Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли - Дугин Александр Гельевич - Страница 68

Дезонтологизация ведет к повышению значения гносеологии

При переходе от манифестационизма к креационизму центр тяжести переносится с онтологии на гносеологию. Бытие и возможность отождествления, т.е. возможность познающего быть одним с познаваемым, уходят в сферу недоступного, но область познания — на сей раз не полного, но относительного, познания с приближением, с фиксацией трансцендентной границы — наоборот выходит на первый план. Повышение уровня дезонтологизация влечет за собой рост значения гносеологии. И креационизм здесь имеет ключевое значение. Если познаваемой вещью невозможно стать (это догматически отрицается), то ее можно понять, хотя и не так, как в модели манифестационизма. Понимание, знание приобретает здесь характер отражения, рефлексии, почва для которого уже была подготовлена платонизмом.

Вот здесь-то и происходит встреча рационализма учения об идеях Платона и гносеологических стратегий, вытекающих из монотеистической догматики. Границы — между тенью и вещью, вещью и идеей — намеченные

Платоном, обретают характер абсолютных границ, и идеи окончательно отождествляются с рассудочными (лунарными, головными) дублями вещей.

Спор об универсалиях

Интересно проследить за основными гносеологическими схемами в рамках креационистского подхода. Рассмотрим знаменитый средневековый спор об универсалиях. Спор разгорелся относительно того, чем является универсалия (аналог платоновской идеи) в отношении вещи (как эмпирической данности). В споре выделилось три позиции: идеалисты, реалисты и номиналисты. Им соответствовали три варианта ответа:

«universalia ante rem»

(«универсалия прежде вещи»),

«universalia in re» («универсалия в вещи») и

«universalia post rem» («универсалия после вещи»).

«Universalia ante rem» — это платонизм, ближе к ма-нифестационистскому подходу, учение о том, что идеи — первичны, а вещи есть не что иное, как сгустки идей. Эта платоническая модель, которую защищал Иоанн Скотт Эриугена, была отвергнута.

В качестве церковной догмы утвердилась позиция Фомы Аквинского — «universalia in re». Она вытекала из схоластически понятого аристотелизма, который полагал «недвижимый двигатель» как имманентное (отчасти имманентно-трансцендентное) измерение наличного бытия. Идея здесь мыслится как нечто соприсущное вещи, появляющееся и исчезающее вместе с ней. В каком-то смысле это аналог «формы» Аристотеля.

Третьей позицией, также отвергнутой католической церковью, был номинализм, отстаиваемый англичанами Иоанном Росцелином и Уильямом Оккамом. Они утверждали, что «universalia post rem», т.е. что существует только вещь, а идея появляется лишь в человеческом сознании как ее (всегда условное!) наименование, имя (отсюда «номинализм» — от латинского nomen, «имя»).

В номинализме мы имеем первый набросок решительного перехода от парадигмы премодерна (в ее креационистской версии) к парадигме модерна. Это был фундамент совершенно новой гносеологии (и по ходу дела онтологии), где акцент падал на самобытное существование объекта, а его познание виделось как относительное движение человеческого рассудка. В номинализме идея (универсалия) строго отождествлялась с рассудочным эквивалентом. Тем самым завершался цикл возможного толкования этого важнейшего концепта, введенного Платоном. Идея, первоначально толковавшаяся как выражение чистого бытия и первоначала (манифестационизм), позже переосмысленная как первичная структурализация Божественного замысла или небесный (но тварный, ангелический) архетип земной вещи (креационизм), наконец стала восприниматься как точка в отражающей зеркальной поверхности человеческого сознания, поставленного перед вереницей конкретных вещей.

У. Оккам, защищая свою позицию, предложил использовать метафору «бритвы» в формуле: «зачем двоить сущности». Универсалия как идея, по мнению Оккама, представляет собой ненужную дополнительную сущность, которая лишь «мистифицирует процесс познания». Он предложил срезать ее «бритвой» — отсюда расхожее выражение «бритва Оккама».

«Бритва Оккама»

«Бритва Оккама» — это та линия, которая отделяет гносеологическую парадигму модерна от парадигмы премодерна. Эта «бритва» отрезала у гносеологической конструкции креационистского, схоластического Средневековья ее трансцендентную часть. Ею произвели оскопление теоцентрического познания, поскольку в данном случае было предложено вынести за скобки то, что было реальностью участия Творца в творении. Для того чтобы подобное обрезание стало возможным, предварительно необходимо было так удалить Творца от твари, сделать его настолько иным, что его исчезновение стало незаметным.

Это был первый концептуальный шаг, который предполагал переход от гносеологической модели креационизма, основанной на вере и подчиненном этой вере разуме, к гносеологии Нового времени, для которой номинализм стал само собой разумеющейся истиной.

При переходе от гносеологии премодерна (в данном случае можно говорить обо всём премодерне) к гносеологии модерна, мы говорим об исчезновении трансцендентного измерения вообще.

Парентезис Возрождения

Стоит обратить внимание на небольшую деталь: в то время, как бритва Оккама была уже занесена как топор над головой заканчивающегося Средневековья, на периферии всплыли те манифестационистские тенденции, которые существовали в Европе до распространения христианства и которые развивались как параллельные мистико-герметические формы в рамках самой католической, схоластической культуры. Парадигма Возрождения была связана с манифестационизмом, но фрагментарным манифестационизмом. Это была не настоящая консервативная революция, но обрывочная и непоследовательная попытка реставрации манифестационистской гносеологии. Это была претензия на месте остывающей аристотелевской схоластики (в ее латинской версии и креационистском толковании) вновь основать платонизм, под которым понимался скорее мистико-герметический неоплатонизм (Марсилио Фичино). Лозунгом такой реставрации стал тезис «Назад, к Платону!»

Гносеология модерна

Декарт — основатель новой гносеологии

Возрождение помогло свалить и разрушить гносеологическую парадигму премодерна в ее креационистском аспекте, но оно не стало главной тенденцией следующей парадигмы. Схоластическая гносеология рухнула, и на ее месте появилась постсхоластическая (посткреационистская) гносеология, ярким выразителем которой стал Рене Декарт. Он оказался отцом-основателем гносеологической парадигмы модерна.

Философия Декарта с его знаменитым тезисом «cogi-to ergo sum» окончательно выводила онтологию из гносеологии. Декарт вместе с другими основателями современной картины мира Френсисом Бэконом, Исааком Ньютоном, Робертом Бойлем, Христианом Гюйгенсом и другими был знаковой фигурой. Большинство историков склонно именно в Декарте видеть создателя того нового, гносеологического, стиля, который начинает доминировать в эпоху модерна.

Сомневающийся во всем здравый рассудок и деизм

Декарт окончательно утвердил гносеологический дуализм, неснимаемую пару «субъект — объект». Вопреки догматическому устройству схоластики, трактовавшему устройство мира в форме аристотелевского канона, главным методом познания он предложил сделать систематизированное сомнение. Декарт выдвинул принцип «сомнения во всём», характеризуя его так: «Никогда не принимать за истинное ничего, что я не познал бы таковым с очевидностью... включать в свои суждения только то, что представляется моему уму столь ясно и столь отчетливо, что не дает мне никакого повода подвергать это сомнению».