История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 6 - Казанова Джакомо - Страница 37

• Предыдущая
• 37/60
• Следующая

– Значит, вы не заедете в Базель, и это хорошо, потому что иначе бы пошли разговоры. Однако, если можно, в те немногие дни, что вы проведете здесь, примите веселый вид, потому что грусть вам не идет.

Мы присоединились к послу и М., которым было не до того, чтобы думать о нас, среди разговоров с Дюбуа. Я посетовал им на скупость, которую она проявляет по отношению к блесткам своего ума в отношениях со мной, и г-н де Шавиньи сказал, что полагает, что мы влюблены друг в друга, она посетовала на него, и мы продолжили прогулку с М-м…

– Эта женщина, – сказала мне она, – шедевр. Скажите мне правду, и я подарю вам до вашего отъезда свидетельство своей благодарности, которое вам понравится.

– Что хотите вы знать?

– Вы любите ее, а она вас.

– Я так полагаю, но до настоящего времени…

– Я не хочу далее знать, так как если это до сих пор не случилось, оно случится, и это все равно. Если бы вы мне сказали, что вы не любите друг друга, я бы вам не поверила, потому что невозможно, чтобы мужчина вашего возраста жил вместе с такой женщиной и не любил ее. Очень красивая, много ума, веселости, талант красноречия, – у нее есть все, чтобы нравиться, и я уверена, что вам было бы трудно устоять перед ней. Лебель оказал ей дурную услугу, потому что она пользовалась очень хорошей репутацией, но теперь не найдет более себе места среди людей комильфо.

– Я возьму ее с собой в Берн.

– И хорошо сделаете.

Я сказал ей в момент их отъезда, что попрощаюсь с ними в Золотурне, когда решу в скором времени уехать в Берн.

Приведенный к необходимости не думать более о М-м…, я лег в постель, не поужинав, и моя бонна сочла, что должна уважить мою печаль.

Два или три дня спустя я получил записку от М-м…, в которой она написала мне прийти к ней завтра к десяти часам, напросившись на обед. Я исполнил ее приказ буквально. М. мне сказал, что я доставил бы ему истинное удовольствие, но что он должен ехать в деревню, откуда не уверен, что вернется раньше, чем к часу. Он добавил, что я могу оставаться в компании его жены до его возвращения, и поскольку она вышивала на пяльцах вместе с девушкой, я согласился, при условии, что она не будет из-за меня прерывать своего занятия.

Но к полудню девушка ушла и, оставшись одни, мы направились насладиться прохладой на площадке, примыкающей к дому, где имелся кабинет, откуда, сидя в глубине, мы замечали все коляски, заезжающие на улицу.

– Почему, – спросил я ее, – вы не воспользовались этим счастьем, когда мое здоровье было превосходным?

– Потому что тогда мой муж думал, что вы проявляете к нам интерес только из-за меня, и что вы мне не нравитесь; но ваше поведение убедило его в полной безопасности, и к тому же ваша бонна, в которую, он полагает, вы влюблены, и которая ему тоже нравится, до того, что, я думаю, что не более чем через несколько дней он охотно бы поменялся с вами. Вы были бы готовы к такому обмену?

Имея лишь час, который должен был стать последним, в который я мог бы засвидетельствовать ей свою непреходящую любовь, я бросился к ее ногам, и она не воздвигла никаких препятствий моим желаниям, которые, к моему великому сожалению, оставались ограничены рамками, которые я должен был соблюсти ради ее драгоценного здоровья. При том, что она позволила мне делать, самое большое удовольствие должно было доставить ей, конечно, сожаление о той ошибке, которую я совершил, чувствуя себя счастливым с Ф.

Мы перешли на другую сторону ложи, на открытый воздух, когда увидели, как на улицу въезжает коляска М. Добряк порадовал нас, попросив у меня извинения, что так задержался.

За столом он почти все время говорил со мной о Дюбуа и, как мне показалось, был недоволен, когда я сказал ему, что намерен отвезти ее к ее матери в Лозанну. Я раскланялся с ними в пять часов, чтобы направиться к г-ну де Шавиньи, которому рассказал всю грустную историю, которая со мной приключилась. Я бы счел за преступление не передать любезному старцу полностью эту очаровательную комедию, возникновению которой он столь способствовал в самом ее зарождении. Восхищенный умом Дюбуа, потому что я от него ничего не скрыл, он заверил меня, что был бы счастлив, в своем преклонном возрасте, иметь возле себя такую женщину. Он был очень рад моему доверию, когда я сказал, что влюблен в нее. Он сказал, что, не заходя в дома, я могу проститься со всем, что есть достойного в Золотурне, даже не оставшись на ужин, если не хочу возвратиться к себе слишком поздно; я так и сделал. Я повидал красотку, понимая, что это в последний раз, но я ошибся. Я увидел ее десять лет спустя, и в свое время и в своем месте читатель узнает, где, как и по какому случаю. Я проводил посла до его комнаты, воздав ему почести, которых он заслужил, и попросив у него письмо для Берна, где рассчитывал провести пару недель, и в то же время попросил направить ко мне своего метрдотеля, чтобы подбить наши счета. Он обещал передать мне с ним письмо к г-ну Мюрэ, магистрату кантона Тюн.

Возвратившись к себе, грустный от того, что видел в последний раз перед отъездом этот город, где одерживал лишь слабые победы, по сравнению с действительными потерями, я поблагодарил с нежностью мою бонну за сочувствие, с которым она меня поддержала, и пожелал ей доброй ночи, предупредив, что через три дня мы уедем в Берн, и попросив собрать мои чемоданы.

Назавтра с утра, позавтракав со мной, она спросила:

– Вы, стало быть, возьмете меня с собой?

– Да, если вы согласитесь.

– Очень охотно, тем более, что я вижу вас грустным и, некоторым образом, больным, тогда как вы были здоровы и веселы, когда я поступила к вам на службу. При необходимости вас покинуть, я была бы утешена, видя вас счастливым.

В этот момент пришел старый хирург сказать, что бедный Ледюк настолько плох, что не может сойти с постели.

– Я вылечу его в Берне. Скажите ему, что мы уезжаем послезавтра, так, чтобы к обеду быть там.

– Хотя путешествие составит лишь семь лье, он не в состоянии его совершить, потому что лежит, полностью парализованный.

Я пошел повидать его и нашел, как и сказал хирург, неспособным двинуться. У него остались в действии только рот, чтобы говорить, и глаза, чтобы видеть.

– Я чувствую себя, впрочем, вполне хорошо, – сказал он.

– Я тебе верю; но послезавтра я хочу обедать в Берне, а ты не можешь двигаться.

– Перенесите меня, и вы вылечите меня там.

– Ты прав. Я велю перенести тебя на носилках.

Я поручил слуге позаботиться о нем и организовать все, чтобы доставить его в Берн в гостиницу «Сокол», наняв двух лошадей с носилками.

В полдень я увидел Лебеля, который принес письмо, что посол передал мне для г-на де Мюрэ. Он представил мне свой счет согласно квитанциям, и я оплатил их с большим удовольствием, найдя его весьма почтенным человеком во всех отношениях. Я оставил его обедать со мной и Дюбуа и хорошо сделал, потому что он нас весьма развлекал. Она занималась с ним с начала и до конца обеда; он сказал мне, что только сейчас он, можно сказать, познакомился с ней, так как в Лозанне разговаривал с ней только три-четыре раза и то наскоро. Поднимаясь из-за стола, он попросил у меня позволения ей писать, и она поймала его на слове и просила писать ей.

Лебель был обаятельный мужчина, которому не было еще и пятидесяти лет, с благородной внешностью. В момент отъезда он обнял ее на французский манер, не прося у меня позволения, и она ответила ему с большой грацией.

Она сказала мне после его отъезда, что знакомство с этим человеком может ей быть только полезно, и она рада находиться с ним в переписке.

Назавтра мы привели все в порядок для путешествия. Я увидел Ледюка, отправляющегося на носилках, с тем, чтобы провести ночь в четырех лье от Золотурна. На следующий день, в четыре часа утра, хорошо вознаградив семью консьержа, повара и лакея, которые оставались, я выехал в своей коляске, со своей бонной, и в одиннадцать часов прибыл в Берн, остановившись в «Соколе», куда двумя часами ранее прибыл Ледюк. Договорившись обо всем с хозяином, потому что я хорошо знал обычай швейцарских хозяев гостиниц, я поручил слуге, которого я оставил себе и который был из Берна, позаботиться о Ледюке и передать его заботам самого лучшего врача страны по этим заболеваниям. Пообедав с моей бонной в ее комнате, потому что мою прибирали, я отправился вручить мое письмо портье г-на де Мюрэ, а потом пошел пройтись.

• Предыдущая
• 37/60
• Следующая