Тайны русского народа - Демин Валерий Никитич - Страница 49

В русской мифологической традиции отзвуки этого сюжета однозначно просматриваются в стихах о Голубиной книге, где все богатство видимого мира истолковывается, как части некоего космического Божества:

Другой вариант Голубиной книги (всего их известно около тридцати) имеет следующее продолжение с учетом христианизированной «правки»:

Общеиндоевропейская корневая основа, закрепившаяся в древнескандинавском имени Имир, обнаруживается и в современном русском слове «имя», а также в глаголе «иметь». Этот корень содержится в имени древнеиранского первочеловека Йимы. По иранским преданиям, Йима — создатель мировой цивилизации, спасший человечество от потопа, обрушившегося на Землю после жесточайшей зимы. При Йиме в подвластных ему странах восцарил «золотой век», красочно описанный Фирдоуси в «Шахнаме». Но в конце жизненного пути Йиму, как и великана Имира, ждало расчленение: он был распилен пополам собственным братом-близнецом.

Таким образом, не подлежит сомнению, что некоторые общие для древних индоевропейцев космогонические представления преломились впоследствии и в древнеиранском Йиме, и в древнескандинавском Имире, и в древнерусском Волоте Имире (Владимире). Эпитет последнего — Красное Солнышко — практически представляет собой калькированное воспроизведение мифологических представлений древних арийцев о Красносолнечном Боге Сурье, а вовсе не является результатом всенародной любви, выразившейся якобы в ласкательном прозвище киевского князя, ни в одной летописи не зафиксированного. Знаменательно и не случайно также, что в миропонимании древнерусского человека представление о Волоте ассоциировалось с титаном Кроном. «Крон гигант бе, рекше человек волот», — читаем в одном из Азбуковников XVII века.

Выявление и раскрытие архаичных пластов в структуре русского эпоса ни в коем случае не принижает самобытность и полнокровность его героев. Смешно было бы, к примеру, отрицать центральную роль в устном народном творчестве колоритного образа Ильи Муромца. К тому же известно, что у него был реальный прототип среди деятелей Киевской Руси. Еще в XVI веке иностранные путешественники описывали разрушенную киевскую церковь, где когда-то была гробница знаменитого богатыря — сподвижника Владимира Святого, жившего в X веке. Правда, многие оспаривают конкретную пространственно-временную привязку этих сведений, исходя из того, что Православная церковь 19 декабря (по старому стилю) отмечала «память преподобного отца нашего Ильи Муромца, в двенадцатом веке бывшего», мощи которого покоятся в Антониевой пещере Киево-Печерской лавры.[122] В настоящее время мумия былинного богатыря находится там же. Совсем недавно украинские ученые произвели ее вскрытие и тестирование. Было установлено, что захоронение относится именно к ХII веку. Судмедэкспертиза подтвердила также, что примерно до 33 лет русский исполин «сидел сиднем», страдая редкой болезнью гипофиза (акромегалический синдром), не позволявшей ему ходить. А погиб Илья, скорее всего, от удара копья в сердце: в этой части сохранился характерный продольный след.

Все сказанное, однако, не означает, что цикл преданий об Илье Муромце сложился на пустом месте. Стоит пристальней приглядеться — и тотчас же проступает пласт более древних архаичных воззрений. Первым актом становления Ильи Муромца как святорусского богатыря (после пролога исцеления его каликами перехожими) было воспреемствование силы и получение благословения на жизненные и ратные подвиги от старейшины богатырского пантеона великана Святогора. Прежде чем отправиться в Киев ко двору князя Владимира, Илья держит путь на Север, в Каменную страну, где живет Святогор. В прозаическом пересказе былины, по записям П. Н. Рыбникова, край, где повстречались два русских богатыря, поименован Сиверными (то есть Северными) горами.[123] По некоторым версиям имя набольшего богатыря звучит как Светогор. Да и горы, где он обитает, названы Светлыми.[124] В старинных памятниках северной Новгородской Руси (XIV–XVII вв.) под словом «камень» подразумевали горы вообще и Уральский хребет — в частности. Все это лишь усиливает аргумент в пользу северного места действия былин Святогорова цикла.

Акт передачи силы и старшинства от Святогора к Илье носит ритуально-мистический характер: Святогор лежит в каменном гробу, из которого ему уже не суждено подняться (что, как уже говорилось, полностью совпадает с сюжетной линией мифа о смерти Осириса), и в этот момент «пошла из него да пена вон». При помощи этой таинственной «пены» и совершился акт передачи силы от одного богатыря к другому:

Пребывание Ильи на Святых (Светлых) горах было достаточно продолжительным. Богатыри много и плодотворно общались:

Один из Святогоровых эпизодов заслуживает особого внимания: Святогор знакомит Илью со своим отцом, таким же исполином — только слепым («темным»). Ему даже боязно было подать руку. Потому-то Святогор и посоветовал «крестовому брателку» протянуть отцу не руку, а раскаленный кусок железа. Старик спокойно схватил железо, сдавил и проговорил: «Крепка твоя рука, Илья. Хорош ты богатырек!»[126] Впоследствии Илья еще раз навестит слепого старика-волота по просьбе умирающего Святогора, чтобы получить от отца «вечное прощеньице». Но в данном случае нас интересует, так сказать, интерьер первой встречи Ильи с отцом Святогора. Где можно раскалить кусок железа? Есть только одно пригодное место — кузница. Следовательно, Святогор и, тем более, его безымянный отец (в некоторых былинах содержится намек на его имя — Колыван, несомненно восходящее к имени доиндоевропейского Солнцебога Коло-Коляды), причастны к священному месту многих древних мифов — волшебной кузнице и ее обитателям — ковачам, свирепым и негостеприимным — как характеризовал их Прометей у Эсхила, очерчивая несчастной беглянке Ио путь с Севера на Юг. Такие древнейшие кузницы воссоздаются и в одном архаичном древнерусском заговоре, где поминается фольклорный коррелят Гипербореи — Остров Буян: