Медленной шлюпкой в Китай - Мураками Харуки - Страница 26

• Предыдущая
• 26/28
• Следующая

Разумеется, есть причина тому, что вывеска написана не иероглифами, а азбукой. На Грин-стрит в Сиднее понимающих иероглифы людей нет.

Контора — это жутко грязная комната площадью шесть татами[12]. И на стенах и потолке — желтые противные пятна. Двери открываются кое-как: откроешь — потом не знаешь, как закрыть, закроешь — и проблемы с открыванием. На дверном стекле написано: «Частное сыскное агентство». К дверной ручке подвешена бирка, на которой с одной стороны значится «присутствует», а с обратной — «отсутствует». Когда бирка повернута стороной «присутствует», я в конторе, а когда «отсутствует», куда-нибудь ухожу.

Когда меня нет в конторе, я либо дремлю после обеда в соседней комнате, либо, попивая пиво в пиццерии, болтаю о пустяках с официанткой по имени «Вишенка», — одно из двух. «Вишенка» — симпатичная девушка, на несколько лет младше меня. Китаянка-полукровка. Сидней — город большой, но даже при этом девушек-полукровок китайского происхождения, кроме «Вишенки», здесь больше нет. Мне нравится «Вишенка» и я думаю, что нравлюсь ей тоже. Но точно не знаю. Откуда я знаю, что думают другие люди?

— Ну и как, прибыльное дело — быть частным детективом? — спрашивает меня «Вишенка».

— Конечно, нет, — отвечаю я. — Дело прибыльно не всегда, если получаешь деньги.

— Странный ты человек, — говорит она.

«Вишенка» не знает, что я богатый.

Когда бирка висит стороной «присутствует», я по большей части сижу на диване и, потягивая пиво, слушаю пластинки Гленна Гульда. Мне очень нравится его пианино. Только его пластинок у меня — тридцать восемь штук.

Утром я заряжаю в автомат шесть из них и бесконечно слушаю Гленна Гульда. По ходу пью пиво. Когда мне надоедает слушать Гленна Гульда, я иногда ставлю «Снежное Рождество» Бинга Кросби.

«Вишенка» предпочитает «AC/DC».

Хоть это и «частное сыскное агентство», клиенты приходят редко. Жители Грин-стрит в Сиднее и не думают платить деньги за решение каких-нибудь проблем. А поскольку требующих решения проблем у них хоть отбавляй, чем решать эти проблемы одну задругой, они предпочитают просто с ними уживаться. Как вывод Грин-стрит в Сиднее — не лучшее место для работы «частного, сыскного агентства».

Какое-то непродолжительное время, поддаваясь на «низкие расценки», клиенты приходили, но в большистве — естественно, с моей точки зрения — случаев: были никудышные дела.

Например: «Курица стала нести яйца только раз в два дня, что нам делать?», «По утрам у нас воруют молоко, попробуйте поймать вора!», «Друг не возвращает долг, скажите ему, чтобы вернул». И так далее.

Разумеется, от подобных прошений я полностью отказываюсь. А как иначе? Я стал частным детективом не ради каких-то кур, или молока, или крошечного долга. Мне нужны дела подраматичнее. Например, приехал на черном лимузине под два метра ростом дворецкий со вставным глазом и говорит: «Можем ли мы рассчитывать на вашу помощь в спасении рубиновых драгоценностей дочери графа?»

Но в Австралии нет графских дочерей. Какие там графья — здесь нет даже виконтов или баронов. Вот ведь какой конфуз.

По этой вот причине я целыми днями абсолютно свободен. Провожу время, подстригая ногти, слушая пластинки Гленна Гульда, приводя в порядок коллекцию автоматических ружей прошлого, болтая о пустяках с «Вишенкой» в пиццерии.

— Бросил бы ты свое дурацкое занятие и взялся бы за ум, «частный детектив», — говорит мне «Вишенка». — Занялся бы, например, полиграфией.

Полиграфией? — думаю я. — А что? Неплохо! Женюсь на «Вишенке», стану полиграфом.

Но пока что я — частный детектив.

Тот низенький человек в облике овцы переступил порог конторы в пятницу после обеда. Шустро вошел внутрь затем высунул голову наружу, как бы проверяя нет ли слежки, и только после этого закрыл за собой дверь Но дверь не поддалась. Пришлось помочь, и мы вместе кое-как дверь заперли.

— Здравствуйте, — поздоровался он.

— Здравствуйте, — ответил я. — Чем могу.

— Зовите меня человек-овца, — сказал он.

— Приятно познакомиться, господин человек-овца, — поприветствовал его я.

— Мне тоже очень приятно, — сказал человек-овца. — Вы — частный детектив, верно?

— Именно. Частный детектив. — Я выключил проигрыватель, поставил пластинку Гленна Гульда «Invention» на полку, убрал пустые пивные бутылки, положил в выдвижной ящик щипчики для ногтей и предложил человеку-овце стул.

— Я искал частного детектива, — сказал человек-овца.

— Вот как?

— Но даже не подозревал, что найду его здесь.

— А-а.

— Завел разговор в пицерии на углу, а девушка-официантка направила меня сюда.

Это о «Вишенке».

— Итак, господин человек-овца, — сказал я. — Что вас сюда привело?

Человек-овца был одет в мягкий костюм, но не из какого-то тряпья, а из натуральной овечьей шерсти. С хвостом и рогами. Только руки, ноги и голова открытые На глазах — черная маска. По какой такой необходимости он так одевался, я понятия не имел. Осень была в самом разгаре, и ему наверняка было очень жарко. К тому же стоит выйти на улицу, тут же могут обсмеять детишки! Не понимаю.

— Если жарко, — сказал я, — можете не стесняться... снимайте верхнюю одежду.

— Ничего-ничего, не беспокойтесь, — успокоил меня он. — Я привычный.

— Итак, господин человек-овца, — повторил я, — что вас сюда привело?

— Дело в том... я хотел, чтобы вы забрали назад мое ухо.

— Ухо?

— В смысле, то, что было прикреплено к моему костюму. Смотрите, вот здесь, — объяснил он и показал пальцем на правую верхнюю сторону головы. Одновременно туда же посмотрели его зрачки. — Видите, этого уха нет, его оторвали.

Действительно, правое — а если смотреть с моей стороны, то левое — ухо на его овечьем костюме было оторвано. Хотя правое оставалось на месте. Я до сих пор ни разу не обращал внимания на овечьи уши. Они такие плоские, развеваются и торчат в стороны.

— Не могли бы вы найти и вернуть мое ухо?

Я взял блокнот, ручку и постучал кончиком ручки по столу.

— Расскажите подробней. Когда его похитили? И кто? И кто вы такой?

— Похитили три дня назад. Похитил профессор-овца. А я — человек-овца.

— Ну-ну.

— Извините.

— Мне нужны факты, — сказал я. — Профессор-овца или кто еще там — мне это ни о чем не говорит.

— Хорошо, расскажу подробней. Вряд ли вам известно, что в этом мире живет три тысячи людей-овец, — начал человек овца.

— Вряд ли вам известно, что в этом мире живет три тысячи людей-овец, — начал человек-овца. — На Аляске, в Танзании, в Исландии, в разных-разных местах. Но это не тайное общество, не революционная организация, не религиозная секта. Нет ни общего собрания, ни печатного органа. Просто мы — люди-овцы и желаем жить в мире как люди-овцы. Как люди-овцы думать, принимать пишу, иметь семьи. Именно поэтому мы — люди-овцы. Надеюсь, до сих пор понятно?

Я толком ничего не понял, но на всякий случай что-то промычал.

— Однако есть несколько человек, препятствующих нашему пути. Самый известный — этот самый профессор-овца. Я не знаю ни его настоящего имени, ни возраста, ни гражданства. Я не знаю, это один человек, или их несколько. Но то, что он в возрасте, — это точно. Всю свою жизнь он обрывает уши людей-овец для своей коллекции.

— А это еще зачем? — спросил я.

— Профессору-овце не нравится стиль жизни обычных людей-овец. Вот он и пакостит тем, что обрывает уши. И еще радуется.

• Предыдущая
• 26/28
• Следующая