Мемуары придворного карлика, гностика по убеждению - Мэдсен Дэвид - Страница 53

• Предыдущая
• 53/71
• Следующая

– Послушай, малыш, у меня есть предложение.

– Да?

– Да. Приходи ко мне через три дня, после того как я посоветуюсь с… с определенным людьми – относительно характера твоей просьбы. Если на нашей следующей встрече ты согласишься оказать мне некоторую услугу, не спрашивай пока какую, – я с радостью предоставлю тебе сведения, которые ты желаешь. Как тебе это?

– Загадочно, – сказал я, – Даже таинственно.

Каэтан тихо рассмеялся.

– Вероятно, я таинственный человек, – проговорил он.

И на этом аудиенция закончилась.

– Пеппе, – сказал Лев, – как ты думаешь, не слишком ли рано я распустил Латеранский Собор?

Латеранский Собор созван был, конечно, Юлием, отчасти как мера против Собора схизматиков в Пизе и отчасти из-за того, что Юлий сознавал необходимость реформ. Шестнадцатого марта 1517 года Лев с большой помпой провел заключительное заседание Латеранского Собора. Почти все реформы, обнародованные Собором, уже стали мертвой буквой.

– Зачем об этом спрашивать меня, Ваше Святейшество? – сказал я. – Я не теолог. Я даже не священник.

– Живя у меня, ты пользуешься теми же привилегиями, что и любой кардинал, и прекрасно это знаешь! – резко сказал Лев. – Отвечай на вопрос: не преждевременно ли я распустил Собор?

– Собор был идеей Юлия, Ваше Святейшество.

– Да, и Юлий умер и оставил мне доделывать начатое им дело. Во имя Христа, да это то же самое, что попросить доделать статую Микеланджело, – невозможно!

– Ну, – начал я осторожно, – помня о Лютере…

– Неужели нужно его всюду приплетать!

– Я собирался сказать, Ваше Святейшество, что если бы реформы, провозглашенные Собором, действительно были попыткой пойти навстречу назревшей радикальной реформе Церкви, то, вероятно, Лютер не поднимал бы сейчас вонь.

– Ты прав, Пеппе, – угрюмо сказал Лев, – ты не теолог.

Честно говоря, по-моему, Латеранский Собор сделал все, что мог, в смысле практических реформ, хотя в результате получилось мало, но начнем с того, что и задача у него была геркулесова. В конце концов, есть ли толк проповедовать целомудрие женщине, всю жизнь профессионально занимавшейся проституцией? Большинство постановлений Собора были, во всяком случае, лишь более точно сформулированными старыми правилами. Эти формулировки были разосланы во все стороны, но помимо Италии они по-настоящему применялись лишь в Испании и Португалии, на большую же их часть никто не обращал внимания. Например, вопреки соборному постановлению, продолжался нелепый обычай раздачи бенефициев и церковных санов детям – такого обильного источника доходов курия лишаться не хотела. Да всего три года назад было объявлено, что маленький Альфонсо, португальский инфант, может в пятнадцать лет носить сан епископа или архиепископа! Все это – грубейшее нарушение постановлений Собора. Можете себе такое представить? Какой-то сопливый мальчишка расхаживает по дворцам в Португалии, а на его головке покачивается украшенная драгоценными камнями митра! Вообще-то Лев и сам постоянно игнорирует постановления Собора, и так же поступают почти все епископы, многие из которых даже не присутствовали на заседаниях Собора, они просто продолжают поступать по-старому. Хотя мне и неприятно это говорить, но кардинал Джулио де Медичи был одним из редких исключений. Он даже потрудился созвать во Флоренции провинциальный собор с целью претворить в жизнь постановления Латеранского Собора, но из этого мало что вышло. Если вдуматься, то, возможно, у Лютера все-таки было несколько ценных мыслей – только Льву я этого сказать не осмелился.

– Ну? – сказал Лев. – Так я – да или нет?

– Вы что – «да или нет»?

– Так я распустил Собор слишком рано или нет?

Я вздохнул.

– Нет, – сказал я самым искренним тоном, какой только смог изобразить, – конечно, не рано.

Лев просиял от счастья, а я про себя добавил: «Все дело в том, что созван он был слишком поздно».

Я пришел к кардиналу Каэтану через три дня, как он и просил. На этот раз я нашел его настроенным тепло и радушно, и, в отличие от прошлой нашей с ним встречи, говорил он со мной почти как с равным, а не как с домашним животным.

– Ты будешь счастлив узнать, что теперь я в состоянии дать нужные тебе сведения, – сказал он с улыбкой.

– Где он? Где Томазо делла Кроче?

– Он здесь, в Риме.

И к чему магистру была нужна вся эта чушь с вычислениями и числом 5!

– Что? В Риме? – сказал я, ошеломленный.

– Да.

– Но ведь… то есть, почему же…

– Фра Томазо сейчас несвободен.

– Для чего несвободен?

– Ты не понял меня, Пеппе. Он не несвободен что-либо делать. Я хочу сказать, что он не на свободе.

– Он в тюрьме?

Кардинал снисходительно вздохнул.

– А какую ты видишь альтернативу свободе, кроме как заключение в тюрьму? – сказал он тихо.

– Но я не понимаю!

– А зачем тебе понимать? Томазо делла Кроче содержится под стражей уже три недели.

Я едва верил тому, что слышал.

– За что его арестовали? – спросил я. От удивления я вытаращил глаза. Я не мог даже моргать.

– Были выдвинуты некоторые… ладно, буду с тобой откровенен, Пеппе… некоторые обвинения против него.

– Кто его обвинил?

– Незначительное лицо.

– В чем именно он обвиняется?

– Превышение власти инквизиции. Донесли, что он… распоряжался… определенными лицами, не признанными виновными трибуналом, неортодоксальным образом.

– Маэстро Антонио!

Я пытался не выдать голосом чувств, задавая Каэтану вопрос:

– Обвинителя зовут, случайно, не Антонио Донато?

Теперь была очередь Каэтана удивляться.

– Откуда ты знаешь? – резко спросил он.

– Вы не будете поражены, если узнаете, что я – один из тех, кем Томазо делла Кроче распорядился «неортодоксальным образом».

– Буду, и даже очень.

– Но это правда. О, только не просите меня об этом рассказывать, история получится очень долгой! Но это на самом деле правда.

Кардинал Каэтан откинулся на спинку кресла и приложил кончики пальцев к векам, словно его вдруг одолела сильная усталость.

– Мы не можем допустить скандала, – сказал он. – Только не сейчас. Только не в моем ордене! Именно поэтому нам пришлось взять Томазо делла Кроче под стражу, чтобы держать до опровержения обвинений. Мы не можем показать ни малейшей слабости, тем более при таких событиях в Германии. Это только распалит костер крестьянского бунта. Костер уже быстро перерастает в пожар.

– И что, по-вашему, я мог бы сделать?

– Я хочу, чтобы ты встретился с этим Антонио и убедил его снять обвинения. Я и так собирался попросить тебя об этом, но теперь, когда я знаю, что ты с ним знаком, задача, кажется, облегчается.

– Антонио Донато купил меня у Томазо делла Кроче, – сказал я.

– Ты все еще обижен из-за этого?

– Нет, нет, уже нет.

– Значит, исполнишь мою просьбу?

Я немного помолчал, затем сказал:

– Да. Это согласуется с моей задачей.

– И что это за задача, Пеппе?

– Спасти душу и рассудок любимого человека.

– Тогда я поручаю тебе эту миссию. И делаю это охотно.

– Где содержат Томазо делла Кроче?

– В церкви Минервы. Но сначала ты должен поговорить с человеком, называющим себя маэстро Антонио.

– И где я его найду?

– В дешевых сдаваемых внаем комнатах. Я напишу тебе адрес.

– Вы также, – сказал я, – выдадите мне свое личное письменное разрешение встретиться с Томазо делла Кроче и поговорить с ним.

Кардинал Каэтан поднес к лицу правую руку, растопырил пальцы и молча смотрел на нее некоторое время. Затем снял свой перстень – большой аметист в окружении крошечных жемчужин – и дал его мне.

– Вот, – сказал он тихим голосом, – это поможет. Они его узнают. Я также дам тебе письменный ордер.

– Благодарю, Ваше Высокопреосвященство.

Каэтан поглядел на меня задумчивым взглядом. Затем сказал:

– Надеюсь, что наши цели в конечном счете ведут к общему результату.

Я попрощался и вышел.

• Предыдущая
• 53/71
• Следующая