Живой труп - Толстой Лев Николаевич - Страница 3

• Предыдущая
• 3/14
• Следующая

Афремов. Федя! Спишь?

Федя (поднимается). Не разговаривайте. Это степь, это десятый век, это не свобода, а воля… Теперь «Не вечерняя».

Цыган. Нельзя, Федор Васильевич. Теперь пусть Маша одна споет.

Федя. Ну, ладно. А потом «Не вечерняя». (Опять ложится.)

Офицер. «Час роковой». Согласны?

Афремов. Пускай.

Офицер (к музыканту). Что ж, записали?

Музыкант. Невозможно. Всякий раз по-новому. И какая-то скала иная. Вот тут. (Подзывает. К цыганке, которая смотрит.) Это как? (Напевает.)

Цыганка. Да так и есть. Так чудесно.

Федя (поднимаясь). Не запишет. А запишет да в оперу всунет – все изгадит. Ну, Маша, валяй хоть «Час»! Бери гитару. (Встает, садится перед ней и смотрит ей в глаза.)

И это хорошо. Ай да Маша. Ну, теперь «Не вечерняя».

Афремов. Нет, постой. Прежде мою, похоронную.

Офицер. Отчего похоронную?

Афремов. А это оттого, что когда я умру… понимаешь, умру, в гробу буду лежать, придут цыгане… понимаешь? Так жене завещаю. И запоют «Шэл мэ верста», – так я из гроба вскочу, – понимаешь? (Музыканту.) Вот что запиши. Ну, катай.

А, каково. Ну – «Размолодчики мои».

Поют. Афремов делает выходку. Цыгане улыбаются и, продолжая петь, хлопают. Афремов садится. Песня кончается.

Цыган. Ай да Михаил Андреевич, настоящий цыган.

Федя. Ну, теперь – «Не вечернюю».

Те же. Входит Цыган.

Цыган (к Феде). Вас барин спрашивает.

Федя. Какой барин?

Цыган. Не знаю. Одет хорошо. Соболья шуба.

Федя. Барарай? Ну что же, зови.

Те же, без цыгана.

Афремов. Кто ж это к тебе сюда?

Федя. А черт его знает. Кому до меня дело? (Встает, шатаясь.)

Маша уходит и что-то говорит по-цыгански с своими.

Те же, без Маши. Входит Каренин. Оглядывается.

Федя. А, Виктoр. Вот кого не ждал. Раздевайся. Каким ветром тебя сюда занесло? Ну, садись. Слушай, Виктор. «Не вечерняя».

Вот это она. Вот это она. Удивительно, и где же делается то все, что тут высказано? Ах, хорошо. И зачем может человек доходить до этого восторга, а нельзя продолжать его?

Музыкант (записывает). Да, очень оригинально.

Федя. Не оригинально, а это настоящее…

Афремов. Ну, чавалы, вы отдохните. (Берет гитару и подсаживается к Кате.)

Музыкант. В сущности, оно просто, но только ритм.

Каренин. je voudrais vous parler sans temoins.[1]

Федя. О чем?

Каренин. je viens de chez vous. Votre femme m’a charge de cette lettre, et puis…[2]

Федя (берет письмо, читает, хмурится, потом ласково улыбается). Послушай, Каренин, ты ведь знаешь, что в этом письме?

Каренин. Знаю. И хочу сказать…

Федя. Постой, постой. Ты, пожалуйста, не думай, что я пьян и мои слова невменяемы, то есть я невменяем. Я пьян, но в этом деле вижу все ясно. Ну, что же тебе поручено сказать?

Каренин. Мне поручено найти тебя и сказать тебе, что она… ждет тебя. Просит тебя все забыть и вернуться.

Федя (слушает молча, глядя ему в лицо). Я все-таки не понимаю, почему ты?

Каренин. Лизавета Андреевна прислала за мной и просила меня…

Федя. Так…

Каренин. Но я не столько от имени твоей жены, сколько сам от себя прошу тебя: поедем домой.

Федя. Ты лучше меня. Какой вздор! Лучше меня нетрудно быть. Я негодяй, а ты хороший, хороший человек. И от этого самого я не изменю своего решения. И не от этого. А просто не могу и не хочу. Ну как я поеду?

Каренин. Поедем теперь ко мне. Я скажу, что ты вернешься, и завтра…

Федя. А завтра что? Все буду я – я, а она – она. Нет. (Подходит к столу и пьет.) Зуб лучше сразу выдернуть. Я ведь говорил, что если я опять не сдержу слова, то чтобы она бросила меня. Я не сдержал, и кончено.

Каренин. Для тебя, но не для нее.

Федя. Удивительно, что ты заботишься о том, чтобы наш брак был не нарушен.

Те жеи Маша. Потом цыгане.

Федя (перебивает его). Ты послушай, ты послушай. Маша, спой.

Маша (шепотом). Повеличать бы.

Федя (смеется). Величать: Виктор сударь Михайлович…

Каренин (сконфуженно слушает, потом спрашивает). Сколько дать?

Федя. Ну, дай двадцать пять.

Каренин дает.

Те же, без Каренина.

Федя. Чудесно! Теперь «Лен». (Оглядывается.) Удрал Каренин. Ну, черт с ним.

(Махает рукой, подходит к Маше, садится на диван рядом с ней.) Ах, Маша, Маша, как ты мне разворачиваешь нутро все.

Маша. Ну, а что я вас просила…

Федя. Что? Денег? (Вынимает из кармана штанов.) Ну что же, возьми.

Федя (цыганам). Вот и разберись тут. Мне открывает небо, а сама на душки просит. Ведь ты ни черта не понимаешь того, что ты сама делаешь.

Маша. Как не понимать. Я понимаю, что кого люблю, для того и стараюсь и пою лучше.

Федя. А меня любишь?

Маша. Видно, что люблю.

Федя. Удивительно. (Целует ее.)

Ведь я женат, а тебе хор не велит. Хорошо тебе?

Маша. Разумеется, хорошо, когда хорошие гости. И нам весело.

Федя. Ты знаешь, кто это?

Маша. Слышала фамилию.

Федя. Это превосходный человек. Он приезжал звать меня домой к жене. Она меня, дурака, любит, а я вот что делаю.

Маша. Что же, это нехорошо. Надо к ней ехать. Надо ее пожалеть.

Федя. Ты думаешь, надо? А я думаю, не надо.

Маша. Известно, коли не любишь, так и не надо. Только любовь дорога.

Федя. А ты почем знаешь?

Маша. Должно, знаю.

Федя. Ну, поцелуй меня. Чавалы! Еще «Лен», и тогда шабаш.

Ах, хорошо! Кабы только не просыпаться. Так и помереть.

Каренин. Ну что?

Саша. Доктор сказал, что теперь опасности уж нет. И только не простудить.

Анна Павловна. Ну, слава богу. А то Лиза совсем извелась.

Саша. Он говорит, что это был или ложный круп, или в слабой форме… Это что? (Указывая на корзинку.)

• Предыдущая
• 3/14
• Следующая