Обсерватория в дюнах - Мухина-Петринская Валентина Михайловна - Страница 34
- Предыдущая
- 34/58
- Следующая
Зная Лизу столько лет, Мальшет не помнил ее в дурном настроении, скучной, недовольной – приземленной. Она могла заплакать, как всякая девушка, когда ее обидят или огорчат: но и слезы ее были подобны дождю при солнце. И в комнате, где она жила (или работала), всегда как бы присутствовало утро. Отблеск его играл на желтых оконных занавесках, корешках книг, накрахмаленной скатерти, в косых парусах белоснежной бригантины, стоящей на тумбочке, в углу.
И, как всегда, в присутствии Лизы Мальшета непреодолимо потянуло говорить о самом дорогом и заветном, не опасаясь ни равнодушия, ни насмешек, ни того, что он может надоесть.
– Я не могу понять, Лиза,– начал он,– почему каспийский вопрос не волнует наших крупнейших ученых. Они будут серьезно рассматривать самые узкие научные вопросы – о шестикрылом муравье или спорообразовании грибов,– но едва заговоришь с ними о каспийской проблеме, глаза отводятся в сторону, лицо приобретает сконфуженное выражение. Как будто им несешь детскую чепуху. В чем тут дело, не могу понять! Убытки государства из-за обмеления Каспия исчисляются миллиардами рублей, благосостояние сотен тысяч людей зависит от уровня моря, а солиднейшие ученые страны конфузятся, когда заговоришь о проблеме Каспия. Просто мистика какая-то!
Лиза невольно рассмеялась, но тотчас же стала серьезной: она с интересом слушала. Лиза умела слушать.
– На днях я начал было читать один фантастический рассказ,– продолжал Мальшет,– бросил, не дочитав: дрянь ужасная... Герой предлагает перегнать Венеру и Марс на земную орбиту. Сатурн, Уран и Нептун расколоть на части, а осколки поодиночке подогнать поближе к Солнцу. Детей он предлагает воспитывать на Юпитере, чтоб у них окрепли кости и мускулы...
– Неужели могли напечатать такую глупость? – засмеялась Лиза.
– Как видишь! Конечно, герой предлагает это по молодости лет. Но другой персонаж, «мудрый и старый», по словам автора, говорит по этому поводу: «Ваши идеи понадобятся лет через триста»... Так вот, мы же не предлагаем расколоть на части Сатурн. При современном уровне науки и техники регулирование моря человеком – вполне доступная вещь. Почему же, когда мы в сотый раз напоминаем об этом, солидные ученые на нас смотрят, как на инфантильных? Почему?
Мальшет вопросительно смотрел на Лизу, вертя в пальцах карандаш.
– Если наука почти неопровержимо докажет, что на Марсе есть разумные существа, то солидные ученые будут последними, которые признают это вслух,– задумчиво проговорила Лиза.– Не потому, что они косные или консервативные, нет, а просто слишком много об этом писалось облегченно и несерьезно (как у твоего этого автора), и маститому ученому просто неловко всерьез рассуждать об этом. Так, мне кажется, получилось с каспийской проблемой. Много шума подняли вокруг проекта дамб и поворота сибирских рек. Самая хорошая песня, когда мотив ее становится избитым от беспрерывного повторения, теряет все свое очарование.
– Вот те раз!– возмутился Мальшет.– По-твоему, мы слишком много говорили о каспийской проблеме?
– Об этом писали и говорили люди совсем некомпетентные, которых интересовала не научная постановка вопроса, а...
– А нужды народного хозяйства! – твердо договорил Филипп.
– Пусть так. Но как только вопрос о регулировании уровня Каспия человеком стал достоянием широкой толпы...
– Народа!
– Да, народа, конечно... то ученые, привыкшие к обсуждению проблем в аудиториях и кабинетах, на сугубо научном языке с применением труднопонятных формул, пришли к убеждению, что каспийский вопрос – это что-то несерьезное.
– Ты этим объясняешь...
– Да. Вспомни академика Оленева.
– К черту Оленева! Но я не согласен с тобой. Не все же такие ученые, как Оленев...
– Конечно, не все, но...
Лиза и Филипп заспорили, как они спорили прежде. И все же это не было прежним разговором. Мальшет все время ощущал невидимый занавес между собою и Лизой и досадовал.
– Лиза, мне нужно с тобой поговорить!– перебил он сам себя.
– Я слушаю тебя, Филипп!
– Лизонька, неужели ты до сих пор сердишься? Знаешь ведь, какой я вспыльчивый дурак. Ну?
– Я не сержусь.
– Но я чувствую!
– Нет, ты ошибаешься. Мальшет помолчал, огорченный.
– Лизонька, ты всегда была моим самым лучшим другом...
– Я и теперь твой друг.
– Будто?
– Ну конечно, Филипп! Я всегда буду твоим другом и помощницей – всю жизнь... Я для того и на океанологический пошла, чтоб помогать тебе. Ведь у нас одна цель – покорить Каспий. Это твои идеи. Я была девчонкой, когда ты пришел к нам на маяк и я впервые услышала о дамбе. Это мне понравилось, а потом захватило целиком. Ты же знаешь, что я всегда иду с тобой. Я твой самый преданный помощник, а больше ведь тебе ничего от меня не надо.
Мальшет неуверенно молчал. Светлые глаза честно и прямо смотрели на него. И все-таки... было в них что-то– затаенная боль? Неужто обида... до сих пор?
– Спасибо, Лиза. Но мне чего-то не хватает в твоем теперешнем отношении ко мне. Как будто ты хочешь меня чего-то лишить. Почему ты так странно смотришь на меня?
Лиза покачала головой, отодвинула стул, совсем тихонько, и стала неслышно ходить по комнате.
– Ты получил письмо от Мирры?– вдруг спросила она.
– Да. Кто тебе сказал?
– Просматривала почту и увидела. Я думала, что после той ее статьи... Она же осмеяла все, что тебе дорого. Значит, ты простил? Васса Кузьминична перестала с ней здороваться... после такой статьи.
– Я не злопамятен... Не как ты, Лизонька.– Он попытался пошутить, но шутка не получилась. Лиза смотрела на него с укором.
Филипп почувствовал, что краснеет.
– Хочешь, прочти ее письмо. Она глубоко раскаялась и просит простить ее.
Филипп достал конверт из кармана пиджака.
– Ты носишь его с собой... О нет, я не хочу его читать.
Лиза попятилась назад. Она тоже сильно покраснела.– Филипп, мы столько лет друзья, но я никогда не спрашивала...
– Можешь спрашивать о чем угодно.
– Можно?—Лиза подошла к столу.– Если... Мирра Павловна согласится стать твоей женой, ты... женишься на ней?
Филипп несколько смутился.
– Вряд ли она согласится...
– Мне важно, как ты... ну, если она согласится?
– Лиза... видишь ли... ведь Мирра – это моя первая, мальчишеская еще, любовь...
– Так не похоже на тебя, Филипп, изворачиваться... Скажи просто: да или нет.
– Да.
Лиза медленно повернулась и подошла к приемнику, стала искать в эфире... Она стояла спиной к Мальшету, чтоб он не видел, как дрожали ее пальцы. Она делала мужественные усилия, стараясь овладеть собой, и овладела. Когда она выключила приемник, Мальшет стоял уже в пальто, явно расстроенный.
– Как вы все не любите ее...– проговорил он с усилием.– И все-таки вы ее не знаете. Кому ее знать, как не мне. Со школьной скамьи... Мне пора идти!
«Филипп!... Ты никогда не догадывался. Не хотел догадаться. Зачем тебе...» Этого Лиза не сказала вслух, только подумала. Но Филипп не умел читать чужие мысли. Даже своего «самого близкого», по его словам, друга.
– Мне пора,– повторил он и, охваченный непонятным ему чувством сожаления, шагнул к ней.
– Дай-ка, дружок, я тебя поцелую. Ты на меня не сердись.
Лиза подставила лицо, и он спокойно и ласково поцеловал ее в дрогнувшие губы.
Так он ушел, не понимая сам, что он теряет. Но в самолете ему было до того не по себе, что, как говорится, «хоть в петлю лезь».
– Тьфу ты черт!– бормотал он.– И чего на меня такая тоска напала? Нервы, что ли, расходились? Да ведь я отродясь не знал никаких нервов.
В Астрахани он задержался на сутки по делам обсерватории. Хлопоты утомили и рассеяли его. На следующий день он вылетел в Москву, уже успокоенный, и всю дорогу думал о своей любви к Мирре, вспоминая то один, то другой эпизод.
На аэродроме его встретила Мирра. Они долго, не в силах выговорить ни слова, смотрели друг на друга, потом обнялись. Мирра, всхлипнув, уткнула лицо в его плечо, и это было так не похоже на холодную самоуверенную Мирру, что Филипп ужаснулся. Сердце его опять заныло. Он крепко прижал Мирру к себе и поцеловал в висок. Он вдруг подумал с нежностью, что был бы счастливейшим человеком, если бы эта гордая, взбалмошная умница всю жизнь выплакивала бы свои разочарования (а их у нее будет немало!) у него на плече.
- Предыдущая
- 34/58
- Следующая
