Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией] - Нагорный Алексей Петрович - Страница 58

• Предыдущая
• 58/182
• Следующая

— Я бы радовался. — Коля покачал головой. — Но так складывается, что… В общем, бросаю я работу! Уезжаем. Все!

Маша бросилась ему в объятия.

— Милый! Наконец-то! Ты даже не представляешь, какой ты душка!

— Только без этого офицерского жаргона, — поморщился Коля. — Где чемодан?

— Вот. — Она вытащила из-под кровати фанерный чемодан — тот самый, с которым Коля когда-то приехал в Москву. — Но что случилось?

— Я упустил Пантелеева. Они там уверены, что я кругом виноват.

— А на самом деле?

— Не знаю… — Коля замялся. — Раз упустил — значит виноват. Поедем ко мне в Грель, Маша. Корову заведем, кур. Пахать будем. Ты сама говорила, что даже граф Толстой это дело обожал.

— Обожал, — съязвила Маша. — Пахать, мон шер, — это искусство. У тебя не получится.

— Это почему же? — обиженно спросил Коля. — Мы испокон веку — крестьяне.

— Драчуны вы испокон веку, — насмешливо сказала Маша. — Ничему-то вы не хотите научиться до конца. Поверхностные вы какие-то. Прости за банальность, но не ошибается тот, кто ничего не делает.

— Кто это так здорово сказал? — удивился Коля. — Маркс?

Маша добродушно рассмеялась:

— Глупый ты. Большой и глупый Коля. Никуда я с тобой не поеду.

— Уеду один, — упрямо сказал Коля.

— Нет! — она вздохнула. — Ты никуда от меня не уедешь. Ни от меня, ни от своего дела.

В дверь постучали. На пороге появилась Маруська. Обвела взглядом комнату, заметила раскрытый чемодан:

— Как прикажешь понимать?

— Да вот, — Коля смущенно пожал плечами, — думаем…

Маруська в упор посмотрела на него:

— Не стыдно?

— Стыдно, — согласился Коля.

— Внизу машина, поехали, — сказала Маруська. — Обещаю: о том, что видела, — никому ни слова.

— Спасибо, Маруся, — кивнула Маша. — Это минута слабости, прости его.

— Гриша тяжело ранен, — произнесла Маруська ровным, каким-то бесцветным голосом. — Говорят, насмерть он ранен. — Она зарыдала.

В ожидании, пока конвойный приведет Муську, Коля снял трубку и позвонил в Мариинку. Ответила дежурная сестра. Она выслушала Колю и долго молчала.

— Говорите, девушка, — не выдержал Коля. — Ну чего вы, в самом деле, мы ведь не барышни нервные.

— Умер ваш товарищ, — ответила сестра. — Пять минут назад. Проникающее пулевое ранение. Поражен левый желудочек сердца. — Она что-то еще говорила, но Коля уже бросил трубку.

Гибли товарищи. Умирали от бандитских пуль, от ударов ножом из-за угла лучшие друзья, веселые, добрые, всей душой и телом преданные святому делу революции. Гибли один за другим, словно в страшной, безжалостной мясорубке.

Вошел Бушмакин, увидел Колю и молча поправил сползшую с рычагов трубку:

— Пантелеев там засаду оставил. Наглеет с каждым днем, подлец. Гриша первым шел.

— Не надо, батя, — попросил Коля. Он взял себя в руки и добавил: — Сейчас Муську приведут. Надеюсь я на этот разговор, батя. План такой: если Муська нам поверит, если мне удастся настроить ее должным образом, — Раису придется выпустить…

— Притоносодержательницу? — раздраженно спросил Бушмакин. — А закон? Его по боку?

— Я все понимаю, — сказал Коля. — Поймите и вы. Раиса — единственный и очень тонкий ход к Леньке. А Муська — около нее. Понятно?

— Все понятно, — кивнул Бушмакин. — Но Раису, после того, как она побывала у нас, а тем более Муську, Пантелеев близко к себе не подпустит.

— Я рассчитываю на то, что в ближайшие несколько часов он не узнает об их аресте, — нас никто не видел: ни соседи, ни во дворе. А когда арестованные выйдут отсюда, они обе будут молчать о том, что были здесь. Они знают Леню.

— А как объясним прокурору освобождение Раисы? — Бушмакин продолжал слабо сопротивляться. — Она преступница.

— Просто объясним, — сказал Коля. — Конкретных улик, бесспорных доказательств у нас против Раисы, как притоносодержательницы, или скупщицы краденого, или соучастницы Леньки, — нет. А по обоснованным предположениям санкции на арест не дают. Нужны доказательства. Прокурор это тоже знает.

— Убедил, — кивнул Бушмакин. — Если все получится — звякни, я дам команду — Раису выпустят. — Бушмакин ушел.

Постучался конвоир, ввел Муську. Она осмотрелась и села, нагло закинув ногу на ногу.

— Что решила? — спросил Коля.

— А чего решать? — она нервно улыбнулась. — Стойку буду держать, начальник.

— Ваша настоящая фамилия?

— Муська, начальник. — Она нахально уставилась ему в глаза.

— Толмачева Мария Николаевна, проживаете: Сергиевская улица, дом четыре, квартира два, — сказал Коля. — Род занятий?

— Уличная я, — не слишком уверенно сообщила Муська.

— Отец у тебя в порту работал? — Коля перешел на «ты».

— Работал. Пока не спился, — сказала она раздраженно. — Чего пытаешь, легавый? Чего в печенку лезешь? Думаешь, невзначай Леню продам? Отстань лучше.

— А мать у тебя еще жива, — невозмутимо продолжал Коля. — Семьдесят лет старухе. Ты у нее одна, других родичей у вас нет. Ежели ты в «глухую» сядешь, что с матерью станет?

Муська заплакала.

— Думаешь, я с тобой торговлю веду? — тихо спросил Коля. — Ты мне Леню выдашь, я тебя отпущу. Такие байки про нас сочиняют, угадал? Я тебе вот что скажу, — продолжал он. — Если за тобой что-нибудь есть — будешь сидеть. Мы на сделки с совестью и законом не идем.

— А на что вы идете? — горько спросила Муська.

— На ком-про-миссы, — серьезно сказал Коля. — Если мы видим, что человек не совсем пропащий, — помогаем ему осознать себя, встать на ноги, порвать с преступной средой. А ты как? Чиста перед законом?

— Нету за мной ничего, хоть сейчас проверяй — нету! — крикнула Муська.

— А нету, — подхватил Коля, — так чего же ты ревешь, психуешь и за этого бандита и убийцу переживаешь? Он сейчас или убивает кого-нибудь, или в ресторации награбленное проживает. А ты в УГРО сидишь. А между прочим, спроси сейчас у Лени: кто, мол, такая Муська? Толмачева, мол, кто? С Сергиевской? Так он, твой Леня, и не вспомнит!

Муська молча слушала, глаза ее опухли от слез.

— Не скажешь? — вздохнул Коля.

— Не знаю я… ничего, — она отвела глаза.

Коля задумался на мгновение и снял трубку:

• Предыдущая
• 58/182
• Следующая