Властелин мира - Мютцельбург Адольф - Страница 18

• Предыдущая
• 18/141
• Следующая

В душе Альбер проклинал этого еврея, которого сделало преступником одно из благороднейших чувств, дарованных нам природой. Тем не менее он вынудил себя хранить ледяное спокойствие.

— Какого человека? — спросил он. — Того, у палатки? Я повстречал его у брода, и он поведал мне басню о своей украденной дочери. Я сбился с пути, а когда он сказал, что знает, где правоверные, я велел показать мне дорогу. Вначале я принял его за шпиона, и думаю, не ошибся. Он направлялся в лагерь франков!

— А не ты ли сказал ему, что ты франк? Не ты ли обещал ему помочь? — допытывался шейх.

— Нет! — невозмутимо ответил Альбер. — Как я мог такое сказать, если я правоверный, а судьба его дочери волнует меня не больше, чем судьба первой встречной собаки. Если этот гяур пришел ошельмовать меня, пусть остается в лагере, пока вы не пошлете гонцов к Ахмед-бею, а когда они вернутся и подтвердят вам, что я сказал правду, я собственной рукой отделю голову этого гяура от туловища!

— Я прошу милосердия, милости! Говорю вам, он франк! — вскричал еврей, бросаясь к шейху и падая перед ним на колени. — Он послал меня к французскому полковнику, который мне поможет. Он говорил со мной на языке франков! Клянусь жизнью, он франк, шпион! Шейх правоверных сдержит слово, он человек чести и вернет мне дочь за то, что я открыл ему важную тайну. Накажи меня Бог, если я солгал!

— Так вы верите этому гяуру? — с нескрываемой иронией спросил Альбер, обращаясь к шейху и остальным кабилам. — Вы верите ему больше, чем словам правоверного? Неужели вы настолько глупы, что не догадываетесь, зачем он явился? Поскольку я ему признался, что прибыл издалека, что незнаком с уроженцами ваших мест, шельма еврей смекнул, что может выдать меня за франка, обмануть правоверных и, погубив меня, вызволить свою дочь!

Альбер говорил с таким спокойствием, голос его звучал так уверенно, а взгляд был полон такого презрения, что сказанное им произвело нужное впечатление. Евреев мусульмане ненавидят сильнее, нежели французов. Уже само поведение молодого человека, полное достоинства, разительно отличавшееся от жалкого вида еврея, скрючившегося в пыли, говорило в его пользу. Кабилы были озадачены. Они перевели взгляд на шейха.

— Тогда поклянись на Коране, что ты посланец Ахмед-бея! — нашелся тот.

— Клясться? Нет! — гордо возразил Альбер. — Если бы ты потребовал этого вчера, я поклялся бы, скажу прямо. Но сегодня я клясться не буду. Почему, спросишь ты? Разве одно только слово правоверного не дороже сотни клятв этого презренного гяура? Неужели ты потребуешь, чтобы добрый мусульманин возложил руку на Коран только для того, чтобы опровергнуть эти злые наветы? Нет, если ты не веришь моему слову, шейх правоверных, ты не поверишь и моей клятве. Отправляй гонцов к Ахмед-бею. Я сам укажу дорогу правоверным, я готов. Но клясться я не намерен. А теперь позволь мне уйти. Бесполезно тратить слова, пока вы считаете меня лжецом!

— Подождем прибытия Бу Мазы! — несколько смягчившись, произнес шейх. — Пусть он решит, стоит ли посылать к Ахмед-бею и проверять истинность твоих слов. До тех пор ты останешься в лагере, и горе тебе, если ты вздумаешь его покинуть. Пуля…

— Довольно об этом! — прервал шейха Альбер и решительно зашагал навстречу почтительно расступившимся перед ним кабилам. Молодой офицер знал обычаи этих людей. Он знал, что теперь они считают его невиновным, и хотя пользы от этого ему будет мало — о побеге нечего было и думать, — его утешала мысль, что их месть настигнет его не сразу.

Не спеша, он прошелся по всему лагерю, осмотрел все позиции, отчетливо запечатлел в памяти отдельные детали, после чего возвратился в свою палатку. Охрана была уже снята, и Альберу принесли самое лучшее из того, что нашлось в лагере: рис, мясо, финики, инжир и мед. И несмотря на все это, он был пленником — его предприятие постигла неудача.

Миновал полдень. Альбер потребовал, чтобы ему принесли трубку и табак. Он курил, ожидая прибытия Бу Мазы, который должен был появиться вечером. В полотняной стенке палатки оказалась небольшая дырка, и молодой человек время от времени приникал к ней, чтобы узнать, что происходит в лагере кабилов.

Вскоре он обратил внимание на охватившее его врагов необычайное волнение. Что за причина: прибыл Бу Маза или случилось что-то другое? Альбер поднялся и вышел из палатки.

Он увидел собирающихся в дорогу женщин, обратил внимание, что сгоняют вместе всех мулов и навьючивают их поклажей. Похоже, лагерь готовится сняться с места. Но для чего? Привычным ухом Альбер уловил отдаленные ружейные выстрелы. Раздавались они редко — возможно, ветер доносил эхо только некоторых из них. Вероятно, французы были недалеко. Неужели полковник Пелисье рискнул начать наступление уже теперь? Может быть, он получил сведения о том, где находятся кабилы? Не исключено, что тут действует и другой корпус.

Лагерь между тем снялся с поразительной быстротой. Не прошло и четверти часа, как все племя было готово к отходу. Альберу тоже вернули его лошадь. Ему было велено держаться поблизости от шейха, и он подчинился. Из отдельных реплик он понял, что французы подошли к горам, зная, по всей вероятности, местонахождение лагеря кабилов. Наверное, силы французов были велики, потому что кабилы не решались принять бой.

Через три часа племя оказалось в самой труднодоступной части гор. Отряд спускался в ущелье. К своему удивлению, Альбер увидел, что голова колонны кабилов исчезает в своеобразных воротах, созданных природой в скалах. Скоро Альберу удалось, однако, разгадать эту тайну. В скальной породе в этом месте существовала огромная пещера, где без труда могли разместиться сотни людей, а располагалась она в столь отдаленных и глухих местах, что отыскать ее было под силу лишь опытному проводнику, знающему горы как свои пять пальцев.

Раньше Альберу уже приходилось слышать рассказы о существовании в Дахре таких пещер, однако он никак не предполагал, что они могут быть настолько грандиозны. Пещера, в которую он попал, имела огромный свод, подобный своду величественного собора, но не такой высокий. Отдельные ходы вели, похоже, еще дальше в толщу горной породы и там разветвлялись.

В пещере царил непроглядный мрак, да и за ее стенами уже наступила ночь, поэтому пришлось зажигать факелы и разводить костры. Все готовились ко сну, и Альбер последовал примеру кабилов, которые, плотнее закутавшись в свои бурнусы, укладывались наземь.

Ночью он проснулся и услышал разговор какого-то кабила с шейхом. Кабил — вероятно, караульный — сказал шейху, что за стенами пещеры нет-нет да и раздаются одиночные выстрелы французов. Вскоре Альбер снова заснул пробудился, когда в пещере забрезжил первый предутренний свет.

Он уже окончательно пришел в себя, и — удивительное дело! — то ли ему почудилось, то ли это была действительность: внезапно до его слуха донеслись отдаленные звуки французских сигнальных рожков! Ему стоило немалого труда сдержаться и не вскочить на ноги — ведь поддаваться эмоциям он не имел права! Он вновь услышал те же звуки — это была реальность! Французы, должно быть, находились где-то поблизости! Приподнявшись сперва, он затем опять улегся на землю, прислушиваясь с напряженным вниманием.

Вскоре пробудились и кабилы. К шейху устремились гонцы, ночная тишина сменилась шумным оживлением. Шейх поднялся и направился к выходу из пещеры. Звуки французских сигнальных рожков раздавались все ближе. Временами слышались одиночные выстрелы.

Кабилы громко, наперебой кричали. Похоже, они были ошеломлены. Из услышанного Альбер уловил причину их обескураженности: на всех возвышенных местах показались французы, притом, по-видимому, в немалом количестве. Вероятно, им тоже была известна эта пещера: их действия говорили о том, что они намерены окружить ее.

Появился французский парламентер и предложил всем кабилам, находившимся в пещере, сдаться. Условия сдачи были приемлемыми. Половина мужчин должна оставаться у французов в качестве пленных, другая половина вместе с женщинами и детьми — покинуть пещеру, предварительно сложив оружие.

• Предыдущая
• 18/141
• Следующая