Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией] - Нагорный Алексей Петрович - Страница 75

• Предыдущая
• 75/182
• Следующая

— Ну ладно, ладно, — отступил Коля. — Как тебе Серафим?

— Ты не слишком круто берешь быка за рога? — спросила Маша.

— Нет, — Коля задумался. — Если бы я начал чересчур осторожно, он бы понял, что я его щупаю не как сообщник Арсения, а как «человек в сапогах». Дались им эти сапоги.

— Деталь, которая сработает в твою пользу, — сказала Маша. — Если бы ты был «оттуда», разве бы ты надел сапоги?

— Ты опять права. Все правильно. Я знаю, кто был Арсений, я его преемник, а Серафим понимает: если он будет отрицать, что знал истинное лицо Арсения, это слишком недостоверно, и я ему не поверю. Сейчас дело в другом: Серафим лихорадочно ишет причину, по которой мы у него появились. Зачем мы пришли, — вот в чем все дело!

Они вышли за околицу. Впереди темнела небольшая роща. Это было сельское кладбище. Под вековыми деревьями, в высокой траве прятались едва заметные холмики. Коля долго ходил среди полусгнивших, покосившихся крестов, потом остановился. Маша видела, что он мучительно вспоминает о чем-то, но никак не может вспомнить, и поэтому нервничает. Маша поняла, что он ищет могилы родителей, и пришла ему на помощь. Она нежно провела ладонью по его плечу:

— Они здесь, Коля, в этой земле. Это главное. Ты не горюй.

Коля благодарно взял ее за руку:

— Забыл, где могилы. Да уж их, наверное, и нет. Кому было ухаживать?

— А я даже не знаю, где похоронены мои отец и мать, — вздохнула Маша. — Как ты думаешь, Коля: у меня когда-нибудь были родители?

— Не нужно, Маша. — Он притянул ее к себе. — Мы вместе, мы живы и здоровы, и все еще опереди, целая жизнь, ты в это верь!

— Я верю, — кивнула Маша. Она оглянулась. — Нас ждут какие-то люди.

— Приготовься. — Коля нащупал кольт. — Идем.

У кладбищенской калитки стояли два бородатых мужика в папахах с черными ленточками. Они молча смотрели на Колю и Машу. Один из них, которого Коля сразу же про себя окрестил Скуластым, сказал:

— Бог в помощь. Родных ищешь?

— Искал, — кивнул Коля. — Что скажете?

— Да вот, ельна собирается, балешник хотим учинить, — растягивая слова, сказал второй. — Приходи, погорчим…

— Не на что, — развел руками Коля. — Я, вишь, в полусмерть укутался…

— У марухи займи, — сказал Скуластый. — Она у тебя тоже, небось, по музыке ходит?

— По рыжью работаем, — улыбнулась Маша. — А вы — по портянкам?

— Ишь… — обиделся второй. — Она нас ни во что не ставит, стервь.

— А ты ведешь себя, как рогатик, — сказала Маша. — Чего мне с тобой куликать? Пошли, Коля.

— Свидимся еще, — многообещающе сказал Скуластый. — Так придете?

— Как дело позволит, — отозвался Коля.

Бандиты ушли.

— Шмакодявки паршивые, — выругался Коля. — А Серафим не Спиноза, ей-богу. Послал проверить, знаем ли мы жаргон. Уж мог сообразить: если подосланы, то и обучены…

— Он так и думает, — спокойно сказала Маша. — Ты его недооцениваешь. Пока идет самая примитивная, поверхностная проверка. Главное — впереди.

Серафим встретил их на пороге горницы — сладкий, улыбающийся, в новой рясе, с золоченым наперсным крестом.

— Милости просим, — он галантно подвинул Маше стул, протянул чашку: — Будьте хозяйкой.

На столе пыхтел начищенный самовар. Когда Маша стала разливать чай, Коля сказал:

— В Ленинграде жизнь сейчас нелегкая, это верно, но покойников там не едят…

— Хрикаделек и котлетов из них не делают, — кивнула Маша.

— Не понял, — насторожился Серафим, разгрызая огромный кусок сахара.

— Когда мы с поезда сошли, к Маше косоротая старуха подвернула, — начал Коля, внимательно наблюдая за священником. — Так вот она и сказала про эти самые хрикадельки.

— А я, собственно, при чем? — повысил голос Серафим.

— Рассуждаем согласно науке логики, — сказал Коля. — Слово «фрикадельки» явно не деревенское. От кого могла слышать старуха это слово применительно к обстановке в Ленинграде?

— От любого проезжего, раз она по вокзалам шляется, — не слишком уверенно заявил Серафим.

— Верно, — согласилась Маша. — Только мне сдается, она про этих покойников на проповеди в церкви слышала, или я ошиблась?

По сузившимся глазам священника Маша поняла, что угадала.

— Глупо, батюшка. Эдак, и в ГПУ загреметь можно…

— Уж не ты ли меня туда отправить хочешь? — На лбу Серафима выступили мелкие бисеринки пота. — Не пойму я тебя, отрок. А когда я не понимаю человека, я его боюсь. А когда боюсь, я его…

— Спрячь пистолет, дуралей, — грубо сказал Коля, хотя Серафим никакого пистолета и не доставал. — Он же у тебя под рясой! И если хочешь тягаться — смотри! — Коля в долго секунды выдернул из-за пояса свой кольт и приставил ко лбу священника.

— Не гоже хозяина дома эдак честить, — криво улыбнулся Серафим. — Убери.

— То-то, — Коля спрятал кольт. — А то ходим вокруг да около. Не узнаю вас, батюшка.

— Ну, а если Арсений тебе все завещал, ты уж, верно, знаешь, как его кликали? В том, другом мире? — напрягся священник.

— Чинушей его кликали.

— Ладно, — кивнул Серафим. — Это ты и от милиции узнать мог, не велика задача. Не обижайтесь, гости дорогие, но я вам назначу испытание. Выдержите — будет разговор. Не выдержите… — Серафим развел руками.

— Тогда ваши, ну те, с черными ленточками, дырок нам понаделают, — сказала Маша. — Не опровергайте, батюшка, не трудитесь. Мы ведь битые, понимаем, что к чему. О чем речь?

— Да пустяки, — улыбнулся священник. — Кресты носите?

— Какой же блатяк без креста? — удивился и обиделся Коля. — Маша, покажи…

— Не надо, не надо, — запротестовал священник. — Не в крестах дело. Вы ведь, небось, не венчаны в церкви, не до того вам было?

— Верно, не до того… — Коля переглянулся с Машей.

— Вы нас повенчаете? — радостно крикнула Маша. — Вот славно! Я так мечтала.

— Повенчаю. Вот вам и проверка будет.

— Не понимаю, — сказал Коля.

— Все поймешь, — прищурился Серафим. — Потерпи.

Под вечер Коля обнаружил слежку. Случилось это так: он вышел на крыльцо поповского дома покурить и увидел на другой стороне площади мужика, который стоял и щелкал семечки. Мужик не скрывал своих намерений — он уставился на Колю и даже подмигнул ему.

• Предыдущая
• 75/182
• Следующая