Смотрящие вперед - Мухина-Петринская Валентина Михайловна - Страница 29

• Предыдущая
• 29/51
• Следующая

Лиза подавила вздох.

— Очень я ему нужна... — промолвила она после недолгой паузы.

— Добейся, чтоб была нужна. Слушай, Лиза, подожди лет пять, может, Филипп за это время и полюбит тебя. Фома говорил мне, что видел его часто с сестрой Глеба... Не верю я Львовым...

— Никогда я не буду нужна Мальшету, как я нужна Глебу. Мальшет сильный.

— Да. И ты сильная. А Глеб слабый, потому к тебе тянется. Он вцепится в тебя и будет, как упырь, не кровь сосать, а силы. Будет ныть и требовать, чтоб ты его убеждала, подбадривала. Только и будешь с ним носиться. Разве тебе не противно?

Возможно, я говорил более сумбурно, чем написал, но сестра меня поняла.

— В ту ночь когда мы тебя ждали, — неужели это было только вчера?—слышишь, Янька, он предложил мне... Он хочет, чтобы мы поженились.

У меня похолодело под ложечкой. Изменившимся голосом я сказал:

— Ну и что?

— Да ты не расстраивайся. Я сказала, что о замужестве рано мне думать, надо сначала кончить институт.

— Молодец, Лизка!

От меня словно тяжесть отвалилась, пудов десять. Мы ещё немного поговорили и уснули успокоенные.

Утром вскочили рано и, отказавшись от завтрака, отправились в гостиницу, чтобы застать Турышева. У него мы хотели узнать и про Мальшета.

Всё оказалось проще — они занимали общий номер и бурно нам обрадовались. Иван Владимирович и Мальшет как раз собирались идти завтракать и позвали нас с собой. Зашли в какой-то ресторанчик, пустынный в эту пору.

Мы выложили несложные свои новости и о Глебе рассказали.

— Как это ему, бедняге, некстати, — сочувственно заметил Мальшет. — Здесь его отец и сестра, прибыли на совещание. Львов занял лучший номер в гостинице, сына не принял... Вернее, назначил ему прийти через три дня в десять двадцать вечера. Каково? Нежные родительские чувства. Дочь он, впрочем, любит — по-своему, насколько он способен любить. Мирра удовлетворяет его родительское тщеславие: красива, умна, блестящая пианистка, знает отлично четыре языка, в двадцать шесть лет — научный работник. У неё большое будущее.

— Иван Владимирович, а вы... вы уже встречались с Львовым? — спросила сестра.

Турышев усмехнулся и рассказал о встрече.

Он шёл сквером, когда навстречу ему попался Львов. Несмотря на двадцать с лишним лет, в течение которых они ни разу не встречались, оба сразу узнали друг друга. Львов поднял обе руки для приветствия и ещё за десять шагов начал кричать: «О, друг мой Иван, какая радостная встреча!» — и как ни в чём не бывало прошествовал дальше, не подвергая нервы Турышева слишком большому испытанию.

Мы невольно рассмеялись: ну и фрукт! И стали подниматься.

— По глазам вижу, что хочется попасть на совещание, — сказал Мальшет. — Проведём их, Иван Владимирович?

— Проведём! — пробасил Турышев.

До театра, где проходило совещание, было рукой подать, и мы отправились пешком.

Несмотря на ранний час, было уже очень жарко, плавился асфальт, так что на нём отпечатывались следы каблуков. От земли до желтеющего неба стояла мгла. Над городом дул обжигающий ветер Азии — суховей.

Совсем рядом была морская ширь, дельта разлившейся Волги; речки, каналы, протоки пересекали улицы. Но в Астрахани царило другое море, безбрежнее и могущественнее Каспия, — зловещая пустыня с застывшими волнами холмов, с горько-солёной на вкус горячей водой бесчисленных озёр. Те же раскалённые, мстительно надвигающиеся пески, что поглотили наш родной посёлок Бурунный, полузасыпали башню заброшенного маяка. — Когда дует суховей, я чувствую себя униженным, — мрачно сказал Мальшет. — Я ненавижу пески, как своего личного врага. Не могу этого видеть — Каспий отступает, а пески наступают. Надо бороться, надо бороться!

Мы пришли рано и заняли хорошие места в шестом ряду. Это уже было четвёртое пленарное заседание. «Основные доклады прошли, будут содоклады и выступления», — услышал я позади чей-то голос, тут же затонувший в шуме, кашле, приглушённом смехе, хлопанье откидных стульев. «Ага, — подумал я, — значит, выступления Мальшета и Турышева — это не основное».

Скоро я увидел Львова. Он прошёл в президиум, как на своё привычное место, действительно похожий на дореволюционного барина, какими я их привык видеть в кино. Поражала его необычайная самоуверенность. Холёное красивое лицо отличалось выразительностью, как у артиста. А Глеб таки очень похож на отца, только не располнел ещё и выражение глаз и рта совсем другое. Было в старшем Львове и что-то комическое. Сидя на виду — первый от кафедры, — он своей мимикой мог просто уничтожить выступавшего. И он этим щедро пользовался. У него была превосходная дикция, и каждая его реплика, сказанная вполголоса, отчётливо разносилась на весь зал. За исключением нескольких маститых, которых затрагивать Львов не находил нужным, он, собственно, прошёлся по каждому выступлению. Но заметно перешёл границы, когда выступали Мальшет и Турышев.

Я невольно засмотрелся на него. Скажет, например: «Не ясно, ох, не ясно!» — и такую скорчит скорбную рожу, что в зрительном зале пройдёт смешок. Или: «Смело, смело!» — и покачает головой, поражённый несуразностью высказанного. И всякий понимает, что он хотел сказать «не научно».

Доклад Ивана Владимировича действительно был смел, даже я это понял. Перед этим выступил ряд учёных с «академической сухостью» отчитавшихся в своих научных работах о Каспии. Никто из них ничего не требовал, просто давал в конце коротенькое резюме.

Зато товарищи, выступавшие от различных организаций и ведомств, требовали. Требовали с надеждой и возмущением. И будь то нефтяники или ловцы, гидростроители или моряки — требования их сводились к одному: дать долгосрочный прогноз уровней Каспия. Как и наших ловцов из посёлка Бурунного, их волновало — будет ли море и дальше опускаться или можно надеяться на повышение. Но ни один из научных работников, видимо, не брался ответить на этот вопрос.

Мне почему-то запомнилось горячее выступление молодого, но совершенно седого товарища в форме морского флота, не помню его имени.

— По постановлению правительства, — начал он сурово, — мы провели и закончили ряд проектных работ по реконструкции и строительству портов и подходных каналов на Каспий. Однако мы оказались в затруднительном положении, так как отсутствие ясного прогноза уровней делает все проекты условными. В Госплане отказались их утвердить. Как строить, если неизвестно, окажутся ли сооружения на суше или будут затоплены? Мы убедительно просим Институт океанологии Академии наук СССР разрешить проблему прогноза уровней в наикратчайший срок.

После этого седого инженера — или кто он там был — выступил Иван Владимирович.

Мы с Лизой напряжённо следили, как он, выпрямившись, с ледяным выражением лица, что у него служило признаком скрытого волнения, поднялся на сцену и прошёл к кафедре. На нём был новый в полоску синий костюм, который мы ещё не видели. Серебряные волосы, гладко зачёсанные назад, оттеняли точёное бронзовое, почти без морщин, лицо.

Львов с безмятежным доброжелательством «похлопал старичку». Но в зале, разрастаясь, как весенний ливень, пронёсся гул рукоплесканий. Турышев сдержанно поклонился.

Прежде всего с пунктуальной своей точностью он внёс поправку. Доклад его носит название «Метод долгосрочного прогноза уровней Каспия», а не «Особенности климата Каспийского моря», как неизвестно почему указано в проспекте совещания.

И он спокойно начал свой наделавший шуму доклад.,

Вот что я тогда понял из его доклада.

Причины колебания уровня Каспийского моря учёные определяют по-разному. Одни исследователи относят это за счёт влияния климата. Наступает длительное похолодание, испарение уменьшается, уровень Каспия повышается. Похолодание сменяется столь же длительным потеплением, испарение увеличивается, уровень падает. Другие считают основной причиной движение земной коры — скрытые процессы, протекающие глубоко внутри земли. Третьи видят причину в деятельности человека — понастроили на Волге и других реках плотин, вот уровень и падает. Колебания уровня в доисторические времена они объясняют так: тогда, мол, действовали другие причины.

• Предыдущая
• 29/51
• Следующая