Домой, во Тьму - Мякшин Антон - Страница 55

• Предыдущая
• 55/67
• Следующая

– Как? – вскинулся мальчик.

– Тш… Я ж тебе говорю – я не уверен.

Впереди замаячил огненный свет пламени, и под ногами идущих появились вырезанные в сырой глине ступени. Пленников вывели из подземелья на небольшую площадку среди скал, круто обрывающуюся в пропасть. На площадке их ждал человек, завернутый в черный плащ, с факелом в руках.

Священник слабо вскрикнул, когда порыв налетевшего ветра рванул его рясу. Топорик задрал голову и посмотрел во мглу, наполняющую небо.

«Значит, здесь… – невольно подумал он. – За пределами форта. И трупы – в пропасть…»

Ратники, вытолкнув мальчика и священника на середину площадки, сами отступили к скале. Человек в черном плаще шагнул вперед и поднял факел над своей головой, осветив лицо.

Топорик ахнул. А отец Матей, не удержавшись, всхлипнул. Тремьер замычал. Один из ратников шагнул к нему, рывком вытащил кляп. Тремьер, застонав, несвязно выругался.

– Я счастлив, что мои люди успели, прежде чем Барлад сумел осуществить задуманное, – проговорил княжич Дранк, опуская факел.

Ратник, освободивший рот Тремьеру, пошептал на ухо княжичу.

– Убит? – воскликнул Дранк. – Где его тело?

Поднесли тело. Несколько секунд Дранк смотрел в застывающее лицо кровного своего врага, потом несильно махнул рукой. Двое ратников подтащили труп к обрыву. Через минуту они вернулись с пустыми руками.

– Ключ… – выговорил Топорик, с трудом шевеля онемевшими от кляпа губами. – Неужели Ключ у Пелипа?

Лицо княжича вздрогнуло. Вместо утвердительного кивка у него получилась судорожная гримаса.

– Боже, помилуй нас, грешных… – вздохнул отец Матей. – Что теперь будет?..

Тремьер открытой ладонью стряхнул с выпачканной сажей скулы корочку подсохшей крови. Потрогал языком передние зубы и сплюнул. Это был уже прежний Тремьер. Надменный и прямой, как разжатая пружина, такой, каким Топорик увидел его в первый раз, в зале Совета Пяти.

– Барлад мертв! – резко проговорил он. – За каким чертом теперь этот дурацкий маскарад? Твой отец раздавит Грода. И этого слизняка Буграда! Я – как доверенное лицо Императора – обещаю прощение за участие в измене Гульду из рода Крудов и Гранаду из рода Рабллов, если прямо сейчас они двинут войска на оборванцев Пелипа и отнимут Ключ! Я и мои люди пойдем с вами!

– Светлейшего князь Барлада из рода Скрадаров больше нет с нами, – склонил голову Дранк.

– Светлейший… – потемнел лицом Тремьер. – Ты говоришь так об изменнике Империи и своем кровном недруге?

– Каким бы он ни был, он заботился о счастье Лакнии, – ответил княжич. – Правда, шел неверным путем… Да, светлейший Барлад мертв, и теперь мы слабее. Ты не понимаешь этого, так что ж… Герлемон никогда не понимал Лакнию. Остается молиться о том, чтобы его дружина, воспылав местью, не затеяла резню. Прости, господин, но твоих людей я не могу вывести из форта – это было бы слишком трудно…

– Недоносок!.. – заревел Тремьер, но Дранка прервать не сумел.

– Я делаю то, что велел мне отец, – говорил княжич. – Уходите к морю. Пятеро воинов проведут вас по ночному перевалу. Еще десять, с лошадьми, будут ждать вас внизу. Еще полторы сотни я вышлю за вами следом. Это все, что я и мой отец можем сделать для вас, господин, и для Императора. А мы останемся здесь – стеречь путь к морю.

– На народ Лакнии падет проклятие за деяния рода Скрадаров, – прижимая руки к груди, шагнул вперед отец Матей. – Отнимите Ключ! Отнимите, пока не стало поздно!

– Ключ! – эхом отозвался Янас.

– Пелип ушел, – проговорил княжич. И продолжал при общем молчании: – Дозорные следят за родовым замком Крудов и окрестностями. Замок вспыхнул как свечка в середине ночи… Он горит и сейчас – из форта можно видеть зарево.

– Горит? – опешил Топорик.

– Куда двинулся Пелип? – шагнул к Дранку Тремьер.

– Братья не покидали замок.

– Они что – вошли в замок и подожгли себя? Вы – глупые варвары! Неужели ты не понимаешь, что это уловка?! Пелип путает вас!

– Кто знает, что он задумал… – медленно проговорил княжич. – Ночь – его время.

Тремьер открыл рот, чтобы что-то сказать, но безмолвно отступил.

– Значит, надо уходить… – пробормотал он.

– В Герлемон! – невольно выпалил Топорик.

Вздрогнув, Тремьер пристально посмотрел на него. «Он знает! – мысленно ахнул мальчик. – Знает! И знает даже то, что я – тоже знаю…»

– А Пелип придет следом за нами, – в задумчивости, ни к кому не обращаясь, произнес отец Матей.

Один из ратников, приблизившись к Дранку, протянул ему что-то. Мальчик видел, как княжич порывисто отстранился, в защитном жесте вскинув руки. Тогда ратник обернулся к Янасу. В руках лакнийца лежал топорик с ясеневой рукоятью. Чистая, исчерченная причудливыми узорами-письменами, сталь матово сияла под лунным светом. Янас не колеблясь принял оружие.

– К Вратам придет не Пелип, – произнес Янас.

– Что ты сказал? – живо обернулся к нему Тремьер, и мальчик понял, что последнюю свою мысль проговорил вслух.

– Ключник, – утвердительно проговорил граф. И замолчал, вглядываясь в Николаса.

Николас вынужден был опереться спиной о стену, чтобы перехватить меч обеими руками. Ну вот они и встретились. За секунду перед тем как распахнуть дверь, он почему-то был уверен, что все так и произойдет. Прямо перед ним – граф Пелип. Хладнокровный убийца Катлины. Человек, желавший смерти самому Николасу и не единожды пытавшийся осуществить свое желание. Теперь, когда фигура Пелипа из образа памяти превратилось в реального человека, жгучая ненависть мгновенно испарилась из сердца Ключника. Голова его стала ясной, все ненужные мысли – даже промелькнувшее вдруг сожаление, что к решающей схватке он пришел полуживым, – исчезли. Он видел цель, осталось только найти способ подобраться поближе…

– Странно, – сказал Пелип, – я должен испытывать к тебе ненависть, но ничего не чувствую…

Какой голос у этого гада – глухой и сдавленный – будто больной. О чем он говорит? Какая ненависть? Это Николас должен его ненавидеть, а не наоборот.

– Я знал, что ты рано или поздно придешь. Когда мне сказали, что ты мертв, я не поверил… – Он коротко, надтреснуто рассмеялся. – Повелитель в этот раз просчитался. Напрасно он пытался тебя убить… Ты – истинный Ключник, тебе и нести Ключ дальше…

В руках у графа нет оружия. Золотая чаша, в которой что-то плещется, – и все. Впрочем, под этим плащом можно спрятать что угодно. Пусть он говорит. Жаль, что не осталось сюрикенов. Мешочек остался в лесу, сорванный клыками вервольфов. Но ничего – есть меч. Если бы путь не преграждал большой стол, можно было прыгнуть прямо через всю комнату. На этот прыжок ушли бы все силы, но разве много сил нужно на то, чтобы вцепиться в глотку врага и не отпускать?..

– Правда, по виду ты – совершенный мертвец, – продолжал Пелип, безразлично глядя на то, как Николас, опираясь на стену, подвигается все ближе и ближе к нему. – Видел бы ты себя в зеркало…

Еще шаг, еще… Почему этот горбатый ублюдок спокойно стоит на месте? Он ведь знает, на что способен Николас, и вряд ли недооценивает его, даже видя в таком состоянии. И эта чаша в руках… Странная чаша. Вернее, странно, что она в руках у Пелипа. Вертит ее в пальцах, но осторожно, стараясь не пролить, потому что чаша полна до краев. Разговаривая, то и дело подносит ее ко рту, но не отпил еще ни глотка. Вот поставил на стол перед собой. И тут же сложил руки за спиной. Понятно – сейчас нужно быть готовым ко всему. Скорее всего, он вытащит метательный нож. Или заряженный мушкет? Да, что-то поражающее на расстоянии. В рукопашную схватку он предпочтет не вступать. Значит, нужно успеть первым… Следить за его движениями!

Пелип шевельнулся, и в то же мгновение меч выметнулся из рук Николаса, стальной неуловимой молнией рассек душный комнатный воздух – и глубоко вонзился в грудь краснобородого графа.

Пелип дрогнул, вскинул обе руки – они оказались безоружны.

Николас, тяжело дыша, привалился к стене. Колени его подгибались. На этот бросок потребовалось немало усилий. Но почему граф не падает? Стоит и даже не пошатывается. Должно быть, он не успел ничего почувствовать. Так бывает. Тяжело раненные люди зачастую не испытывают боли и не понимают, что умирают.

• Предыдущая
• 55/67
• Следующая