Капитан Перережь-Горло. Западня - Карр Джон Диксон - Страница 6
- Предыдущая
- 6/14
- Следующая
Когда эта история достигла ушей сэра Роберта Крофорда, он разъярился так, как мог это делать только он. – Как могла произойти такая ошибка? – мрачно вопрошал он, думая о потере четырех драгун и скачках наперегонки со стадом, закончившихся большим скандалом что, несомненно, будет иметь серьезные последствия.
– Как оказалось, сэр, – выяснявший обстоятельства дела О'Рурк знал теперь все подробности, – помимо мужского, в Таворе есть еще и женский доминиканский монастырь. Мистер Батлер, спрашивая дорогу, сказал «соnvento» – слово, которым обычно называют последний, и его направили не туда.
– И вы говорите, у сержанта были серьезные основания полагать, что мистеру Батлеру не удалось избежать возмездия за свое безрассудство?
– Я боюсь, что нет никакой надежды на то, что это не так.
– Что ж, возможно, это даже и к лучшему для всех нас, – сказал сэр Роберт. – Лорд Веллингтон наверняка велел бы его расстрелять за такой проступок.
Теперь вы знаете все обстоятельства этой дурацкой истории в Таворе, которая, как будет ясно из дальнейшего повествования, самым неожиданным и роковым образом повлияла на судьбы людей, не имевших к ней никакого отношения.
Глава II
УЛЬТИМАТУМ
Генерал-адъютант сэр Теренс О'Мой, находившийся в Лиссабоне, узнал о происшествии в Таворе из штабных депеш, пришедших неделю спустя. В них говорилось о том, что по поводу происшествия полковник 8-го драгунского лично принес смиренные извинения матери-аббатисе в связи с досадным происшествием, виновник его – лейтенант Батлер – покинул монастырь живым и невредимым, но до сих пор не прибыл в свой полк.
Депеши содержали и другие малоприятные новости о делах, которыми сэру Теренсу следовало немедленно заняться, но его мыслями полностью завладело злосчастное приключение Батлера. Хотя честный и прямой О'Мой отнюдь не был одарен необыкновенной проницательностью, он сразу понял, какие новые сложности этот случай создаст для их и без того тернистого пути взаимопонимания, какие новые оправдания своей враждебности благодаря ему получат интриганы из регентского совета и какое мощное оружие он дает в руки принципала Созы и его сторонников. Самого по себе этого, казалось, достаточно, чтобы встревожить человека, находящегося в положении О'Моя. Но это было еще не все. Лейтенант Батлер приходился братом его прелестной легкомысленной супруге – безответственность была фамильной чертой Батлеров.
Ради своей молодой жены, которую он любил со всепоглощающей, часто неконтролируемой ревностью, что в общем-то нехарактерно для людей с темпераментом О'Моя, со времени их женитьбы – ему тогда шел сорок шестой год, а девушка была в два раза моложе – генерал-адъютант выручал своего шурина из многих передряг, неоднократно избавлял от последствий переделок, в которые тот попадал из-за своего неизлечимого безрассудства.
Однако это происшествие в монастыре превосходило все имевшее место прежде и вместе с тем представляло наибольшую проблему для О'Моя. Он рассердился и одновременно расстроился и, уронив голову на руки, застонал; однако печалился он только из-за своей жены.
Стон привлек внимание его военного секретаря капитана Тремейна из инженерного корпуса Флетчера, работавшего за заваленным бумагами письменным столом, стоявшим в нише под окном. Он поднял голову, его серые глаза выразили живое участие, и, увидев склоненную голову шефа, немедленно встал.
– Что случилось, сэр?
– Этот проклятый дурак Ричард, – простонал О'Мой, – опять влип.
– И это все? – Капитан явно почувствовал облегчение.
О'Мой обратил к нему свое побелевшее лицо, его голубые глаза метнули молнии, которые вместе с его именем вошли в армии в поговорку.
– Все?! – прорычал он. – Клянусь богом, вы скажете «это слишком», когда узнаете, что кретин Батлер натворил теперь!
О'Мой ударил увесистым кулаком по бумаге, принесшей дурную новость.
– Неделю назад он вломился ночью с отрядом драгун к доминиканским монахиням в Таворе. Ударили в колокол, и сбежавшаяся деревня принялась мстить за поругание своей святыни. В итоге – трое солдат убиты, пятеро (крестьян зарублены насмерть, еще семеро ранены, а сам Дик отстал и, как сообщают, потом выбрался из монастыря, но, судя по всему, где-то скрывается, так что к своему преступлению добавляет еще и дезертирство, без которого ему уже и так грозит виселица. И это «все», как вы говорите. Но, по-моему, это чересчур даже для Дика Батлера.
– О Боже! – прошептал капитан Тремейн.
– Я рад, что вы согласились со мной.
Капитан смотрел на своего командира с выражением неподдельного ужаса на лице.
– Но ведь наверняка, сэр, – я хочу сказать, если тут нет ошибки, существует какое-нибудь объяснение… – Он замолчал в полной растерянности.
– Да уж. Всегда существует самое подходящее объяснение тому, что совершает Дик Батлер, его жизнь состоит из ошибок и объяснений. – Он говорил с раздражением, в котором чувствовалась горечь.
– Он вторгся в этот монастырь по недоразумению, согласно докладу сопровождавшего его сержанта, – сообщил сэр Теренс и прочитал соответствующую часть донесения.
– Но как это может ему помочь теперь, при нынешнем общественном настрое и отношении Веллингтона к подобным вещам? Ищейки провоста [Начальника военной полиции (англ.)] прочесывают страну в поисках этого мерзавца, и, когда его найдут, встреча с расстрельной командой ему гарантирована.
Тремейн медленно повернулся и стал смотреть в окно. Из него открывался великолепный вид на горные склоны, поднимающиеся над рощей пробковых дубов, покрытых молодыми зелеными побегами, особенно яркими на фоне серебристой реки.
Бушевавшие на прошлой неделе грозы – родовые муки природы, сопровождавшие появление весны, – совсем обессилели, и день стал очень напоминать июнь в Англии. Согретые щедрым солнцем, распускались почки, деревья, еще две недели назад стоявшие совсем голыми и тощими, напоминая скелеты, теперь покрылись нежной зеленой дымкой.
Красивый дом, который занимал генерал-адъютант, принадлежал монастырю и стоял на высотах Монсанту, поднимающихся над пригородами Алькантары. Капитан Тремейн окинул взором открывшуюся панораму красновато-коричневых крыт Лиссабона справа – этот город задирал нос перед Римом из-за того, что был построен на семи холмах – до дебаркадера, тянущегося до форта святого Жулиана слева, и, отвернувшись от окна, в задумчивости скользнул взглядом по комнате, обстановку которой наполовину составляла тяжелая церковная мебель, где за громоздким резным черным письменным столом, ссутулившись и угрюмо уставившись в пространство, сидел сэр Теренс.
– Что вы собираетесь предпринять, сэр? – спросил Тремейн.
О'Мой нервно пожал плечами и выпрямился.
– Ничего, – проворчал он.
– Ничего?
Этот вопрос, прозвучавший почти упреком, задел генерала.
– А что я могу сделать? – раздраженно спросил он.
– Но вы ведь не раз прежде выручали Дика из беды.
– Да. Это стало моим основным занятием с тех пор, как я женился на его сестре. Но на этот раз он зашел слишком далеко.
– Лорд Веллингтон любит вас, – заметил капитан Тремейн.
Будучи по природе человеком невозмутимым, Тремейн был сейчас настолько же спокоен, насколько О'Мой возбужден. Хотя он был лет на двадцать моложе генерала, его с О'Моем связывала крепкая дружба, так же, как и с семейством Батлеров, с которым у Тремейна имелись, кроме того, дальние родственные связи, что в немалой степени способствовало его назначению военным секретарем к сэру Теренсу.
О'Мой посмотрел на него и опустил глаза.
– Да, – согласился он. – Но он еще чтит закон, порядок и военную дисциплину, и я только подвергну ненужному испытанию нашу дружбу, замолвив слово за этого шалопая.
– Этот шалопай ваш шурин, – напомнил Тремейн.
– Черт возьми, Тремейн, вы думаете, я этого не знаю? Однако что я могу поделать? – ответил он и сердито резюмировал: – Честное слово, я не понимаю, о чем вы думаете.
- Предыдущая
- 6/14
- Следующая