Эдинбургская темница - Скотт Вальтер - Страница 67
- Предыдущая
- 67/138
- Следующая
И действительно, Джини старалась внушить себе, что, осуществляя столь благородное и самоотверженное решение, она вправе, если можно так выразиться, рассчитывать на неприкосновенность. Успокоив себя этими мыслями, она продвигалась понемногу вперед, как вдруг была остановлена новым и еще более ужасным явлением. Двое мужчин, прятавшихся, очевидно, в роще, выскочили на дорогу и с угрожающим видом преградили ей путь.
– Стой и давай сюда деньги! – воскликнул один из них, низкорослый крепкий парень в кафтане, какой носят извозчики.
– Эта женщина, – сказал другой, высокий и худощавый, – не понимает, что от нее требуется. Или деньги, радость моя, или жизнь!
– У меня очень мало денег, джентльмены, – ответила бедная Джини, протягивая им монеты, отделенные ею от своего основного запаса на такой именно случай. – Но если вы решили обязательно забрать их у меня, то вот они.
– Ну, это тебе не сойдет! Черт меня побери, ежели ты так отделаешься, – сказал тот из грабителей, который был пониже ростом. – Ты что думаешь, джентльмены будут рисковать своей жизнью из-за этих жалких грошей? Нет уж, отдавай все, до последнего фартинга, или мы с тебя шкуру живьем спустим, провалиться мне на этом месте!
Ужас, отразившийся на лице Джини при этих словах, вызвал, очевидно, что-то вроде сочувствия у его товарища, потому что тот сказал:
– Нет, нет, она такая симпатичная девчоночка, что мы поверим ей на слово и не станем раздевать ее. Послушай-ка, девушка, если ты посмотришь на небо и поклянешься, что у тебя других денег нет, тогда ладно, так и быть, убирайся к чертям.
– Я не вправе, – ответила Джини, – говорить о том, что при мне есть, джентльмены, потому что я иду по такому делу, которое касается жизни и смерти; но если вы оставите мне столько, чтобы хватило на хлеб и воду, мне больше ничего не надо, я и на том скажу вам спасибо и буду молиться за вас.
– К черту твои молитвы, – сказал тот, что был поменьше ростом, – эта монета у нас не в ходу. – И он сделал движение, чтобы схватить ее.
– Подождите, джентльмены! – воскликнула Джини, вспомнив о записке Рэтклифа. – Может быть, вам знакома эта бумага?
– Что еще за чертовщину она порет, Фрэнк? – спросил более свирепый грабитель. – Посмотри на бумагу, мне хоть все грехи отпусти – все равно в писанине ни дьявола не смыслю.
– Это грамотка от Джима Рэтклифа, – ответил его товарищ, посмотрев на бумагу. – По нашему закону девчонку надо пропустить.
– А я говорю – не надо, – сказал другой. – Говорят, Рэт слегавил и стал ищейкой.
– Все равно он нам еще может пригодиться, – возразил высокий.
– Что ж тогда прикажешь делать? Ты же сам знаешь: мы пообещали содрать с девчонки все, что на ней есть, и голодранкой отправить назад, в ее нищую страну. Пусть побирается по дороге! А теперь ты хочешь отпустить ее.
– Я этого вовсе не говорю, – ответил высокий и прошептал что-то на ухо своему товарищу, который ответил:
– Тогда поторапливайся, а то будешь тут молоть языком, пока какие-нибудь путешественники подоспеют да и зацапают нас.
– Сворачивай с дороги и иди за нами, – сказал высокий, обращаясь к Джини.
– Ради всего святого, умоляю вас, сжальтесь надо мной и не уводите меня с дороги! Лучше возьмите все, что у меня есть!
– Чего эта девка боится? – спросил другой. – Говорят тебе, иди за нами, и ничего с тобой не стрясется, но ежели ты не свернешь вместе с нами с дороги, черт возьми, я расшибу твою башку сейчас же!
– Ты прямо сущий медведь, Том! – сказал его товарищ. – А ну-ка дотронься до нее, и я так тряхну тебя за шиворот, что кишки у тебя ходуном заходят. Плюнь на него, девушка, я ему и пальцем не дам тебя коснуться, коли ты только спокойненько пойдешь за нами. Но ежели ты станешь ныть да хныкать, тогда, черт возьми, он тебя отделает как следует.
Эта угроза, исходившая от того, кто казался Джини помягче и в ком она видела единственное спасение от бесчеловечного обращения, наполнила ее ужасом. Поэтому она не только последовала за ним, но еще и держалась за его рукав, чтобы он не убежал от нее, и тот, тронутый, несмотря на свое бездушие, этим доверием, все время убеждал Джини, что не даст ее никому в обиду.
Они уводили свою пленницу все дальше от главной дороги, но опасения Джини, боявшейся, что ее заведут неизвестно куда, несколько развеялись, так как она заметила, что грабители следуют по какой-то тропинке в определенном, очевидно, им известном направлении. Пройдя в полном молчании с полчаса, они приблизились к возделанному полю, вблизи которого не виднелось никаких признаков жилья, кроме ветхой хибарки на самом краю его. Однако в хибарке, по-видимому, кто-то находился, так как окна ее были освещены.
Один из грабителей провел ногтем по двери, какая-то женщина открыла ее, и бродяги вошли внутрь, ведя за собой бедную пленницу. Старуха, занятая стряпней у коптившего очага, спросила их, какого дьявола они приволокли сюда эту девку, вместо того чтобы обобрать ее дочиста и пустить в чем мать родила восвояси.
– Ну-ну, мамаша-кровопивушка, – сказал высокий, – что положено, то мы и делаем, но никак не больше. Мы, конечно, изрядные негодяи, но не такие сущие дьяволы, как тебе бы того хотелось.
– У ней грамотка от Джима Рэтклифа, – сказал другой, – и Фрэнк не захотел всыпать ей как положено.
– Вот именно, черт вас возьми! – произнес Фрэнк. – Но ежели мамаша-кровопивушка желает задержать ее здесь ненадолго или отправить назад в Шотландию – только не причиняя ей никакого вреда! – что же, я беды в том не вижу.
– Послушай-ка, Фрэнк Левитт, – сказала старуха, – если ты еще хоть раз назовешь меня мамашей-кровопивушкой, то вот этот клинок, – она подняла нож, словно собираясь привести в исполнение свою угрозу, – попробует твоей крови там, где она повкуснее, красавчик мой.
– Видно, на севере дела совсем плохи, – сказал Фрэнк, – раз мамаша-кровопивушка не в духе.
В ту же секунду старая фурия с ловкостью дикого индейца, жаждущего мести, швырнула нож в говорившего. Ожидавший нападения Фрэнк избежал удара, быстро отклонившись в сторону, и нож, просвистев у его уха, глубоко врезался в глиняную перегородку позади.
– Ну-ну, мамаша, – сказал грабитель, схватив ее за обе руки, – я покажу тебе, кто тут хозяин! – несмотря на яростное сопротивление старой карги, он с такой силой толкнул ее назад, что она упала на кучу соломы; отпустив ее, он угрожающе поднял палец, словно надзиратель, усмиряющий буйнопомешанного. И цель была достигнута: старуха больше не пыталась встать и возобновить свои злобные нападки; ломая в бессильном неистовстве тощие руки, она лишь выла и визжала, словно одержимая.
– Я еще сведу с тобой счеты, старая чертовка! – сказал Фрэнк. – Девчонка эта в Лондон не пойдет, но ты не посмеешь и волоска тронуть с ее головы, слышишь? Смотри у меня!
Слова эти как будто успокоили разбушевавшуюся старую ведьму. Пока ее вопли и восклицания постепенно затихали, переходя в неясное, ворчливое бормотанье, еще одна особа присоединилась к этому необычайному сборищу.
– Эй, Фрэнк Левитт! – сказала вновь вошедшая, приплясывая и притопывая в дверях; сделав большой прыжок, она оказалась сразу в центре сборища. – Ты что, убиваешь нашу мать? Или режешь глотку хрюшке, которую Том утром привел? Или читаешь молитвы задом наперед, чтобы вызвать сюда старого приятеля – самого дьявола?
Услышав этот голос, столь необычный по интонации, Джини сейчас же вспомнила двух женщин, обогнавших ее на лошади незадолго до встречи с грабителями: в говорившей она узнала ту, что сидела впереди, и это обстоятельство лишь усугубило ее ужас, показывая, что нападение, которому она подверглась, было заранее обдумано и подготовлено, хотя кем и с какой целью – оставалось для нее неясным. По манере разговора читатель, наверно, тоже узнал в ней особу, уже описанную нами в предыдущих главах этой книги.
– Пошла прочь, ты, бешеная дьяволица! – сказал Том, вынужденный из-за ее прихода перестать пить водку, которую умудрился уже где-то раздобыть. – От твоих бедламовских проделок да вывертов твоей мамаши сбежишь хоть в берлогу самого сатаны. – И он снова приложился к разбитому жбану с водкой.
- Предыдущая
- 67/138
- Следующая
