Выбери любимый жанр

Дитя Всех святых. Перстень с волком - Намьяс Жан-Франсуа - Страница 25

Изменить размер шрифта:

— Ты опять обрел свою веру?

Согласно обычаю, служанки принесли факелы, чтобы поставить их по четырем углам постели.

Жан заговорил вновь, и голос его опять стал таким, какой привык слышать Абдул Феда: в нем звучали насмешка и горечь.

— Смерти я не страшусь, на судьбу не ропщу,

Утешенья в надежде на рай не ищу,

Душу вечную, данную мне ненадолго,

Я без жалоб в положенный срок возвращу [10].

Абдул Феда был так потрясен поведением Жана, что на мгновение забыл о смерти Матильды и о своей печали.

— Значит, ты по-прежнему не веришь?

— Как можно быть таким непостоянным? Истина — в «Четверостишиях», я знаю это раз и навсегда.

— Но тогда как смог ты дать умирающей то, чем сам не обладаешь?

— Я только что понял смысл самой глубокой из всех книг: существуют одни лишь слова. Вера, надежда — только звук. Я обладаю словами, и у меня есть власть отдавать их тому, кто просит. Позволь мне удалиться. Мне необходимо поразмыслить над этим открытием.

Слуги приступили к последнему туалету Матильды де Боржон. Абдул Феда внезапно ощутил, как нестерпимая боль овладевает им. Он повернулся к Жану.

— Я тоже страдаю. Какие слова ты найдешь для меня?

— Я дам тебе то единственное, что не является пустым словом: мою руку.

И правитель Хамы взял руку, которую протянул ему раб-христианин, руку, изуродованную пытками, сильно сжал ее и прошептал:

— Спасибо, друг мой.

***

Шахматных партий не было почти целый месяц. Охваченный горем, Абдул Феда потерял интерес ко всему на свете и не хотел никого видеть. Что касается Жана, им овладел очередной приступ малярии, еще более жестокий, чем предыдущий, и врач, который боялся, не окажется ли натиск болезни в этот раз смертельным, не отходил от постели Жана. Франсуа тоже беспрестанно находился с братом и вынужден был выслушивать страшные слова: волки подошли еще ближе, они уже выбрались из леса, они рыщут по поляне…

Приступ закончился незадолго до Успения. И именно 15 августа Абдул Феда решил положить конец своему трауру и попытаться вновь обрести вкус к жизни. Первое, что он сделал, — это позвал Жана сыграть с ним партию в шахматы.

Жан явился, как обычно, на закате. Видно было, что на этот раз, против обыкновения, он не выпил ни капли. Повелитель сразу заметил это.

— Ты больше не пьешь?

— После смерти этой женщины все изменилось. Я понял, что роль моя состоит не в том, чтобы напиваться допьяна. Моя задача важнее: раздавать слова.

— Даже если сам ты в них не веришь?

— От этого я только лучше стану их произносить. Я буду говорить их каждому так, как он хочет их услышать.

— И кому ты намерен раздавать их, эти слова?

— Вот это главный вопрос. Именно поэтому я должен уехать. Здесь я чужак — и почти бессилен что-либо сделать. Мое слово я смогу принести только своим.

Абдул Феда покачал головой.

— Я понимаю тебя, черная ладья. Но при всем благородстве и величии твоих планов не уступлю. Правила остаются неизменными. У тебя есть лишь одна возможность уехать: выиграть у меня в шахматы.

— Знаю. Вот почему сегодня вечером я выиграю у тебя.

— Ты так уверен в выигрыше?

— Да.

— Прежде я не замечал, что ты хвастлив.

— Я не хвастлив. Давай играть.

Партия началась так же, как и все предыдущие. Два игрока, уверенные в том, что силы их равны, вступили в поединок со всей возможной осмотрительностью, и долгое время положение на доске оставалось равным. Но наступил момент, когда все изменилось. До сих пор на этой стадии игры партия в лучшем случае сводилась вничью, но чаще — каждым своим ходом Абдул Феда демонстрировал полное владение ситуацией. Это приносило ему преимущество, а затем и победу.

На сей же раз преимущество оказалось на стороне Жана. Напрасно Абдул Феда пытался изменить положение и подолгу напряженно размышлял над фигурами. Вскоре он оказался зажат со всех сторон, и все его усилия освободиться приводили лишь к тому, что он запутывался еще сильнее, как рыба в ячейках сетки.

После очередного хода противника правитель побледнел, губы его задрожали. Он произнес несколько аятов из Корана:

— Когда неотвратимое событие наступит —

Нет ни одной души,

Которая в приход его не верит, —

Одних повергнув в униженье,

Других почетом увенчав;

Когда смертельной дрожью сотрясется вся земля,

И горы раскрошатся в пыль,

Став рассыпающимся прахом [11]…

Жан спросил:

— Зачем ты читаешь суру «Неотвратимое событие»? Это ведь не час твоей смерти и уж тем более не час Высшего суда.

— Именно этот час! Я всегда знал, что он придет, и все-таки не хотел верить.

Властитель указал на шахматную доску.

— Взгляни! Вот она, моя смерть. Она начертана здесь. Эти фигуры стали ее отражением. Я могу еще сделать несколько ходов, но знаю, что все равно проиграю. День этот неминуемый, потому что можно выиграть десять тысяч партий, а потом случится последняя.

Абдул Феда решился на ход, который, как ему казалось, мог бы немного отсрочить разгром. Он ошибался. Жан ответил, не задумавшись ни на мгновение. Ход черных оказался столь же блестящим, сколь и неожиданным: христианин пожертвовал королевой. Это был удар, которого противник отразить не мог.

Повелитель Хамы поднялся.

— Спасибо, черная ладья. Благодаря тебе моя агония была краткой. Больше я никогда не буду играть.

Он бросил на своего соперника острый взгляд.

— Но если сегодня ты точно знал, что выиграешь у меня, значит… ты мог это сделать уже давно?

— Да.

— Ты проигрывал специально?

— Да.

— Но почему? Почему ты избрал рабство? Ведь ты был бы уже свободным!

— Потому что я хотел найти книгу и понять ее. Дозволишь ли ты мне позвать брата?

— Ты хочешь уехать прямо сейчас? Нынче ночью?

— У меня осталось не очень много времени.

Абдул Феда вспомнил про Зулейку.

— А черная королева?

— Она не была ставкой в нашей игре. И потом, ей будет лучше здесь. Возможно, черная королева заполнит пустоту, оставленную в твоем сердце белой.

Франсуа был поднят с постели и приведен к игрокам. На сей раз у него не оставалось никаких сомнений по поводу причины этого пробуждения. Впрочем, Жан сразу сказал ему:

— Мы уезжаем.

Франсуа спросил у брата, поедет ли с ними его подруга. Услышав отрицательный ответ, он почувствовал укол в сердце. Даже если Франсуа и не любил Зулейку настоящей любовью, они стали очень близки и понимали друг друга с полуслова. В их отношениях таилось что-то чарующее. И даже вернее, чем их ночи любви, в его памяти останется первая их встреча: черная королева поднимает на него глаза цвета прозрачных вод Оронта…

Властитель Хамы распорядился:

— Мои люди проводят вас до Латакии. Вы получите золото, чтобы заплатить за путешествие. Там, в порту, всегда можно найти византийский корабль, который торгует с вашей страной.

Жан попрощался с ним и повернулся, чтобы уйти, но Абдул Феда задержал его, тронув за рукав.

— Прошу тебя, черная ладья, еще одно четверостишие, последнее…

Жан подошел к шахматной доске. Рядом на низеньком столике стояла коробочка резного дерева, в которой лежали засахаренные фрукты — игроки лакомились во время партии.

Жан взял в руки черного короля — христианского, смутно напоминающего Людовика Святого, — и бросил его туда. Чудесная фарфоровая фигурка разбилась, рассыпавшись на тысячи кусочков. Затем поднял белого короля, великолепного сарацина, который мог быть Саладином, и сделал с ним то же самое. Блестящие белые и черные осколки смешались.

вернуться

Перевод Г. Плисецкого.

вернуться

Коран, сура 56 «Неотвратимое событие». Перевод В. Пороховой