Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли - Дугин Александр Гельевич - Страница 108

Технически качество трансляции в формате «high definition» (HD) станет таким, что происходящее на экране будет неотличимо от того, что мы видим обычным зрением. Более того, оно будет лучшего качества, чем то, что мы видим. Оно будет очищено от помех. Это и есть принцип «гламура», очищение образа от дефектов, возведение реального в гиперреальное, т.е. в виртуальное. Гламур всегда двумерен. Пока технически гиперсимуляция экранной реальностью внеэкранно созерцаемых картин находится на начальной стадии, но в ближайшем будущем этого добьются. Экранное и неэкранное созерцания будут уравнены в правах.

И третий этап — экранное пространство полностью вытеснит собой неэкранное. Экранное пространство основано на дигитализации образа, разложении его на цифровой код и последующей сборке в пространстве экрана. Эта операция сейчас используется для трансляции образов и звуков в цифровых технологиях, но ее значение гораздо шире. Представьте себе, что в контексте развития генетики, клонирования и опытов с биомеханикой дигитализации удастся подвергнуть живой мыслящий организм, а потом воссоздать его. Тогда понятие «экрана» от технического станет (пост) онтологическим. Вся жизнь, весь мир превратятся в сплошную сетевую трансляцию, содержанием которой будет и (пост) объекты и (пост) субъекты (т.е. те, кто сегодня считаются «людьми»).

Дигитализация мыслящего биоорганизма (которая сегодня преобразуется дигитализацией звука и визуального кинетического образа) непременно наведет на мысль что-то изменить в коде (сегодня специалисты так «чистят» звук и изображение, работая с аудио- и видеофайлами). Биомеханический код также можно «почистить», а то и добавить какой-то эффект, что-то переставить, что-то усовершенствовать... Понятно, что разобрать-то разберут, но соберут уже по-другому (особенно если это будут не немецкие или японские, а русские специалисты) . Обязательно в каком-то трансляционном потоке поменяются местами голова и ноги, может быть, из-за сбоя, может быть, для разнообразия...

Чтобы мы привыкали заранее к этим формам, к определенным аберрациям, отклонениям от человеческого облика (двухголовые люди, хвостатые, чешуйчатые, остроухие, вислоносые и т.д.), нам транслируют гиперреальных (в зачаточной стадии) персонажей «Звездных войн». Пусть это пока «фантазии», грубые наметки, но в конечном итоге всё, что мы видим, не что иное, как феномены, и совершенствование в искусственном производстве феноменов (что лежит в основе науки и отчасти культуры) в определенный момент полностью подменит естественное искусственным вплоть до забвения о том, что такое естественное.

Уже Маркс писал, что человек есть существо на сто процентов социальное и на ноль процентов природное. На третьей стадии постмодерна, в условиях тотальной доминации экрана, в условиях абсолютизации ризоматического процесса, это полностью станет фактом.

Так единственным содержанием мира будет свободная игра симулякров. Напомню, что Бодрийар определял симулякр как «копию, у которой нет оригинала».

Обеспечение права на жизнь копии, у которой нет оригинала, тени, у которой нет предмета, который бы ее отбрасывал, построение «нового мира» («постмира») целиком из субсистентных «объектов» (по Мэйнонгу) — «зеленых кошек», «летающих свиней», людей, живущих в спичечном коробке и т.д. — т.е. полный перенос всего существования в пространство ризоматической карты в рамках всегда условной, случайной и обратимой эонической игры телесного хаоса и является программой постмодерна.

Глава 6

Постэротика

Эротизм в манифестационизме. Метафизика пола

Манифестационизм как стартовая черта парадигмального анализа

Чтобы описать явление постэротики, т.е. гендерной проблематики в парадигме постмодерна, проделаем уже ставший привычным для нас экскурс в предшествующие парадигмы.

Рассмотрим эротическую проблематику, ее связи с онтологией и гносеологией в манифестационизме. Мы уже неоднократно говорили, что премодерн включает в себя две модели: манифестационистскую и креационистскую. Обе модели подпадают под определение парадигмы премодерна, но внутри нее радикальным образом отличаются друг от друга. Креационизм в рамках традиционного общества создает предпосылки для последующего пришествия парадигмы модерна, ибо напрямую от манифестационизма к модерну перейти нельзя. В свою очередь, и креационизм совершенно непонятен без манифестационизма. Поэтому начнем рассмотрение гендерной проблематики с того, с чего всегда следует начинать — с манифестационизма.

Миф об андрогине

Смысл манифестационистского подхода к гендерной проблеме заключен в мифе об андрогине. Если суммировать одним понятием отношение манифестационистской парадигмы премодерна к проблеме гендерного деления на два пола, то это будет первичный андрогинат — в разных формах и вариантах.

Миф об андрогине (или гермафродите) является не позднейшей рефлексией на полярность полов и не продуктом наблюдений за различиями в психологии, анатомии и культурных реакций двух разновидностей человеческих существ, но примордиальным явлением, постулируемым до и прежде эмпирического столкновения с полом. Андрогинат не умозрительная достройка над эмпирической двойственностью людей (а также животных и растений), но метафизический опыт изначального единства, предшествующий всякой рефлекции, всякой эмпирике, всякому восприятию. В манифестационизме опыт андрогина предшествует опыту мужского и женского начал.

Миф об андрогине, изложенный, например, у Платона, предполагает то, что Мирча Элиаде называет первоначальной интуицией андрогината. Концепция андрогина не является абстрактным сложением мужчины и женщины и попыткой сконструировать нечто среднее.

Андрогин является базовой онтологической реальностью гендерной перспективы манифестационизма.

Миф об андрогине утверждает, что андрогинат является нормативным состоянием человеческого существа. Но в конкретной истории — по крайней мере, зафиксированной в священных хрониках — это состояние помещается в мифологический эон начала, считается чем-то утерянным, утраченным. Однако эта утрата не просто фиксируется, но переживается как аномалия. Наличие двух полов, а не одного, есть биоанатомическая патология, требующая преодоления, исправления. Так, андрогинат становится заданием, антропологическим, гендерным горизонтом. Совершенный человек мыслится как андрогин.

Горизонт андрогината имеет собственную онтологию, а значит, в манифестационизме андрогин есть, обладает бытием. Более того, он-то и обладает бытием в полной мере, он более есть, чем его расколотые половинки — мужчины и женщины. Ровно в той мере, в какой они не андрогинны, они обделены бытием, т.е. их в определенном смысле нет. По-настоящему быть, быть в половом, гендерном, смысле может только гермафродит.

Дорога к андрогину начинается не с бытия пола, чтобы закончиться в темных лабиринтах фантастической легенды, но с призрачности и онтологической привативности (недостаточности) половой принадлежности и идет к сияющей утвердительности того, что только и есть, по-настоящему есть. То, что в бытии полов принадлежит онтологии, то, что в мужчине и женщине есть, принадлежит не мужскому и женскому, но андрогинно-му началу. Собственным элементом половой дуальности является «иллюзия». Иллюзия — вот, что делает женщину женщиной, а мужчину мужчиной.

Спина неба

Андрогин распадается на два пола, но и лицо земли это распадение никогда не фундаментально и не окончательно. Различные образы в сакральной традиции всегда подчеркивают наличие мужского элемента в женском, а женского — в мужском. Например, в китайском символе «инь-ян» представлены два принципа — темный и светлый, но образно указано, что в светлом мужском начале «Ян» существует черная точка, а в черной женской стихии «инь» существует белая, светлая точка. В принципе, можно сказать, что это образ или символ андрогина.