Стальной царь - Муркок Майкл Джон - Страница 12

• Предыдущая
• 12/34
• Следующая

С того момента, как я разглядел поникшее тело на носилках, я не произнес ни слова.

– Бедняга!

Хира выпрямился и многозначительно посмотрел на меня. Для Шоукросса не существовало больше никакой надежды. Врач повернулся к Гревсу и Ольмейеру:

– Вы не могли бы донести носилки до палаты? Пожалуйста!

Когда оба они снова подняли носилки и поднялись по короткой лестнице, я пошел следом. Я помог сестре уложить пострадавшего в постель, но было слишком ясно, что у него не осталось ни одной не переломанной кости. В искалеченном теле едва угадывалось человеческое существо. Прошло довольно много времени с тех пор, как его измочалили, и жить ему осталось недолго.

Хира извлек шприц. Искалеченный человек открыл глаза и посмотрел на нас. Его губы шевельнулись.

Я склонился над ним.

– Сраные желтозадые обезьяны… бедная девчонка… из-за меня. Сбросили нас в шахту… Простыни… Господи… кровавые глотки…

Хира сделал инъекцию.

– Кокаин, – объяснил он мне. – Больше мы ничего не можем для него сделать.

Я взглянул на соседнюю кровать и увидел, что кули, которого я спас, смотрит на Шоукросса с тихим удовлетворением.

– Это не мог быть своеобразный способ свести счеты? – спросил я Хиру.

– Кто знает? – Хира посмотрел на австралийца, когда тот снова закрыл глаза.

Гревс прижал кулак к губам и откашлялся.

– Я вот думаю, докладывать ли Несбиту… – он глянул на Шоукросса и сжал губы. – Когда Оллсоп узнает об этом, разверзнется пучина ада.

Хира выглядел так, точно забавлялся.

– Это может означать конец для всех нас.

Ольмейер задумчиво потер шею.

– А стоит ли ему вообще знать об этом?

– На человека напали, – возразил я. – Еще пара часов, и убийство состоится полностью. Он не переживет этой ночи.

– Если Оллсоп сейчас начнет бесноваться, старина, у нас возникнут шансы быть перебитыми, – заметил Гревс. – Оллсоп так разозлит малайцев и китайцев, что они вполне могут обернуться против нас. Не старые времена. И что сможет поделать жалкий десяток гуркхов против тысяч кули?

В глазах Хиры мелькнули злые искры:

– Следовательно, вы не хотите, чтобы я докладывал об этом случае официальному представителю властей, господа?

– Лучше не надо, – сказал Гревс. – Мы все будем держать рот на запоре.

Я поглядел, как сестра обтирает кровь с тела Шоукросса. Теперь он полностью «уплыл» под действием кокаина. Я подошел к двери палаты, зажег сигарету и смотрел, как комары и мотыльки кружатся вокруг масляной лампы, горящей в приемной. Было слышно, как прибой бьется о причальную стенку. Звук почему-то перестал казаться успокаивающим. Но тишина была бы еще неприятнее. Когда остальные трое подошли ко мне, я кивнул.

– Хорошо, – сказал я. – Буду молчать.

Следующим утром Новый Бирмингам погрузился в мертвую тишину. Я прошелся по пустым улицам. У меня было такое чувство, будто тысячи пар глаз наблюдают за мной, когда я поднимаюсь наверх, к аэропарку.

Я не пошел в отель. Теперь не было смысла караулить там Шоукросса, потому что ночью тот умер в больнице. Я прошел мимо отеля, остановился возле одного из разбитых самолетов и пнул сломанный винт, лежавший возле машины на бетоне, сквозь который проросла уже трава. Из леса доносились крики птиц, встречающих рассвет. В это время суток некоторые ночные звери еще бодрствовали, возвращаясь в свои норы, а дневные обитатели постепенно просыпались. Попугаи, дрозды, голуби порхали между деревьев, и воздух полнился пением и красками. Птицы, казалось, праздновали что-то. Вероятно, окончание оккупации острова людьми. Лесной дух тяжело висел в воздухе, пахло звериными тропами и гниющими деревьями. Я слышал визг гиббонов и видел крошечных землероек, снующих по причальной мачте, на которой еще висели канаты. Со стены ангара меня холодно рассматривали жадные глаза ящерицы. Они как будто хотели сказать: «Тебе здесь нечего делать».

Я направился к зданию, где прежде находилась диспетчерская и где убитый запер рацию, прежде чем отправиться на свою последнюю оргию.

Перед отъездом всего персонала, обслуживавшего аэропарк, здание было заколочено. На окнах всех трех этажей были поставлены стальные ставни, и потребовались бы особые режущие устройства и немало усилий, чтобы проникнуть туда без ключа. Все двери были забраны решетками, и я мог собственными глазами удостовериться в том, что множество попыток взломать их провалились.

Снова и снова я обходил бетонное здание, без всякого успеха тряс ставни и засовы. Лес, казалось, издевался над моей беспомощностью. Наконец я остановился у одной двери, которой пользовались не так давно. Я еще раз надавил на ручку, а потом навалился на косяк и безнадежно уставился на развалины аэропарка с разбитыми скелетами летательных аппаратов, на ржавую мачту, на отель. Солнце блестело на золотой вывеске Ольмейера: «ОТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО АЭРОПАРКА» – было написано на ней и еще: «ЛУЧШИЙ ИЗ ИМЕЮЩИХСЯ».

Немного погодя кто-то прошел сквозь стеклянные двери бара и остановился на веранде. Потом увидел меня и медленно начал подниматься ко мне по траве.

Я тотчас узнал эту фигуру и нахмурился. Что ему здесь нужно?

Демпси. Ну, разумеется. Сегодня он побрился и надел более приличный костюм, нежели вчера, однако под пиджаком на нем была все та же рваная туземная рубаха. По его зрачкам я видел, что он сегодня еще не выкурил первой опиумной трубки.

Он подошел ко мне и закашлялся в довольно прохладном утреннем воздухе.

– Слыхал про Шоукросса, – заявил он еще издалека. Он прошел по растрескавшемуся асфальту, затем остановился и исподлобья уставился на меня.

Я предложил ему сигарету, которую он выковырял из моей табакерки. Он весь дрожал, когда я дал ему огонька.

– Вы знали, что китайцы были настроены против Шоукросса, не так ли? – спросил я его. – Именно это вы имели в виду, когда говорили вчера, что целая куча людей его ищет.

– Вчера? Не припоминаю, – он запыхтел сигаретой и жадно втянул дым в легкие. Затем немного выпрямился и устремил прояснившийся взор в сторону леса. – Общественное сознание – чертовски деликатная штуковина, как думаете, Бастэйбл? – он пошарил в кармане. – Я пришел отдать вам кое-что. Я нашел это на лестнице, – он протянул мне ключ. – Из кармана Шоукросса, наверное, выпало.

Прежде чем взять ключ, я помедлил. Потом повернулся и попробовал, не подходит ли он к замку. Что-то лязгнуло, и дверь открылась. Из помещения повалил, едва не сбивая с ног, отвратительный запах застарелого шнапса и паленой резины.

– Вот и все, что осталось от Шоукросса, – его вонь, – сказал Демпси. – Ну что, попробуете попросить помощи по рации?

– Да, – сказал я, – если удастся пробиться в Дарвин, я попрошу прислать первый же освободившийся воздушный корабль, чтобы забрать отсюда меня и всякого, кто еще захочет покинуть остров.

– Лучше скажите, что дело дошло до крайности. – Демпси сделал неопределенный жест в сторону поселка. – Не слишком обольщайтесь на их счет. Есть полдюжины поводов к восстанию. Если Оллсоп докопается до Шоукросса, то этих поводов будет еще больше. Китайцы сейчас в настроении перерезать всех малайцев, а если белые вмешаются, они, вероятно, объединятся между собой и для начала убьют всех нас. Истинная правда, – слабое подобие улыбки мелькнуло на его губах. – И я это знаю. В конце концов, у меня хороший контакт с туземцами. Куда лучше, чем это обычно бывает у белых. Шоукросс – это только начало.

Я кивнул:

– Я передам это в Дарвин.

– Вы умеете работать с рацией?

– Меня немного учили, когда я сдавал на патент.

Демпси зашел за мной следом в темное и грязное помещение бюро. Здесь валялось множество пустых пивных банок, бутылок и всякого хлама от сломанных приборов. Демпси открыл ставни, и свет просочился сквозь пыльные стекла. В углу я увидел аппарат – вероятно, это и была рация. Я пробрался к нему, перелезая через кучи грязи и хлама, вываленного на пол.

• Предыдущая
• 12/34
• Следующая