Андрей Первозванный. Опыт небиографического жизнеописания - Грищенко Александр Игоревич - Страница 1

Об апостоле Андрее мы знаем очень мало и вместе с тем очень много.

Очень мало потому, что все более или менее достоверные сведения о брате Петра (неизвестно даже, старшем или младшем) сводятся к скудным упоминаниям его в Евангелиях и к его появлению в начале «Деяний апостолов». Следующие рассказы об апостоле Андрее относятся уже ко II веку и имеют ярко выраженный легендарный характер. Это восходящее к предшественникам Оригена краткое упоминание о проповеди апостола неким скифам, а также датирующиеся тем же временем апокрифические «Деяния Андрея», которые были написаны, по согласному мнению исследователей, сирийским или египетским автором. Последний даже не бывал никогда в Патрах Ахейских, где он помещает смерть апостола, — весь сюжет его произведения представляет собой вымышленную рамку для проповеди раннехристианского энкратизма (радикального учения о воздержании). Но и от этих «Деяний» до нас дошла только заключительная часть, да и то не очевидно, что в оригинальном виде, остальной же их сюжет известен лишь из позднейших переработок. Впрочем, возникшая в начале IX века новая житийная традиция Первозванного апостола почти полностью отказалась от материала апокрифических «Деяний», сконструировав вместо этого собственную, но столь же далёкую и от реальности, и от правдоподобия картину. Однако и эта картина за очень небольшое время претерпела сильную трансформацию по мере её переработки последующими авторами — особенно в Грузии и на Руси.

Очень много мы знаем об Андрее Первозванном потому, что мало кому из апостолов с самой древности посвящалось такое количество литературных произведений. Помимо уже упомянутых «Деяний Андрея», это и его «малые деяния» — совместно с другими апостолами: Петром, Павлом, Варфоломеем, Матфием, Филимоном… Это и разнообразные агиографические сочинения или, точнее, даже их отдельные жанры: жития, мученичества, послания, ипомнимы, синаксари, чудеса. Тексты об апостоле Андрее переводились в древности почти на все языки христианской ойкумены: эфиопский и коптский, арабский и сирийский, арамейский и славянский, грузинский и армянский, латинский и древнеанглийский. Для древнеанглийской литературы, например, «Andreas» (переработанные «Деяния Андрея и Матфия») — это второй по древности текст после «Беовульфа». А какую огромную литературу породил краткий рассказ о Первозванном ученике Христа в «Повести временных лет»! А огромный иконографический материал!

Именно по этой причине при написании книги об апостоле Андрее для серии «Жизнь замечательных людей» мы столкнулись с неразрешимой проблемой. Для создания хоть сколь-либо историчной — даже не исторической! — реконструкции его биографии абсолютно недостаточно данных: по сути, все они обрываются на палестинской части его жизни. Гармонизировать между собой заведомо недостоверные версии жизнеописания апостола, создавая из них беллетризованную биографию, также не только бессмысленно, но и опасно — в этом читатель убедится и сам, причём очень скоро, во второй части нашей книги. Из этого тупика мы смогли найти только один выход — попытку показать читателю, как создавалось и изучалось предание об Андрее Первозванном, начиная с первых веков христианства и кончая нашими днями. Ведь «биография» апостола Андрея — это прежде всего история его почитания, происходившего в совершенно разных кругах: раннехристианских энкратитов и политиков IV века, константинопольских патриархов и малоазийских монахов, византийских интеллектуалов и южноиталийских мореплавателей, грузинских агиографов и русских миссионеров. Мы стремились показать, как рождались, переписывались, видоизменялись и передавались сказания об апостоле, пытаясь быть одновременно агиографами, исследователями и писателями. Впрочем, добавили мы к древним и один новый апокриф — внимательный читатель без труда отыщет его.

Именно поэтому все современные персонажи в книге являются вымышленными, а возможные совпадения в именах и событиях — случайными. Напротив, все действующие лица предыдущих эпох по возможности историчны, а приводимые в книге тексты, непосредственно повествующие об апостоле Андрее, — подлинны (сведения о них приведены в справочном аппарате отдельно к каждой главе). Мы старались сохранять в меру сил стилистику древних текстов, ища для них соответствующие регистры русского языка, так что не следует удивляться «полифоничности» нашего повествования.

Авторы считают приятным долгом поблагодарить всех тех, кто помогал им в работе над книгой: Дмитрия Афиногенова, Александра Беляева, Антона Введенского, Игоря Добродомова, свящ. Михаила Желтова, Вячеслава Куроптева, Жанну Лёвшину, Андрея Петрова, Янину Солдаткину, Анатолия Турилова, Дениса Цыпкина, Виктора Чхаидзе, Татьяну Яшаеву.

После воскресных стихир на «Господи воззвах» певчие затянули наконец «Иже Предтечевым светом воображен…». «Слово-то какое — «воображен», — подумал один из алтарников, внимательно следивший за пропеваемым текстом. — «Во-об-ра-а-же-э-э-э-н»! Как же там было по-гречески-то?.. Мэморфомэнос… Во-образ… вообразившись… Когда, сообразуясь свету Предтечи, ипостасное явилось сияние Отчей славы — когда Христос явился, по милосердию Своему желая спасти человеческий род…»

Хор продолжал: «…тогда первый ты, славне, к Нему притекл есй…» — «О Славный, ты первым тогда к Нему подбежал, озарённый совершенством и лучами Божества, так что сделался проповедником и апостолом Христа нашего Бога», — мысленно переводил алтарник, одновременно следя через щёлку за передвижением по храму отца Ампелия. Отец Андрей, оставшийся в алтаре, торжественно поклонился настоятелю, готовясь ко входу. Завтра у него именины, выпавшие на воскресный день, а потому он тоже, и с особым чувством, вслушивался в слова вечерних стихир и даже подпевал шёпотом, еле попадая в изгибы прихотливых древних распевов, коими славился хор N-ской церкви, что неподалёку от Москвы:

«Да-да, и рыбки тоже в проповеди нуждаются… — по-своему толковал отец Андрей. — Это мы, по грехам нашим, немы аки рыбы… Все мы люди, все мы человеки… уловляемы бываем».

««Языки» значит «народы», — отец Андрей всё же неплохо знал славянский, хотя и позволял себе иногда несколько вольные размышления о некоторых пассажах. — Вот и вывел всех нас, древних русичей, святый апостол из тьмы заблуждений, до самого Новгорода Великого дошёл, диким ещё славянам благую весть принёс. Да…»

Алтарник, отворив дьяконскую дверь, впустил внутрь отца Ампелия и принял у него кадило. Тот улыбнулся:

— Откадился. Или как у вас по-русски говорят? — Черноглазый и остроносый Ампелий произносил слова с неопределимым акцентом, но очень правильно. — Григорий, неужели все русские верят, что апостол Андрей парился в новгородской бане?

— Во-первых, — отвечал алтарник, — не все русские верят. То есть просто верят. А во что верят те, кто верит, никто не разберёт. Во-вторых…

Тут настоятель мотнул своей львиной гривой и шикнул на Григория. Отец Ампелий тоже приложил палец к губам и знаками показал Григорию, что пора выходить со свечой.

После службы отец Ампелий попросил Григория показать ему окрестности, хотя было уже темно и довольно морозно. Скрипя по неглубокому снегу, тот повёл афонского гостя вокруг храма, обращая его внимание на уникальные архитектурные детали, в свете фонаря они попытались подсчитать количество кокошников на шатре, затем пробрались сквозь небольшое кладбище, прогулялись по старому усадебному парку, наконец вышли на смотровую площадку, откуда днём хорошо просматривались промышленные окраины Москвы.