К 'последнему' морю (др. изд.) - Ян Василий Григорьевич - Страница 1

• 1/74
• Следующая

Annotation(Из летописей о Чингиз-хане) * Часть первая. "ЭТО БЫЛО В БАГДАДЕ..." * Глава первая. РЕЗЧИК ПЕЧАТЕЙ ДУДА ПРАВЕДНЫЙ На площади, перед главной мечетью Багдада, на самом краю широкой каменной лестницы сидел за маленьким столиком Дуда Праведный и вырезывал надписи на шлифованных сердоликовых печатях. На них он писал имена заказчиков красивой вязью, арабскими буквами, с искусным росчерком. На перстнях с камнями он писал также таинственные заклинания, дающие силу и здоровье владельцу или предохраняющие его от дурного глаза и губительных заклятий злых людей. ...

Ян Василий

Ян Василий

К 'последнему' морю

Василий Григорьевич Ян

К "последнему" морю

России определено было

высокое предназначение... Ее

необозримые равнины поглотили

силу монголов и остановили их

нашествие на самом краю Европы;

варвары не осмелились оставить у

себя в тылу порабощенную Русь и

возвратились на степи своего

востока. Образующееся

просвещение было спасено

растерзанной и издыхающей

Россией...

А.С. Пушкин

"Я дойду до "последнего"

моря, и тогда вся вселенная

окажется под моей рукой".

(Из летописей о Чингиз-хане)

* Часть первая. "ЭТО БЫЛО В БАГДАДЕ..." *

Глава первая. РЕЗЧИК ПЕЧАТЕЙ ДУДА ПРАВЕДНЫЙ

На площади, перед главной мечетью Багдада, на самом краю широкой каменной лестницы сидел за маленьким столиком Дуда Праведный и вырезывал надписи на шлифованных сердоликовых печатях. На них он писал имена заказчиков красивой вязью, арабскими буквами, с искусным росчерком. На перстнях с камнями он писал также таинственные заклинания, дающие силу и здоровье владельцу или предохраняющие его от дурного глаза и губительных заклятий злых людей.

"Дуда Праведный" - так звали резчика печатей... Кто из посетителей величественной мечети не замечал согнувшегося мастера с длинной рыжей бородой и черными мохнатыми бровями, под которыми глаза казались сумрачными, затаившими сокровенную мысль.

Однажды к Дуде Праведному подошел человек благообразный, в дорогой шерстяной одежде "абе", уже выцветшей от времени, с приветливой улыбкой на спокойном лице. Он положил на столик полупрозрачный молочно-голубоватый камень, называемый "лунным", и попросил вырезать надпись: "Хасан Осторожный, брадобрей его святейшества халифа".

- Ты меня прости, что я вмешиваюсь не в свои дела, - сказал Дуда, не отрываясь от работы. - Но такая надпись может повлечь за собой нежелательные толки и даже опасные для тебя последствия. Надо написать иначе. Его святейшество халиф, как образец добродетели и совершенства, не должен и не станет брить бороды. Это вызовет волнение в народе. Машалла, машалла! Не дай бог!

- А какую надпись ты предложишь? - спросил удивленный и обеспокоенный Хасан.

- Твой предшественник, закончивший счеты с земной жизнью пять лет тому назад, как говорят, имел звание: "Абдулла Бербер, оберегающий бороду его святейшества халифа"... Такая надпись не вызывает никаких сомнений... "оберегающий бороду!" - И Дуда многозначительно поднял указательный палец. - Тогда и сам халиф, да будет над ним покой и благополучие! - оценит твою осторожность.

- Так ты и сделай! - сказал Хасан резчику и хотел уже уходить, как вдруг заметил золотой перстень с надписью, которая чем-то привлекла его внимание. - А это что за печать? - спросил он и протянул руку к перстню.

Тут Дуда Праведный, с необычайной для него живостью, схватил золотой перстень и спрятал его в кожаную коробочку за пазухой, где хранились и другие драгоценности его заказчиков.

- Я еще не кончил работы над этим перстнем. И я не люблю показывать незавершенные вещи.

В это время к мечети подскакал молодой всадник на горячем, танцующем золотисто-рыжем жеребце. Не сходя с коня, он крикнул:

- Привет тебе, мой почтенный наставник Дуда Праведный! Готов ли перстень?

Дуда, всегда спокойный и величавый, вдруг засуетился, раскрыл кожаную коробочку, достал золотой перстень и быстро спустился по ступенькам лестницы к молодому всаднику. И всадник и его конь были молоды, стройны и красивы.

Всаднику можно было дать около двадцати пяти лет. Одет он был скромно, как простой кочевник пустыни, бедуин, но видно было, что даже в лохмотьях он сохранил гордую осанку смелого вольного человека. Обаяние молодости и лицо, освещенное внутренней силой, делали его прекрасным и привлекательным.

- Кто это? - спросил брадобрей Хасан, когда всадник, взяв перстень, вскачь умчался через площадь и скрылся в облаке пыли.

Дуда отвечал раздраженным голосом:

- Не все ли тебе равно? Ты бреешь бороды, а он укрощает коней. Это самый лихой наездник на конских играх арабов, и не было еще жеребца, который не смирился под его уверенной рукой.

- Но зачем ему такой золотой перстень?

Дуда Праведный так рассвирепел, что стал шипеть и кричать, размахивая руками. Поднимавшиеся по ступенькам богомольцы останавливались в удивлении.

- Почему ты привязался к этому перстню? Какая у тебя до него забота? Если бы ты был джасусом - шпионом - правителя этого города, я бы стал тебе отвечать, а сейчас ты отвяжись-ка лучше от меня!..

Хасан-брадобрей попятился и быстро удалился. Он помчался прямо во дворец, чтобы рассказать векилю - смотрителю дворца - о виденном.

- Ведь это, кажется, перстень Ал-Мансура* - повторял он ему взволнованно. - Ты доложи об этом. Здесь скрыта какая-то тайна.

Глава вторая. РОВНО В ПОЛНОЧЬ

В Багдаде ночь наступает быстро, почти мгновенно. Множество огоньков засветилось в лавках торговцев, когда Дуда, широко шагая, спешил по узким улицам вслед за вереницей других прохожих.

В глухом переулке он постучал в небольшую дверь. Ее открыл на условный стук одноглазый мрачный сторож, и Дуда прошел в узкий двор, заставленный двухколесными арбами. Осторожно пробрался он среди теснившихся верблюдов и попал наконец в свою каморку, в подвале двухъярусного строения, где хранились товары купца Махмудаурганджи*.

Хозяин, богатый торговец хорезмскими шелками и вышивками, богомольный и странноприимный, несколько лет назад позволил жить в его доме резчику печатей, оставшись доволен вырезанным на золотом перстне заклинанием великого Сулеймана*, принесшим ему удачу в торговле.

В полной темноте Дуда по привычке нашел низкий столик, положил возле него в нише принесенную с собою кожаную сумку с инструментами и снова вышел во двор. Он сел на деревянном обрубке около входа и долго покорно ждал, поднимая глаза к звездам, ярким и лучистым, сверкающим на потемневшем небе.

Сопевшие верблюды - одни лежали, другие стояли, и казалось, оранжевые огни костра, разведенного посреди двора погонщиками, пылают между их ногами.

Наконец мелькнула заветная тень и приблизилась к Дуде. На него повеяло ароматом розового масла. Нежный голос прошептал:

- Наш почтенный хозяин посылает тебе привет и просит помолиться за него.

Принимая горячую лепешку и глиняную миску дымящейся похлебки, Дуда почувствовал маленькие руки с серебряными кольцами, и край покрывала коснулся его лица. Он покорно ждал, пока говорившая тень скрылась, обещав принести горячих углей, и жадно глядел ей вслед. Она вскоре вернулась, раздувая угли, и тогда алый отблеск осветил нежные черты девичьего лица, ее насурмленные брови и расшитую повязку на лбу. Певучий голос как будто насмешливо спросил:

- Почему у тебя так дрожат руки, когда ты от меня принимаешь похлебку? Я каждый раз боюсь, что ты ее прольешь.

И с легким смехом девушка скрылась во мраке. Дуда, вернувшись в свою каморку, раздул угли и поджег хворост в очаге. При колеблющемся свете он стал писать на полях толстой священной книги корана. Раза два он доставал маленький узкий ножик и оттачивал камышинку для письма. Все время он бормотал странные слова и размахивал руками, точно спорил с кем-то:

• 1/74
• Следующая