Властелин мира - Мютцельбург Адольф - Страница 49

• Предыдущая
• 49/141
• Следующая

— Верно, — кивнул Вольфрам. — Но ваше положение изменится. Вам известны обычаи мормонов. У них не хватает женщин, и вас вынудят выбрать себе мужа.

— Вынудят?! — вскричала Амелия. — Хотела бы я посмотреть на того, кто собирается принудить меня к этому! Я никого не боюсь. Что бы я ни сделала, я сделаю по собственной воле! Пусть вас это не печалит!

— Я и не думаю грустить, — мрачно заявил несколько раздраженный Вольфрам. — Значит, замуж за мормона вы выйдете добровольно?

— Раз я отказала вам, вы заранее уверены в моем отрицательном ответе, — почти насмешливо сказала Амелия. — Однако такая возможность существует. К вам у меня было другое отношение, Вольфрам, совсем другое. Я доверила —вам свое будущее, и вы обещали посвятить мне свое. От мормонов я не вправе такого ожидать, как не вправе и требовать. Когда я буду решать, мне придется считаться с этим.

— Не будь возможности, на которую вы намекаете, я предложил бы вам иное.

— Что ж, говорите. Я выслушаю вас. То, что я высказала вам, — это пока только предположение, и я не собираюсь выдавать его за твердую уверенность.

— Так вот, не согласитесь ли вы покинуть мормонов вместе со мной? Правда, я еще не знаю, пойду ли на это. Да и осуществить такой побег будет нелегко. Мормоны уверены, что я им многим обязан, и будут пытаться удержать меня. Добраться отсюда до ближайших обжитых мест тоже будет непросто. Впрочем, это пустяки! Вы согласитесь сопровождать меня?

— Лишь при одном-единственном условии: как только мы доберемся до города или поселка, вы предоставляете мне средства и возможность вернуться во Францию! Это ваш долг! И, ей-Богу, я требую не так уж много!

— И вы хотите вернуться во Францию без меня? — недовольно спросил Вольфрам.

— Я не стану препятствовать вам сопровождать меня, — холодно ответила Амелия.

— Ну, тогда вам лучше всего остаться здесь! — с горечью сказал Вольфрам. — Я вижу, это самое разумное, что вы можете сделать. Довольно! Я предложил вам бежать, а вы мне отказываете!

— Да, отказываю, если вы сразу же не согласитесь на мое условие! — ответила Амелия.

Вольфрам помедлил, затем порывисто поднялся.

— Пора возвращаться, Амелия! — промолвил он. — И если сегодня мы видимся в последний раз, то прощайте!

— Прощайте, Вольфрам! — Амелия всеми силами старалась сохранить спокойствие. — Желаю вам на новом месте обрести спокойствие, которого вы не нашли со мной, и пусть добрые дела, какими вы, может быть, еще облагодетельствуете своих ближних, избавят вас от угрызений совести. Впрочем, не будем вспоминать об этом!

Вольфрам шел опустив голову, Амелия — рядом с ним. Знать мысли и чувства, обуревавшие молодого человека, она не могла, но, пожалуй, догадывалась. Ее сердце терзали сомнения. Неужели ей и в самом деле не суждено вновь увидеть его? Способен ли он вот так взять и уйти? Прежде она считала это возможным. Прежде — но не теперь. Разве его слова все еще не были полны любви к ней? Но она должна быть спокойной, холодной, непреклонной. Женщине, даже если она страстно влюблена, не следует забывать об осмотрительности. Пылая неподдельной страстью, она обязана казаться равнодушной — по крайней мере в отношении таких натур, как Вольфрам. Амелия чувствовала: если она поддастся ему, то целиком окажется в его власти.

Они молча шли рядом, пока не добрались до дверей дома, где жила Амелия.

— Прощайте же, прощайте навсегда! — сказал Вольфрам. — Прощайте, Амелия! Да благословит…

Однако нечто необузданное, нечто демоническое в его натуре даже в такую минуту не позволяло ему произнести благословение, уже готовое сорваться с губ. Он боялся, что Амелия сочтет его слабым. Он страшился смягчиться, разжалобиться.

— Да благословит вас Бог и да простит вам все, что вы совершили! — твердо произнесла Амелия, как бы желая закончить недосказанную Вольфрамом фразу.

Он еще колебался, однако та же сила, которая заставила его покинуть родину и Европу, — сила, называемая упрямством и эгоизмом, — вновь одержала победу. Он повернулся, быстро зашагал к берегу и прыгнул в лодку. Но спустя некоторое время силы покинули его. Он бросил весло и разразился судорожными рыданиями.

— Все пропало! Она не любит меня больше! — бормотал он, глотая слезы и всхлипывая. — Она презирает меня — и поделом!

Прошло три дня. Вольфрам расположился перед входом в пещеру, служившую ему жильем, на уступе скалы, откуда мог окинуть взором всю водную гладь.

Его лицо разительно изменилось: глаза глубоко запали, щеки ввалились. Впрочем, оно не утратило горделивого и презрительного выражения, однако выглядело намного мрачнее.

Назавтра после посещения острова мормонами и разговора с Амелией прибыл посланец из Нового Иерусалима и официально, от имени пророка и верховного предводителя Бригема Янга, потребовал от молодого человека побороть свою лень и вернуться к братьям. Вольфрам едва удостоил его ответом и лишь в общих словах дал понять, что будет поступать так, как считает нужным.

Со своего наблюдательного пункта он как на ладони видел все озеро, а взгляд его неизменно возвращался к Новому Иерусалиму. Вскоре он заметил небольшое суденышко, которое держало курс на его остров. Когда оно приблизилось, острый глаз Вольфрама разглядел в нем двух человек. Он предположил, что это опять Уипки и Хиллоу. Но не угадал: из этих двоих там был один только Уипки, а второй, вероятно, просто сидел на веслах.

Прошло немало времени, прежде чем Уипки взобрался на скалу. Вольфрам не встал ему навстречу, даже взглядом не удостоил.

— Эй, Вольфрам! — воскликнул Уипки. — Ты что же, решил остаться здесь навсегда?

— Останусь, пока не надоест!

— А тебе известно, кому принадлежит остров?

— Остров? Кому же?

— Мормонам, насколько я знаю, — ответил Уипки.

— Прекрасно, и что отсюда следует?

— Только то, что он — часть территории колонии, а это значит…

— А это значит… договаривай, черт возьми, не тяни!

— …если ты не прекратишь раздражать братьев своим равнодушием и своей ленью, тебе придется его покинуть, — мягко и невозмутимо закончил доктор.

Вольфрам не удержался от презрительной гримасы и с насмешкой взглянул на Уипки.

— Так ты явился сообщить мне о моем изгнании?

— Нет, даю слово! — заверил доктор. — Но братья дуются на тебя. Может быть, от тебя слишком многого ждали и теперь недовольны, что ты не оправдываешь надежд. Ты всюду нужен — ведь наши архитекторы, сам знаешь, немногого стоят! Именно поэтому к тебе будут строги.

— Все? — спросил Вольфрам. — Это мне и самому давно ясно.

— Нет, не все, — продолжал Уипки. — Завтра — воскресенье, и после богослужения будет собрание общины.

— Дальше, дальше, черт побери!

— Дальше будет повенчано несколько пар…

— Это меня нисколько не интересует.

— Как сказать, — усомнился Уипки. — Я слышал, одному из братьев отдадут в жены француженку.

— Француженку?! — переспросил Вольфрам, стараясь не показать волнения. — Кому же именно?

— Не знаю, — ответил доктор. — Вначале мы все, конечно, думали, что ее выдадут за тебя. Но когда ты стал подобным образом демонстрировать всем нам свое пренебрежение, нашлись, разумеется, и другие претенденты.

— Я отказался от нее! — вскричал Вольфрам. — И тебе это давно известно!

— И тебе безразлично, если ее руки будет добиваться другой?!

— Совершенно! Впрочем, назови мне, ради интереса, тех, кто ищет себе невесту в Новом Иерусалиме!

— Во-первых, я сам! — заявил Уипки.

— Ты?!

Вольфрам вскочил, и на его лице появилось столь своеобразное выражение, что Уипки даже испугался.

— Ты удивлен? — спросил доктор. — Но у меня нет супруги, меня уже не раз упрекали за это, и, прежде чем жениться на старухе или уродине, почему не подумать о молодой и красивой француженке? Повторяю тебе еще раз, мне бы это и в голову не пришло, если бы ты еще имел на нее виды. Но коли ты отступился, я не вижу причин… — Уипки запнулся и умолк.

Между тем Вольфрам отвернулся от него и обратил взгляд на спокойную гладь озера.

• Предыдущая
• 49/141
• Следующая