Жизнь Чезаре Борджиа (др. изд.) - Sabatini Rafael - Страница 32

• Предыдущая
• 32/69
• Следующая

Начиная с этого момента, мы вступаем на зыбкую почву слухов и домыслов. Они весьма обильны, нередко очень драматичны, но, к сожалению, ни в одном случае не содержат и намека на доказуемость. Рассмотрим их по порядку.

Основным авторитетом в вопросе о причинах гибели принца стал уже знакомый нам неутомимый сплетник — посол Венеции Паоло Капелло. В свое время, находясь далеко от Рима, Капелло ухитрился дать подробное изложение обстоятельств убийства герцога Гандия; не оплошал он и на этот раз. В своем донесении от девятнадцатого июля, сообщив о покушении, он добавляет: «Имя организатора нападения неизвестно, но это, без сомнения, тот же самый человек, который убил и бросил в Тибр герцога Гандия. Монна Лукреция, супруга принца Бишелье, занемогла от горя; по словам врачей, у нее открылась нервная горячка. Герцог Валентино издал эдикт, запрещающий ношение оружия на всем пространстве от Ватикана до замка сн. Ангела». В конце июля Капелло упоминает о том, что «раненый очень слаб и надежд на его выздоровление мало, хотя жар, кажется, начинает спадать». А восемнадцатого августа посол делает следующую запись: «Сегодня скончался принц Бишелье. Причиной его смерти явилась предпринятая полтора месяца назад попытка покушения на герцога Валентино). Герцог приказал своим людям изрубить молодого Альфонсо на куски, ибо узнал о некоем заряженном арбалете, стрела из которого должна была пронзить его (Чезаре) во время прогулки в дворцовом саду». По словам Капелло, несколько слуг принца были арестованы папской стражей и под пыткой признались в намерении своего господина расправиться с Чезаре Борджа.

В пространном донесении от двадцатого сентября, адресованном венецианскому сенату, Капелло сводит приведенные отрывки воедино, дополнив их множеством подробностей. В его изложении события разворачивались следующим образом:

«Нападение произошло в девятом часу вечера, поблизости от дворца герцога Валентино. Собрав последние силы, принц бросился к папе и крикнул ему: „Я ранен и знаю кем!“ Присутствовавшая при этом дочь его святейшества, Лукреция, увидев мужа окровавленным, упала в обморок. Перевязав раны, принца перенесли в один из дворцовых покоев, где потом при нем неотлучно находились жена и сестра, принцесса Скуиллаче. Обе женщины ухаживали за ним и собственноручно готовили ему всю еду и напитки, ибо в любом непроверенном кушанье мог оказаться яд. Они знали о ненависти, которую питает к принцу герцог Валентино, и трепетали поминутно, ожидая новых убийц. Знал об этом и папа, приказавший охранять покой и жизнь раненого зятя шестнадцати стражникам.

Святой отец несколько раз навещал принца, утешал и ободрял его. Однажды вместе с его святейшеством пришел Валентино, и когда папа заговорил о чем-то с Лукрецией, герцог, наклонясь к постели больного, тихо произнес: «Чего не было за завтраком, то будет на ужин…» И семнадцатого августа, видя, что дело идет на поправку, он появился вновь. Велев женщинам уйти, герцог кликнул своего слугу, Микелотто, и тот быстро задушил несчастного принца. В ту же ночь тело убитого было предано земле».

Рассказ посла игнорирует некоторые важные обстоятельства и скорее ставит, чем разрешает вопросы. Кроме того, он полон противоречий.

Первое. «Нападение произошло… поблизости от дворца герцога». Альфонсо ранили на ступенях лестницы св. Петра — об этом знал и говорил весь Рим, да и сам Капелло упоминал это в депеше от шестнадцатого июля. Здесь налицо или провал в памяти, или явная подтасовка, цель которой — сразу же указать виновного.

Второе, «…он бросился к папе и крикнул ему: „Я ранен и знаю кем!“» В описании ранений, полученных принцем, Капелло сходится с Бурхардом. Очень трудно себе представить, что человек, истекающий кровью, сумел пробежать одну-две улицы и сделать свое драматическое заявление. Нападающие не добили его лишь потому, что сочли мертвым. Альфонсо был без сознания, когда кардинал Капуанский отпускал ему грехи, и затем восемь суток оставался на грани жизни и смерти. Способность бегать и кричать, находясь в таком состоянии, выглядит довольно сомнительной. Вероятно, Капелло ввел в повествование этот эпизод ради его логической полноты — желая показать, что уже с самого начала всем, включая жертву, все было ясно.

Третье. Лукреция и Санча «ухаживали за ним и собственноручно готовили еду и напитки». Легко поверить в доброту обеих принцесс, в их искреннее желание спасти мужа и брата. Но у них не было никакой необходимости заниматься стряпней — ведь рядом с Альфонсо находился опытный врач, который наверняка мог проконтролировать пищу и уберечь своего пациента от отравления. В июле тот же Капелло сообщал о приезде к раненому неаполитанского доктора, но в дальнейшем не упоминает о нем.

Четвертое. «Папа приказал шестнадцати стражникам охранять раненого зятя». Эта деталь должна свидетельствовать о том, что и сам Александр знал, кто угрожает жизни принца. Но куда подевалась вся охрана при появлении убийц — герцога и его слуги Мике-лотто?

Пятое. «…Герцог тихо произнес: „Чего не было за завтраком, то будет на ужин“. Тут мы воочию убеждаемся не только в виновности Валентино, но в его дьявольской жестокости — герцог приходит полюбоваться на страдания раненого врага и дает тому понять, что он обречен. Однако возникает вопрос: кто предоставил венецианцу эти бесценные сведения? Всюду, где можно, Капелло называет своих информаторов, но в данном случае предпочитает фигуру умолчания. Тем самым он низводит свое сообщение до уровня обыкновенной сплетни, которую нельзя ни проверить, ни проанализировать.

Следует подчеркнуть, что в целом версия причастности Чезаре Борджа к убийству принца вполне допустима — речь идет лишь о недостоверности отдельных эпизодов и об удручающей нехватке надежных документальных свидетельств, которые позволили бы восстановить истинную картину.

Прошло три с половиной столетия, и «Донесения» Капелло были освящены авторитетом Грегоровия. В очерке «Лукреция Борджа» мы находим безапелляционный вывод: «Тайна, окутывавшая гибель Альфонсо, скоро рассеялась. Чезаре открыто заявил, что убил принца, поскольку тот сам покушался на его жизнь».

Но делал ли Чезаре подобное признание? Будь это так, откровенность герцога была бы обязательно зафиксирована в письмах, дневниках и посольских отчетах. В действительности же повсюду — только повторение слухов, возникших неизвестно как и неизвестно где.

Есть еще одно обстоятельство, которое трудно согласовать с рассказом Капелло, — присутствие неаполитанского врача, лечившего Альфонсо. Уж он-то наверняка пользовался доверием принца и к тому же, в силу своей профессии, был весьма наблюдательным человеком. Освобожденный после допроса в замке св. Ангела мессер Гальено вернулся на родину и, надо думать, дал королю Федериго полный отчет обо всем, что видел и слышал в Риме. Значит, летописи Неаполя могут предоставить нам столь необходимое свидетельство очевидца.

Увы — эта надежда тщетна. Анналы Неаполитанского королевства содержат лишь бесконечные пересказы версии Капелло. Остается только гадать, чем объясняется молчание доктора Гальено — тем, что ему нечего было сказать, или запугиванием во время допроса.

Даже скупые строки «Дневника» Бурхарда дают, при внимательном чтении, пищу для недоуменных размышлений. В самом деле — зачем было посылать сорок всадников ради убийства одинокого восемнадцатилетнего юноши? Кто и когда успел их пересчитать? Почему целый эскадрон, сгрудившийся у лестницы св. Петра, не привлек ничьего внимания и как такому количеству людей удалось бесследно исчезнуть после нападения на принца?

Впрочем, здесь к нашим услугам информация, исходящая от флорентийского посла Франческо Капелло (по воле судьбы два дипломата оказались однофамильцами). В шифрованных письмах синьора Франческо число нападающих ограничивается четырьмя злоумышленниками в масках. Дальнейшие события посланец Флоренции описывает примерно так же, как Бурхард, но оговаривается, что лишь передает городские слухи. Он упоминает также о неудачном покушении на Чезаре Борджа, предпринятом Альфонсо Арагонским.

• Предыдущая
• 32/69
• Следующая