Летняя гроза - Харт Кэтрин - Страница 10

Таня мягко улыбнулась.

— Я люблю твоего сына, Рэчел, и буду с ним там, где он пожелает.

— Я тоже любила Белую Антилопу, но жизнь с шайеннами была для меня сущей мукой. Я все время чувствовала себя несчастной, ты же кажешься довольной. — Рэчел в растерянности покачала головой.

— Да, правда, я счастлива здесь. Если бы только солдаты и охотники на бизонов прекратили отравлять нам жизнь, все было бы просто прекрасно, как всего лишь несколько лет тому назад. Жить в мире, беспрепятственно переходить с места на место в поисках еды и укрытия — вот все, что нам нужно. Я хочу вырастить своих детей так, чтобы они ценили прелести простой жизни. Охотились, ощущали себя единым целым с природой, трудились и играли и гордились своими предками. Вокруг нас простая, но истинная красота, какой я никогда не встречала в мире белых людей.

— Красота? — переспросила Рэчел, медленно оглядываясь вокруг себя. — Мы никогда не сможем понять друг друга, Таня. Там, где ты видишь красоту, я вижу только пыль и грязь. То, в чем ты находишь радость, лишь заставляет мое сердце сжиматься от боли. Ты с любовью выделываешь шкуры, а я вижу непосильный труд под палящим солнцем. Ты с готовностью носишь одежду из оленьих шкур, а я не могу прожить без шелка, кружев и лент. Я бы никогда не променяла свой мир на этот.

— А я — свой на твой, — тихо ответила Таня. — Хотя знаю, что однажды нам с Пумой придется это сделать. И когда этот день настанет, я по доброй воле последую за ним в Пуэбло и на ранчо, но часть меня всегда будет тосковать по этой жизни, мне будет ужасно ее не хватать.

Летняя Гроза и раньше встречалась с Джереми, и он ей всегда нравился, но за время своего короткого пребывания в лагере молодой человек окончательно покорил девочку. Для нее он был самым необыкновенным мужчиной. Постоянно находясь среди темноволосых и темноглазых людей, Гроза была заворожена светлыми волосами и зелеными глазами Джереми.

Он был не только красивым, но и добрым, с ним было интересно. Помимо действительно необходимых вещей, юноша прихватил разноцветных конфет для детей племени. В отличие от мужчин шайеннов, которые могли уделить детям, а в особенности девочкам, очень немного времени, Джереми возился именно с малышами. И никогда не исключал девочек из игр, брал и на рыбалку, даже маленькую Утреннюю Зарю, которой было всего три года. Но Летняя Гроза была его несомненной любимицей.

— Как поживает моя маленькая шайеннская принцесса? — спрашивал он, и щеки девочки рдели от удовольствия. Он шутливо поддразнивал ее, говоря, что она станет красавицей и будет разбивать мужские сердца. — Я дождусь, когда ты вырастешь, и, если ты окажешься хотя бы наполовину такой красивой, как я думаю, я просто сам женюсь на тебе, Золотистые Глаза, — заявлял он.

Хотя Летняя Гроза знала, что он просто шутит, ей было приятно. Тем не менее она решила предупредить Джереми.

— Меня уже пообещали Хитрому Лису.

Джереми, казалось, был потрясен.

— Что?! Как можно помолвить тебя с кем-нибудь в твоем возрасте? Кто это тебе сказал?

Летняя Гроза взглянула на него со всей серьезностью.

— Это правда. Можешь спросить моих папу и маму.

Джереми так и сделал. Он обратился за разъяснением к Тане. Когда она подтвердила слова Летней Грозы, тот просто раскрыл рот.

— Боже, я думал, что подобные вещи канули в прошлое вместе с рыцарями, драконами и попавшими в беду прекрасными дамами! Гроза еще совсем ребенок. В шесть лет она не может знать, за кого захочет выйти замуж, когда вырастет. А если она не полюбит этого парня? Она сможет отказаться? Невероятно!

— Не кипятись, Джереми. Летняя Гроза уже дала свое согласие. Она обожает Хитрого Лиса, а он ее.

— Все это, конечно, очень хорошо, но кажется таким… таким бессердечным и расчетливым — решать судьбу девочки за нее.

— Браки по договоренности не новость, — возразила Таня. — Так делалось на протяжении многих веков, и многие пары любили друг друга. Летняя Гроза и Хитрый Лис знают и нравятся друг другу. Я не вижу никаких затруднений в будущем.

— Ну а если бы они не были согласны? Что если бы они ненавидели друг друга? Что тогда? И ты бы обрекла свою дочь на несчастливую жизнь? — наседал Джереми.

Таня взмахнула руками.

— Что если… Что если! Если бы у змеи были крылья, она бы могла летать! В самом деле, Джереми, ты поднимаешь шум на пустом месте, но, если тебя это успокоит, скажу, что ни Пума, ни я не отдадим нашу дочь за человека, который ей не понравится или будет с ней плохо обращаться. А в остальном — позволь мне решать самой.

— Пока да, — неохотно отступил он, — но не думай, что я не вернусь к этому вопросу.

Обещанная Хитрому Лису или нет, но к исходу третьего дня Летняя Гроза почти боготворила Джереми. Когда он был поблизости, она неотрывно следила за ним и просто купалась в особом внимании, которое он ей оказывал. Она в буквальном смысле слова отдала свое детское сердечко этому высокому, золотоволосому богу и, когда он уехал, несколько дней бродила, как потерянная. Единственным утешением служило обещание Джереми вернуться и привезти новую куклу взамен той, что пропала во время нападения солдат.

Благодаря помощи Рэчел и Джереми и постоянной охоте племя начало понемногу восстанавливать свои силы после зимнего потрясения. Наконец-то воины освободились, чтобы отомстить, совершая вылазки и нападения. Они сосредоточили свои усилия на золотоискателях, вторгшихся в пределы священных Черных Гор. В поисках несметных и неисчерпаемых сокровищ люди зачастую отправлялись в эти края, готовые лишь копать золотоносную землю и не способные справиться с другими трудностями. Многие прибывали по одному или по двое, совершенно напрасно надеясь, что кавалерия защитит их и отгонит индейцев подальше, пока они будут спокойно грабить священную землю. В ту весну и лето пояса индейцев украсили много новых скальпов.

После всего, что пережила она и любимые ею люди, в душе Тани не осталось даже намека на жалость к помешанным на золоте грабителям. И она с готовностью присоединялась к вылазкам Пумы и воинов. Она всегда ехала рядом с мужем, и ее боевой клич вторил призывам вождя племени. А храбрость и отвага Тани уже стали легендой. Она не колеблясь бросалась в бой, обагряя свое оружие кровью белых людей. И невероятные истории об этой светловолосой женщине с золотистыми глазами рассказывали по ночам у костра и в лагере индейцев, и в лагере белых. Говорили и о том, что на ее поясе уже не осталось места для скальпов. Только тем, кто хорошо знал Таню, было известно, насколько это преувеличено. Она проливала кровь врага, но почти всегда оставляла поверженному скальп. Ее положение жены вождя было настолько высоко, что она могла позволить себе пренебрегать, этой частью военного дела и с радостью этим пользовалась.

Конечно, эти походы не всегда проходили гладко и без потерь. Каждый раз, покидая лагерь, воины ехали навстречу опасности и смерти. Долг состоял в том, чтобы смело встретиться лицом к лицу с врагом, стремясь и надеясь уцелеть при этом, и вернуться, чтобы назавтра снова отправиться в бой.

В тот день отряд напал на группу из восьми закаленных, хорошо знающих горы белых старателей. Они засели за огромными валунами и не собирались сдаваться без боя. Стороны обменивались градом пуль и тучей стрел.

Когда наконец ружейный огонь стал стихать, Пума приказал своим людям осторожно подобраться поближе.

— Они, должно быть, израсходовали почти все боеприпасы, и поэтому будут целиться внимательнее.

Через какое-то время огонь прекратился. Одним махом индейцы вскочили на лошадей и бросились в атаку. Этого и боялись белые, но они сберегли достаточно пуль, чтобы отразить нападение. Разразилась жестокая схватка, окрестности огласились яростными криками. Наконец ружейный огонь замолк окончательно.

Таня почти не почувствовала, как что-то ударило ее в голову, она только покачнулась в седле. Потом стало больно, зашумело в ушах. Затем накатилась слабость — начали неметь руки, ноги, пальцы рук, и все за какие-то секунды. В глазах у Тани потемнело, и она медленно поднесла к голове ставшую непослушной руку. Пальцы попали во что-то, оказавшееся кровью, ее кровью. Окружающий мир начал опрокидываться и меркнуть, и Таня вообще перестала ощущать свое тело. Она тряхнула головой, чтобы отогнать стремительно накатывавшую дурноту.