Домой, во Тьму - Мякшин Антон - Страница 53

• Предыдущая
• 53/67
• Следующая

Наткнувшись на лестницу, ведущую вверх, Николас остановился, ужаленный знакомым чувством.

– Не может быть… – прошептал он. – Не может…

Был только один способ проверить, не ошиблись ли его чувства, и он не колебался. Зажмурившись, он вытянул руки ладонями вперед, сосредоточился, медленно поворачиваясь…

Есть!

Открыв глаза, он не удержался на ногах, упал. Отдышавшись, поднялся. Кровь из открывшейся на лбу раны извилистой струйкой побежала по виску. Но на это Николас не обратил внимание.

Эльваррум. Ключ. Его Ключ находится где-то поблизости, за одной из этих стен. В руках Братства Красной Свободы. Как они могли завладеть Ключом? И что сталось с Янасом и священником?

Следовало передохнуть хотя бы несколько минут, но Николас не мог ждать так долго. Он вытащил меч. Опираясь одной рукой на стену, другой – на рукоять меча, он двинулся вверх по лестнице.

А она вилась и вилась вверх. И неожиданно оборвалась полукруглым входом в очередной коридор, очень узкий и короткий. В конце коридора была дверь.

Николас толкнул ее и перевалился через порог, держа меч перед собой, готовясь бить или блокировать удар.

Эта комната походила на ту, которую Николас недавно покинул. Такая же пустая. Разве что мебели здесь было побольше. В центре большой стол, на котором лежит темный кожаный мешок, и несколько стульев, сломанных, раскиданных тут и там. На голых каменных стенах – обрывки гобеленов.

В глубине комнаты у открытого окна стоял человек в длинном красном плаще, вздутом на спине из-за большого горба. От стука распахнувшейся двери человек обернулся. Шевельнулись огненные космы бороды, под неровными прядями красных волос вспыхнули серой сталью широко открытые глаза.

Голова болит у Янаса. Но сильнее этой боли чувство вины за то, что Ключ, который перешел ему от Николаса, навсегда потерян. И, когда он подумал об этом, ниточка, связывавшая его с Ключником, оборвалась. Топорик на минуту снова превратился в слабого и запуганного мальчишку, того мальчишку, который когда-то в далеком Верпене уцепился за колдуна, как утопающий цепляется за протянутую над водой ветку со спасительного берега… Чтобы не заплакать, он сжал зубы и замотал головой. Боль, колыхнувшаяся в затылке, прогнала слезы. И словно немного отрезвила его. Через сколько он прошел – и все для чего? Чтобы умереть в северной глуши в отчаяние и тоске вины? Он уже не трусливый и слабый мальчишка – и никогда таким не будет. Он сделает то, что должен сделать! На нем одном лежит ответственность за весь этот мир! На нем одном…

Отец Матей и Тремьер сидят по разным углам каморки. Не смотрят друг на друга.

Топорик поднялся на ноги. Голова на мгновение закружилась, пол под ногами волнообразно заколыхался и не сразу снова стал твердью. Чтобы удержаться, мальчик подался вперед и схватился за подоконник.

Далеко внизу, во дворе замка, горело несколько костров. Кучками сидели воины – кто-то точил меч, кто-то дремал, кто-то молча смотрел в огонь, очевидно готовя себя к предстоящей схватке. Переговаривались негромко, словно берегли блаженную тишину, которая вот-вот могла взорваться тревожным гулом турьего рога, возвещающего о приближении врага. А крестьяне занимались каким-то странным делом – мазали друг другу лица золой из костров.

– Зачем они это делают? – спросил Янас. – Пачкают себя?

– А?.. Крестьяне? – рассеяно покрутил головой отец Матей, тоже подошедший к окну. – Древний языческий обычай. Ступая на путь воина, лакниец торжественно предает себя духам ярости. Считается, что духи будут оберегать его в бою, требуя взамен крови убитых воином врагов. Тот же, кто берет в руки оружие, не будучи воином, должен скрывать свое лицо, чтобы духи не могли отомстить ему за обман, когда он вернется в мирную жизнь…

Янас перевел взгляд в угол каморки, где темнел застывший зев камина.

– Барлад все равно не оставит нас в живых, – проговорил вдруг отец Матей.

– Ты тоже это понял? – подал голос Тремьер. – Если бы он нас убил сегодня, Гульд мог сорваться и испортить ему все дело. Он подождет удобного момента…

– Погодите-ка! – воскликнул мальчик.

Матей и Тремьер встрепенулись. Тремьер даже поднялся на ноги.

– Что ты задумал? – недоверчиво покривился он.

Не отвечая, мальчик метнулся к двери, ощупал пальцем щель между дверью и косяком. Затем сорвал со стены факел и, близко поднеся его к щели, осторожно повел огненным шаром снизу, от самого порога – вверх. То место, где свет наткнулся на темную преграду, примерно посередине двери, он отметил ногтем.

– Засов, – пояснил он.

– Я знаю, что мы заперты, – пожал плечами Матей.

– Но охраны у двери нет!

– Ты хочешь сказать, что сможешь снять внешний засов с внутренней стороны?

Янас усмехнулся. Нет, не оборвалась ниточка! Он почувствовал, как силы наполняют его тело, а головокружение и боль в затылке – уходят. Навыки выживания, полученные им за время, проведенное среди Лесных Братьев, помогли ему не загнуться от голода в халийских степях. А сейчас пришло время вспомнить все, чему учил его Гюйсте Волк, главарь верпенского Братства Висельников.

– Крест! – потребовал он, протянув руку к Матею.

– Зачем?

– Ты хочешь выбраться отсюда, святой отец?

– Выбраться? Куда? В замке и за его стенами, в форте, полно дружинников и крестьян! Если мы даже каким-то чудом покинем эту каморку, что нам делать дальше? Нас остановит первый же ратник!

– Для начала надо дверь открыть! А это – проще простого…

– Как это? – удивленно заморгал проповедник.

– Дай мне свой крест!

Матей больше не пререкался. Он снял с себя крест на длинной цепочке и протянул его мальчику. Цепочка была стальная, прочная, а распятие – хоть и деревянное, но довольно тяжелое. Янас, присев на корточки возле двери, просунул крест в щель. Проходит легко – просто отлично! И цепочка не застревает. Мальчик выпрямился, подвел руку к отметине на дверной планке и принялся раскачивать крест на цепочке. Поначалу рука дрожала, распятие стучало о дерево, не попадая в щель, но очень скоро Янас приноровился. Когда крест трижды пролетел сквозь щель и вернулся, мальчик резко увеличил силу броска, одновременно отпуская цепочку на полную длину.

Стальная цепочка, утяжеленная крестом на конце, с шуршанием намоталась на невидимый запор. Топорик осторожно подергал ее – держится. И сразу рванул вверх, навалившись плечом на дверь.

Запор взлетел вверх, а опуститься обратно не успел. Дверь распахнулась. Топорик упал на пороге, но тут же поднялся.

– Хвала Господу, – выдохнул Матей. И ткнулся носом Топорику в спину. – Проходи, сын мой.

– Тише, святой отец!

– Ну, чего встали?! – зашипел завязший в дверном проеме Тремьер, толкнулся в сторону – и сам все увидел.

– Спит… – шепотом удивился Топорик. – Пьяный?..

У стены, обнимая длинный двуручный меч, широко раскинув ноги, а голову свесив на грудь, мерно посапывал молодой ратник. Пушистая поросль на его щеках и подбородке слегка шевелилась от теплого дыхания.

– Не… – просипел проповедник, наклоняясь, – вином не пахнет. Что я, не учуял бы, что ли? Не пахнет вином. Травяным отваром каким-то пахнет…

Тремьер молча отпихнул Матея и выхватил меч из-под руки ратника – тот завалился на бок, гулко тукнулся шлемом о каменный пол, но не проснулся. Тремьер, прищурившись, аккуратно приставил острие меча к горлу воина, навалился на рукоять – и, вытащив клинок, отскочил, прежде чем струя крови из раны плеснула на него.

– Легкая смерть, – негромко посмеялся он, вытирая лезвие о рукав камзола.

Топорик сглотнул. Матей прикрыл глаза ладонью.

– Зачем же?.. – пробормотал он. – Мы бы и так ушли…

Тремьер не посмотрел в его в сторону.

– Как они сражаются такой оглоблей? – проговорил, прикидывая в руках двуручный меч.

И первым двинулся вперед по темному коридору, туда, где слабо мерцал сквозь тьму факельный огонек. Янас снял факел со стены, когда они проходили мимо.

• Предыдущая
• 53/67
• Следующая