Рунный след - Живетьева Инна - Страница 67

Да и большую часть времени Рик проводил с Машей. Вели свой не законченный еще у Ласка разговор о лошадях, княжич хвастался картами и рассказывал о своем мире. Аля как-то попробовала съязвить, что Минка была права — у этих двоих намечается роман. Но Маша изумленно взглянула в ответ на эти слова, а мальчик так удивился, что Аля растеряла все ехидство.

Талем больше не приставал к ребятам с вопросами, сосредоточившись на Лере. Та наконец-то смогла ему рассказать историю родного мира, не сбиваясь на мучительные воспоминания, типа: «ну, мы что-то такое проходили, кажется».

А Славка неожиданно для себя сблизился с Аскаром. Стоило сотнику разговориться, как он больше не казался примерным служакой, годным только исполнять приказы князя. Имелись у тэма свои суждения и по реорганизации княжеской сотни, и по поводу сложившихся в кадетском корпусе традиций. Славка с удивлением узнал, что Аскар вовсе не одобряет вступительные испытания и не считает нужным проверять мальчишек на способность хладнокровно добивать противника-ровесника.

Через пять дней после отъезда из Омка вестница принесла записку. Ребята отстали от обоза, спешились, обступили Рика и Талема с птицей на плече. Аскар с отрядом продолжил путь, чуть придерживая лошадей.

Купец Демск писал, что Ласк, Крит, несколько незнакомых тэмов и Зак убиты в пьяной ссоре в одном из трактиров. Зачинщиков драки не нашли, они были пришлыми и быстро покинули город.

— Интересно, почему выжил Вилл? — пробормотал Славка, когда Рик зачитал им записку.

— А кто сказал, что он выжил? — громко спросила Лера. Славка никогда раньше не слышал, чтобы она так холодно говорила. — Он умер еще раньше. Удар с перепоя хватил, — объяснила девочка в ответ на недоуменные взгляды.

— Поехали, — поторопил ведун.

Лера уже привычно села в седло, все-таки который день в пути, успела натренироваться. Благодарно взглянула на ведуна — он вовремя пресек расспросы. Она чуть улыбнулась, вспомнив свой первый испуг: как можно общаться с человеком, который понимает про тебя все? Лера всегда была замкнута, не допускала близко никого, даже родителей. И мать, и отец много работали: папа продавал торговое оборудование, мама занимала должность специалиста по связям с общественностью в крупном банке. Оба приходили поздно и так успевали наговориться за день, что желали одного — поужинать в тишине и лечь спать. Тех часов в редкие выходные, которые они отдавали дочери, было недостаточно, чтобы Лера научилась откровенничать. Она привыкла, что от нее обычно отмахивались: «я устала», «подожди, мне нужно позвонить», «доча, ты мне потом расскажешь, ладно?». И сам факт, что каждый день рядом находится человек, который читает ее душу так же легко, как третьеклассник вывески на магазинах, не мог не напугать Леру. Но раз за разом возникала благодарность к ведуну за такое вот пресечение неприятных разговоров, за умение тактично познакомить с ратниками, за понимание, что присутствие незнакомых мужчин заставляет Леру быть настороже, причем без попыток прочесть лекцию о нелепости ее опасений, поскольку второго Вилла среди спутников нет. Лера сама это понимала и потому стеснялась неразумного страха.

— Талем! — Лера не поняла, что было раньше: она ли окликнула ведуна или он придержал коня, чтобы поравняться с девочкой.

Их лошади оказались рядом и, не чувствуя натяжения поводьев, медленно побрели к краю дороги, надеясь перехватить густо растущей травы. Ведун ничего не спрашивал, и Лера улыбнулась:

— А если бы я так и молчала, вы бы ничего и не спросили?

Талем не ответил, только чуть наклонил голову в знак согласия. Девочке стало неожиданно легко. Как хорошо, что не нужно ничего объяснять, а достаточно просто сказать:

— Это я убила Вилла. Со страху. Знаете, пожелала, чтобы он перестал дышать, положила ладони ему на лицо — даже не надавила! — и он задохнулся.

«Если он ничего и на это не скажет — это будет просто фантастика!» — у Леры дыхание перехватило. Ведун молчал. «Так не бывает! Пусть он понимает несказанное, но невозможно же чувствовать настолько!»

Она вспомнила, как прыгала с вышки в бассейне: тот самый миг, когда страх перед шагом в пустоту уже преодолен и есть только полет — короткий, пронзительно-счастливый. Следом приходит тяжелая вода, охватывает со всех сторон, становится немного жутко и нужно рвануть вверх, к воздуху и свету. Легкий холодок у сердца, но через мгновение вода поддастся рукам, и Лера совершит еще один полет. В разговоре с Талемом она почему-то постоянно испытывала то же самое.

— Лера, а вам не будет сложно перейти со мной на ты? — спросил ведун, натягивая поводья и заставляя лошадку выбраться на дорогу.

— Совсем нет, — улыбнулась девочка. Это «вы», которое он говорил ей одной, слегка смущало. Да и Лере самой хотелось обращаться к Талему не столь официально — зачем лишние церемонии, если он понимает и неизреченное?

Аля с досадой думала, что у границы начнутся степи и исчезнут даже малюсенькие лесочки. Попробуй укрыться от посторонних глаз! А спрятаться надо, и так хочется, чтобы быстрее наступил вечер. Испытать это еще раз. У девочки пересыхали губы и жаром заливало щеки, когда она вспоминала происшедшее между ней и Алешей два дня назад.

…Сначала все шло как обычно: сидели под двумя сросшимися между собой деревьями, словно в маленькой норке. Место было мало, и Аля устроилась вполоборота на коленях у Алексея.

В ответ на какую-то шутку она рассмеялась и, чтобы не услышали в лагере, уткнулась носом в распахнутый ворот Алешкиной рубашки. Губы вздрагивали, чуть касаясь кожи, и Аля почувствовала, как в мальчике натянулись невидимые струнки. Уже не было смешно, но она все равно хихикнула, чтобы пощекотать губами — и тот вздрогнул, чуть сильнее сжал ее плечи. Замерла и долго решалась, прежде чем, уже не притворяясь, поцеловать чуть выше ключицы. Губы пересохли, Аля с испугу одновременно облизнула их и коснулась Алеши. Тот с каким-то полувсхлипом втянул в себя воздух. Аля уже не думала, вел какой-то инстинкт, когда она, не отрывая губ от кожи, медленно потянулась вверх. Руки скользнули по рубашке, запутались в вороте, и единственной опорой на этом пути стали Алешкины ключицы.

Но стоило добраться до губ, как Алеша развернул девочку, прижал спиной к дереву и сам начал путешествие, но уже вниз — по шее, в маленькую ямочку на горле. Замер. Если бы он не решился, Аля тут же бы и задохнулась от разочарования. Но когда его пальцы начали распутывать шнуровку ворота, испуг подкатил к горлу, заставил покрыться гусиной кожей. Чтобы спастись от этого страха, она отстранилась и сама начала стягивать с мальчика рубаху.

Теперь Аля тоже спускалась — от ключиц на грудь. Сначала пальцем, затем губами. Нерешительно замерла, дойдя до соска, но потом все же накрыла его ртом. Алешка чуть выгнулся и застонал. Девочка даже испугалась: неужто сделала больно? А потом от понимания закружилась голова — ему вовсе не больно! Аля осмелела и коснулась уже языком.

Это было упоительно — чувствовать, как от ее прикосновений Алешка то замирает, то с трудом справляется с дыханием. Словно Аля превратилась в фею, дарующую блаженство. От этой сладкой власти хотелось смеяться, но в горле застрял комок, как перед слезами. Уже совсем не было страшно, и когда Алешка снова потянул шнуровку на ее рубашке, девочка сама помогла справиться с узлом. Ночной воздух приятно охладил кожу…

Отрезвление пришло, когда Алешкина ладонь коснулась живота и уперлась в туго затянутый на штанах поясок. Аля свернулась клубочком, словно напуганный ежик. Алешка испугался сам, и, чтобы утешить его, отвлечь от узла на поясе, она снова начала путешествие губами по его груди…

Вспоминая это, Аля настолько выпала из общего разговора, что пропустила мимо ушей вопрос Леры. Девочка окликнула еще раз, пытаясь все-таки выяснить что-то о княжеской библиотеке, но потом махнула рукой, улыбнувшись с легким оттенком зависти. Понятно было по сумасшедшему взгляду и легкому румянцу, на какую тему задумалась Аля.