, с Евой Евгеньевной не связан. Что же, есть над чем подумать! Между тем Ната продолжала рассказ. На вопрос девушки, как ей быть, Ева Евгеньевна ответила: ждать, все образуется. Главная просьба: переслать паспорта — ее и профессора. Без паспортов им может быть худо. Ева Евгеньевна указала почтовое отделение, куда нужно послать паспорта. Ценной бандеролью. До востребования. Назвала фамилию, имя и отчество человека, кому надлежит их адресовать. «Ты не грусти, дружок, — закончила она. — Не расстраивайся. Что-нибудь придумаем. Скоро позвоню еще».

Ната была счастлива: наконец-то и ей привалила удача. Судя по разговору с Евой Евгеньевной, профессор жив. Здоров. До чего же хорошо! И главное, теперь Петра Андреевича найдут, проследив путь паспортов, обязательно найдут. Кончится его нелепое, никому не нужное изгнание.

Видя искреннюю радость девушки, Кирилл Петрович посмеивался: «Хорошо, Ната, хорошо! Найдем теперь дядю, не беспокойся. Вернем его к нормальной жизни, к работе…»

В душе майор не спешил радоваться: он-то отлично понимал, что путь от подставного лица, которое получит направленные до востребования паспорта, к Еве Евгеньевне может оказаться далеко не таким коротким. Всякое возможно. И Кирилл Петрович не ошибся!

За паспортами в почтовое отделение явился… глухонемой переплетчик. Человек одинокий, проживающий в просторной комнате полуподвального этажа. Там он жил, там была и его мастерская. Соседи поговаривали, что мастер он был отменный, что до войны имел обширную клиентуру, многие московские собиратели книг, библиофилы — ученые, артисты, писатели — знали сюда дорогу. Теперь же, на третьем году войны, москвичам было не до создания личных библиотек, не до сдачи книг в переплет, и мало кто посещал искусного мастера. Впрочем, кое-кто бывал. Все бы ладно, но — глухонемой! Что от такого узнаешь? Не объясняться же по столь щекотливому вопросу на пальцах или записками? Выход был единственный: понаблюдать за переплетчиком. Должна же была Ева Евгеньевна, или кто-либо от нее, явиться за паспортами. Нить вела к Варламову, и ее надо было проследить.

«Хорошо, — думал Скворецкий, — что теперь к переплетчику редко кто ходит, а если бы как раньше? Тогда — все, концов не найдешь».

Так оно и случилось: ни в этот день, ни на следующий к переплетчику никто не являлся. И он сидел дома, никуда не выходил.

Сутки спустя, утром, в мастерскую прошел величественный старик с пачкой книг под мышкой. Пробыл он у переплетчика около часа и вышел с другой пачкой: получил, очевидно, книги, сданные ранее. Это оказался крупный ученый, литературовед. Никаких точек соприкосновения с Варламовыми у него не было.

В тот же день, несколько позже, в мастерской побывал и другой посетитель-женщина. Эта вела себя странно: выйдя от переплетчика, она долго петляла по окрестным переулкам, то убыстряя, то замедляя шаги, беспрестанно оглядываясь по сторонам. Проплутав минут сорок, женщина вышла к автобусной остановке и, пропустив две машины (хотя народу было не очень много), села на третью.

Устроившись на заднем сиденье, женщина вынула из объемистой сумки книгу и принялась читать, однако то и дело бросала косые взгляды на всех, входивших в автобус.

Проехав семь остановок, она быстро встала и стремительно направилась к выходу, но на остановке не сошла, а встала возле самой двери, обернулась и пристально оглядела немногочисленных пассажиров. Сошла она на следующей остановке в районе Арбатской площади. Тут опять принялась колесить по кривым переулкам в районе улицы Коминтерна, пока не выбралась к станции метро «Библиотека Ленина».

Снова пропустив два состава, женщина в последний момент, когда створки дверей уже тронулись, вскочила в третий и доехала до «Красносельской». Там сошла и пересела в поезд, шедший в обратную сторону. Так, петляя, путая след, она добралась до Казанского вокзала и электричкой доехала до Малаховки. В пустынном дачном поселке (война, москвичам было не до дачного сезона) она исчезла из виду, вильнув в одну из просек.

Час с небольшим спустя женщина вновь появилась на железнодорожной платформе и на этот раз без всякой опаски доехала до Москвы, а там проехала прямо на улицу Горького, в… Дегтярный переулок. Это была Икоркина.

«Наконец-то! — потирал руки Кирилл Петрович. — Круг замкнулся. Никакого сомнения: в Малаховку Икоркина ездила к Еве Евгеньевне. Варламовы — там. Иначе зачем ей было выкидывать такие фортеля, так путать след? Наивно! Ведь сами себя с головой выдала. Но Ева Евгеньевна, Ева Евгеньевна… Тоже мне конспиратор! Ишь до каких фокусов додумалась, но — перемудрила.

Правда, задача до конца решена еще не была: Малаховка велика, а точного адреса нет. Но дело теперь оставалось за малым. Малаховка — не Москва, да и район, где скрылась Икоркина, известен. День-два — и Варламовы будут обнаружены. Это уж непременно.

Прежде чем приступить к разработке плана поисков, Кирилл Петрович решил поговорить с Натой. Может, она что и знает про Малаховку, что-нибудь подскажет.

— Малаховка?.. — задумчиво повторяла Ната. — Малаховка?.. Нет, не припомню, чтобы дядя и тетя там бывали. У кого? Нет, не помню…

Вдруг Ната вскрикнула:

— Вспомнила! Так ведь там, в Малаховке, какой год снимают дачу Соболевы. И как я могла забыть?

— Соболевы? — удивился майор. — Что-то не припомню. Какие еще Соболевы?

— Да боже ж мой! Соболев. Аркадий Адамович. Бывший маклер. Жена у него — балерина. Я же еще в первый день говорила Виктору Ивановичу. Соболевы были дружны еще с родителями Евы Евгеньевны. Тетушка у них, как у себя дома…

Кирилл Петрович вспомнил. Теперь задача и вовсе упростилась, хотя точного адреса Соболевых в Малаховке Ната и не знала.

Скворецкий пошел к комиссару: надо было согласовать план операции, получить санкцию. Отправиться за Варламовыми решили в тот же день, вечером, не откладывая. Когда Кирилл Петрович вернулся к себе, ему доложили, что уже несколько раз звонили из бюро пропусков: там кто-то ждет майора, настойчиво требует встречи с ним. Скворецкий набрал номер дежурного.

— Товарищ майор? Пришел тут один гражданин. Битый час сидит. Чудной какой-то. В летах, между прочим. Обязательно вас требует. И еще говорит, что он пришел арестовываться. Да, да, арестовываться, так и говорит… Что? Как его фамилия? Варламов фамилия. Петр Андреевич Варламов.

• Предыдущая
• 40/75
• Следующая