История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2 - Святополк-Мирский (Мирский) Дмитрий Петрович - Страница 57

• Предыдущая
• 57/92
• Следующая

жестоких сцен подавления революционного движения – отсюда ее название

Капли крови. Триродов – идеальный человек, почти приблизившийся к

спокойствию смерти, он создает вокруг себя атмосферу покоя и прохлады,

символизируемую его колонией «тихих мальчиков», – странное видение

больного воображения Сологуба. Во второй и третьих частях ( Королева

Ортруда и Дым и пепел) действие переносится в королевство Объединенных

островов в Средиземном море. Острова – вымышленные, вулканического

происхождения. В этих книгах есть мощное и тонкое – но какое-то

подозрительное – обаяние. В отличие от большинства русских романов их

просто интересно читать. Это очень запутанный сюжет, с любовной и

политической интригой. Ситуация обостряется постоянным присутствием

опасности – вулкана, который наконец извергается в третьей части. История

123

символическая, как я уже говорил, помимо символизма, в ней есть обаяние.

В конце трилогии Триродова избирают королем Республики Объединенных

островов!

Рассказы Сологуба – связующее звено между поэзией и романами.

Некоторые из них – короткие зарисовки в стиле Тяжелых снов и Мелкого беса.

Другие, особенно написанные после 1905 г., откровенно фантастические и

символические. В них Сологуб дает полную свободу своим патологическим

чувственным запросам. Типичные примеры – Милый паж и переведенная на

английский Дама в узах. А Чудо отрока Лина – революционный сюжет в

условно-поэтической обстановке – один из лучших образцов современной

русской прозы. Вообще проза Сологуба прекрасна: прозрачная, ясная,

уравновешенная, поэтичная, но с чувством меры. В поздних произведениях,

правда, появляется раздражающая манерность. Особняком стоят Политические

сказочки (1905): восхитительные по едкости сарказма и по передаче народного

языка, богатого (как всякая народная речь) словесными эффектами и

напоминающего гротескную манеру Лескова.

Пьесы Сологуба несравнимо хуже других его произведений. В них мало

драматических достоинств. Победа смерти и Дар мудрых пчел – пышные

зрелища, символизирующие философские концепции автора. В них меньше

искренности, чем в его поэзии, красота их фальшива. Более интересна пьеса

Ванька-ключник и паж Жеан: забавно и иронически рассказанный привычный

сюжет о молодом слуге, который соблазняет хозяйку дома, развивается в двух

параллельных вариантах – в средневековой Франции и в Московской Руси. Это

сатира на русскую цивилизацию, с ее грубостью и бедностью форм, и в то же

время символ глубинной образности дурного разброда жизни во всем мире и во

все века.

6. АННЕНСКИЙ

Еще старше Сологуба, еще отдаленнее от общего направления и еще позже

признан был Иннокентий Федорович Анненский. Он родился в 1855 г. в Омске

(Западная Сибирь), был сыном видного чиновника, образование получил в

Петербурге. В тамошнем университете он закончил классическое отделение и

был оставлен при кафедре, но обнаружил, что неспособен сосредоточиться на

писании диссертации – и стал преподавателем древних языков. Со временем он

стал директором Царскосельского лицея, а впоследствии –инспектором

Петербургского учебного округа. Вся его преподавательская карьера проходила

на более высоком уровне, чем карьера Сологуба. Он был выдающимся знатоком

в области античной литературы, сотрудничал в филологических журналах,

посвятил себя переводу всего Еврипида на русский язык. В 1894 г. он

опубликовал Вакханки, а затем и все остальное. Неслучайно им был выбран

Еврипид – самый «журналистский» и наименее религиозный из трагических

поэтов. Склад ума Анненского был в высшей степени неклассичным, и он

сделал все, что мог, для модернизации и вульгаризации греческого поэта. Но

все это доставило бы ему лишь крошечное место в русской литературе, если бы

не его собственные стихи. В 1904 г. он опубликовал книгу лирики (половина

которой была занята переводами из французских поэтов и из Горация) под

названием Тихие песни и под причудливым псевдонимом Ник. Т-О

(одновременно и анаграмма, частичная, его имени, и – «никто»). Для него это

еще и аллюзия на известный эпизод из Одиссеи, когда Одиссей говорит

Полифему, что его зовут Утис (по-гречески – Никто). Для Анненского

характерны такие дальние и сложно построенные аллюзии. Тихие песни прошли

незамеченными, даже символисты не обратили на них внимания. Стихи его

124

продолжали время от времени появляться в журналах и он выпустил две книги

критических очерков, замечательных как тонкостью и проницательностью

критических наблюдений, так и претенциозными вывертами стиля. К 1909 году

кое-кто стал понимать, что Анненский – необыкновенно оригинальный и

интересный поэт. Его «подхватили» петербургские символисты и ввели в свои

поэтические кружки, где он сразу стал центральной фигурой. Он был на пути к

тому, чтобы стать основным влиянием в литературе, когда внезапно скончался

от сердечного приступа на Петербургском вокзале, возвращаясь домой, в

Царское Село (ноябрь 1909). Он подготовил к печати вторую книгу стихов –

Кипарисовый ларец, который вышел в свет в следующем году и среди русских

поэтов стал считаться классикой.

Поэзия Анненского во многом отличается от поэзии его современников.

Она не метафизична, а чисто-эмоциональна, даже, пожалуй, нервна. Русских

учителей у Анненского не было. Если вообще они у него были, то это Бодлер,

Верлен и Малларме. Но в сущности его лирическое дарование замечательно

оригинально. Это – редкий случай очень позднего развития. И совершенства он

достиг далеко не сразу. Тихие песни явно незрелы, хотя написаны в сорок

восемь лет. Но большинство стихов Кипарисового ларца – жемчужины

безупречного совершенства. Анненский – символист, поскольку его поэзия

основана на системе «соответствий». Но это – чисто эмоциональные соответст -

вия. Стихотворения развиваются в двух связанных между собою планах –

человеческая душа и внешний мир; каждое – тщательно проведенная параллель

между состоянием души и мира вне ее. Анненский близок к Чехову, потому что

его материал – тоже мелочи и булавочные уколы жизни. Его поэзия в основе

своей человечна и могла бы стать понятной всем, потому что состоит из

обычного человеческого, внятного всем материала. Стихи построены с

удивляющей и смущающей тонкостью и точностью; сжатые, лаконичные – все

конструктивные леса с них сняты, оставлены только основные точки, по

которым читатель может восстановить весь процесс и постичь единство стихо -

творения. Но мало кто из читателей способен на требуемое для этого

творческое усилие. А между тем творчество Анненского стоит этого труда. Те,

кто овладел Анненским, обычно предпочитают его всем другим поэтам, ибо он

уникален и неувядаем. Объем созданного им невелик – две книжки; в обеих не

более ста стихотворений, в каждом из которых не более двадцати строк.

Поэтому изучать его сравнительно нетрудно. Да и для перевода он нетруден,

ибо главное в его стихах – их структурная логика.

МАКИ

Веселый день горит... Среди сомлевших трав

Все маки пятнами – как жадное бессилье,

Как губы, полные соблазна и отрав,

Как алых бабочек развернутые крылья.

Веселый день горит... Но сад и пуст и глух.

Давно покончил он с соблазнами и пиром, –

И маки сохлые, как головы старух,

Осенены с небес сияющим потиром.

ОКТЯБРЬСКИЙ МИФ

• Предыдущая
• 57/92
• Следующая