Безумие и его бог (сборник) - Гофман Эрнст Теодор Амадей - Страница 3

Стремительно уходит и приходит.

Другие боги — Аполлон, например, — покидают привычную сферу и периодически возвращаются. Но только Дионис мгновенно и непостижимо вырывается из своего окружения и пропадает в неизвестном. На празднике агрионий в Херонее женщины его долго искали и вернулись, сообщив, что бог ускользнул и скрывается среди муз. По верованиям аргивян, он погрузился в Лернейское море, что заодно означает исчезновение в царстве мертвых — посему ради его возвращения приносят жертву «стражу порога». Рассказывают, Персей в это же море загнал Диониса. Пятьдесят третий орфический гимн гласит: после погружения Дионис провел два года во дворце Персефоны. Бога ждут страстно, бог, безумный, опьяненный, хохочущий, или вернется неверной поступью, или диким быком вырвется из тьмы.

Хор женщин ожидает его: эти женщины — земные подобия небесных эманации, сопровождающих его… там. Начинается эвокация: «Дионис, приди в элейский храм, приди в сопровождении харит, ударь бычьим копытом в стену, величавый бык, величавый бык!» Они знают: ожидаемый будет демонически неистовым зверем. В Афинах эвоцируют Диониса в ленаиды: лены — одержимые служительницы бога, сходные с вакханками, менадами и т. д. Дадуки[5] провозглашают: «Призывайте бога!», лены хором вопиют в ночь: «Приди, сын Семелы, Иакхос, донатор богатства!» Приблизительно так же обращались к Дионису на антестериях[6] четырнадцать афинских женщин-герараий на тайном молении, где принимала участие супруга архонта Базилеоса. В Аргосе пели трубы, увитые плющом, когда вызывали Диониса из Лернейского моря, и «стражу порога» бросали в бездонную глубь жертвенную овцу (Плутарх).

Любопытен обряд эвокации дельфийских и аттических фиад[7] зимой на вершинах Парнаса. Они именуют бога Ликнитом, «ребенком в колыбели» (Плутарх), они взывают к новорожденному. Легенда гласит: там, на Парнасе, Дионис в священном безумии танцует с нимфами. «Тебя, — возглашает хор в „Антигоне“ Софокла, — тебя видели в мимолетных блесках факелов на двуглавой скале с корикийскими нимфами». Об этих нимфах говорит жрица в прологе «Эвменид» Эсхила: «Я почитаю нимф корикийской пещеры, посвященной Дионису». Согласно двадцать шестому Гомерову гимну, на горах Ниса и Парнаса нимфы дают грудь новорожденному Дионису и сладостно его убаюкивают. Корикийские нимфы, одержимые и восторженные, блуждают с ним по лесам, украшенные лавром и плющом. Кормилицы обращаются в танцующих вакханок — Гомер называет их «няньками»: они «матери» и в то же время экстатические лены или фиады. Потом Дионис исчезает и долгое межвременье покоится во дворце Персефоны, а когда пробуждается, нимфы содрогаются от напряженной истомы в предчувствии упоительной пляски. Орфический гимн так выражает подобное состояние: «Напев экзальтирует круг ожидающих, ликующие крики возвещают страстный, бешеный танец».

Еще от эпохи императорского Рима остались воспоминания о дионисийской музыке. На одной из надписей острова Родос можно прочесть о музыканте, пробуждающем бога модуляциями водяного органа. Праздник пробуждения особенно распространился в поздние времена культа, судя по орфическим гимнам. Инкантация хора в «Антигоне» начинается так: «О ты, властитель огненных созвездий и ночных песнопений, сын Зевса, явись со своими фиадами, что исступленно танцуют всю ночь для тебя, о Иакхос!»

Пробудись, появись… Когда и откуда? Или на чудесном корабле на гребнях волн, или из глубин морских, или младенцем, широко раскрывающим божественные глаза… Предчувствуя его, женщины откидывают головы, рассыпают волосы по плечам, и, так сказать, «готовятся» к безумию эпифании безумного бога.

Крайне любопытна уникальная непосредственность его присутствия. Другие боги, сколь бы живо ни чувствовалось их явление — Каллимахов гимн Аполлону прекрасный тому пример, — на своих празднествах всегда присутствуют незримо. Дионис приходит телесно, «в пластическом изображении». В Сикионе целый год нельзя увидеть изображений Диониса Бакхеоса и Лизиоса. Только в сакральную ночь из так называемого «косметериона» его изображения при факельном пламени и пении гимнов приносят в храм. Из документов известно: в ионийские катагогии — праздники возвращения Диониса — процессия жрецов и жриц сопровождает его изображение. Этому шествию подражал Антоний — он въехал в Александрию на колеснице с тирсом в руке (Плутарх). В Афинах изображение Диониса везли на корабле на колесах— вероятно, в дни антестерий. Эти дни — серьезное доказательство могущества эпифании Диониса. Упоминается его свадьба с женой архонта Базилеоса. Аристотель недвусмысленно говорит о брачном соединении. Тем не менее это настолько странно, что мы вряд ли узнаем суть дела. Трудно представить Диониса в роли божественного супруга. Но в его стиле и характере — переступить порог земного дома и забрать чужую жену. Согласно Аристотелю, бракосочетание состоялось в так называемом Буколионе — дворце архонта. Аристотель знает, что говорит. Итак, в доме высокопоставленного чиновника, практически царя, бог завладевает его женой. Это нечто иное, нежели обычное для подобных культов празднование иерогамии бога и богини. Несмотря на мнение Вильямовича[8], подобная трактовка совершенно не согласуется с текстами Геродота о храме Бела в Вавилоне, Зевса в египетских Фивах, оракуле Аполлона в ликийской Патаре. К вавилонским и египетским богам, что покоятся в своих храмах, приводят женщин, однако подобные женщины не должны иметь никакой связи с мужчинами. Когда в Патаре дается оракул, то есть когда Аполлон пребывает в своем святилище, сивилла проводит ночь в храме: пророчица «соединяется» с богом ради вдохновения высшим знанием. Однако афинская базилисса принадлежит Дионису не в таком смысле. Она не ритуальная «подруга» бога, о чем упоминает Геродот, ссылаясь на свидетельства халдеев, она супруга высокого должностного лица, и Дионис забирает ее из дома мужа в откровенно чувственных целях. Вряд ли, полагают одни, чтобы вся община пользовалась покровительством нового, божественного супруга, и вряд ли, полагают другие, для повышения плодородия почвы. Дионис «устраняет» властителя и, бог женщин, берет его жену бескомпромиссно. Отсюда триумфальная процессия, корабль на колесах, пышное бракосочетание.

Чувственная непосредственность явления, соитие с женщиной, занимающей высокое положение, уникально в истории культов. Эпифания Диониса раскрывается в пьяной, дикой неистовости обладания.

Дикий дух невероятного, хохот над любым порядком и правилом — таковы знаки приближения бога. Гонги, крики, шум и противоположность — мертвое молчание.

Грохот приближения Диониса, будоражащий человеческий рой, — подлинный символ ошеломительной атаки на разум. Ужас, околдование, беспрерывное возбуждение, потом безучастность, сумрак чувственных ощущений и странное подозрение: адская суматоха — диссонанс глубокой тишины.

Другие божества, культово и мифически связанные с Дионисом, также любят шумную экскламацию — прежде всего, Артемида, названная у Гомера «Звонкая», затем великая мать Деметра. Однако подобное нельзя сравнить с буйным оглушительным гвалтом дионисии.

В этом смысле характерны многие эпитеты Диониса, в частности Бромиос (гулкий, громкий). «Гулом полнится лес», — сказано в Гомеровом гимне о явлении Диониса. Именуют его также Эвиос, по сакральному призыву «эвоэ», и спутниц Диониса зовут, соответственно, эвиадами. Их часто сопровождают музыканты, что видно по изображениям дионисийских процессий, музыканты беспрерывно гудят, трубят, бряцают, бьют в гонги. «Концерты» возбуждают и страшат. Дочери Миниаса, которые отреклись от Диониса ради добросовестного исполнения домашних обязанностей, были до смерти напуганы литаврами, флейтами, кимвалами; к тому же их ткацкие станки вдруг расцвели пышным плющом (Овидий. «Метаморфозы»). Схваченный разбойниками Тирренского моря, Дионис обратил мачту и рулевое весло в змей; над палубой запели флейты, корабль зацвел яркой листвой. Его собственная трирема, по описанию Филострата, гудела от криков вакханок, от ударов подвешенных к бортам медных гонгов. Воинственные толпы Диониса ошеломили индийцев кимвалами, литаврами, трубами (Нонний. «Дионис»).