Блуждающий огонь. Два адмирала - Купер Джеймс Фенимор - Страница 21

• Предыдущая
• 21/122
• Следующая

На фрегате все были не менее экипажа люгера заинтересованы исходом погони, потому что если им и не угрожало никакой опасности, то жажда мести и желание отличиться поимкой знаменитейшего из французских корсаров заставляли их сильно желать удачи. Далеко выступающий плоский мыс и скалистый берег заставляли остерегаться или мели, или подводных камней около берега.

Между тем люгер быстро огибал мыс, близко придерживаясь берега.

Капитан Куф, Гриффин и третий лейтенант следили за ним с беспокойством: Винчестер из-за своей раны лежал у себя в каюте.

— Какая отчаянная смелость! — воскликнул капитан Куф. — Можно заподозрить, что Рауль Ивар предпочитает утонуть, чем попасть в плен.

— Напрасно вы так думаете, капитан, — заметил Гриффин, — здесь достаточно глубоко не только для люгера, но и для нашего фрегата, и я уверен, что нам не пришлось бы возвращаться, если бы мы пошли за ним.

— Это все хорошо говорить, когда на вас не лежит ответственность перед военным советом; вы бы не то заговорили, если бы вас ожидало наказание за гибель «Прозерпины». Теперь нам надо обойти это опасное место, или я поворачиваю и совершенно отказываюсь от преследования «Блуждающего Огня».

— Но он садится на мель, смотрите! — воскликнул Иэльвертон, третий лейтенант, и, действительно, можно было подумать, что люгер садится на мель, так как пенящаяся волна обдала маленькое судно. Но это предположение держалось всего одну минуту, так как люгер не замедлил оправиться и мчался с прежней скоростью, огибая мыс; затем он исчез из вида.

Фрегат, остерегаясь могущей встретиться опасности, подвигался тем не менее также вперед и, наконец, поравнялся с самым выдающимся концом мыса.

— Этому морскому разбойнику больше некуда было направиться, как в устье реки Голо; я думаю, что он так и сделал, — высказал свое предположение капитан Куф, когда грозившая фрегату опасность миновала и все немного успокоились. — Через какие-нибудь четыре часа мы это узнаем.

Эти четыре часа продержали всех в сильном нетерпении.

Между тем Рауль действительно направился к устью реки Голо. Восточная часть Корсики настолько же лишена бухт и гаваней, насколько богата ими сторона западная, и при обыкновенных условиях река Голо, куда направлялся Рауль, вовсе не считается удобным местом стоянки; но Раулю уже пришлось как-то воспользоваться ее устьем, и он главным образом надеялся на ее недостаточную глубину, как существенную помеху для фрегата.

Оба судна к этому времени уже настолько приблизились к острову, что с них можно было отчетливо различить отвесные скалы с вечными снегами на вершинах, расположенные на довольно значительном расстоянии от моря в глубь острова.

Оставалось не больше часа до захода солнца. Ветер стал заметно спадать, и экипаж люгера, которому трудно было противостоять сильному напору воздуха своими поврежденными снастями и парусами, успокоился. Заменили новыми по возможности все существенно попорченные части оснастки судна, и люгер пошел опять так легко и ходко, что Рауль уже подумывал было пройти берегом к Бастии, где он мог бы основательно отремонтировать свое судно, но затем отказался от этого намерения, как слишком смелого, и продолжал раньше задуманный план укрыться в неглубоком устье Голо.

В продолжение всего дня фрегат только на время поднял свой флаг — во время непродолжительной перестрелки с люгером; так же и этот последний только перед залпом, посланным им на фелуку, выставил свое трехцветное знамя. Теперь, у берега Корсики, принадлежавшей французам, Рауль чувствовал себя как бы среди друзей и не сомневался, что ему не будет отказано в содействии в случае надобности.

Между тем «Прозерпина» неожиданно повернула к береговым мелким судам, рассыпанным в довольно большом числе вдоль острова, и захватила три или четыре из них, прежде чем те успели от нее увернуться. Обыкновенно крупные суда не беспокоили бедных рыбаков и мелкие береговые суда, а потому Рауль понял этот поступок капитана Куфа за желание нанести хотя косвенное оскорбление ему, Раулю Ивару. Он был готов уже вступить в новую борьбу, но положение его собственного судна внушало слишком серьезные опасения и требовало очень внимательного отношения, а потому он отказался от своего первоначального желания и занялся своим люгером.

В ту минуту, как солнце уже заходило, «Блуждающий Огонь» бросил якорь в устье реки Голо на расстоянии довольно значительном от входа, чтобы считать себя вне досягаемости выстрелов фрегата. Тут все, казалось, должно было благоприятствовать спокойной стоянке, начиная с незначительной глубины. Между тем «Прозерпина», со своей стороны, очевидно, далека была от мысли прекратить преследование: она отпустила захваченные ею мелкие суда, предоставляя им свободу уйти, чем они не могли, однако, воспользоваться вследствие наступившего безветрия, и, выбрав место поглубже около устья, также бросила якорь и спокойно расположилась отдыхать.

Вот в каком взаимном положении враждебные суда расположились на ночевку, причем на каждом из них проделано было все то, что обыкновенно делают, останавливаясь в дружественном порту, то есть основательно закрепленный якорь, полный порядок на палубе и тому подобное.

Чудную картину представляет Средиземное море со всеми прилегающими к нему землями, чудную во всякое время; но и у него есть оттенки, повышающие или немного снижающие ее прелесть. Солнечный закат того дня, когда Рауль бросил якорь в устье реки Голо, представлял необыкновенную по своей красоте картину, и когда Джита вышла на палубу, считая преследование фрегатом и все опасности миновавшими, ее охватило восторженное чувство, и она сказала, что впервые видит такой дивный закат солнца.

Задолго до того, как солнце скрылось за горизонтом, темная тень от ближайших гор широко охватывала засыпавшее море. Корсика и Сардиния казались большими оторванными от Альп клочками, брошенными в море как бы судорожным движением природы еще в виду места их рождения, и походили на сторожевые башни этой громадной европейской стены. Те же горы с остроконечными белыми вершинами, те же истерзанные и полные таинственности склоны; та же смесь оттенков нежного и сурового, величественного и прекрасного, что так особенно характеризует очаровательную природу Италии. Вот что открывалось в настоящую минуту с палубы «Блуждающего Огня», насколько можно было окинуть глазом все окружающее пространство. Темно-синее море, на котором при постепенно замиравшем ветре мало-помалу исчезали все следы зыби, становилось гладким как зеркало; неправильные контуры отдаленных гор, крупных и величавых, резко вырисовывались на золотом небе, щедро окрашенном целым снопом лучей заходящего солнца, этим последним прощальным приветом отправляющегося на покой светила, между тем как долины и ближайшие равнины окутывались таинственным мраком, набрасываемым на них соседними горами, и получали более нежный оттенок. На расстоянии двух миль виднелся фрегат, спокойно уснувший на якоре, и Рауль невольно залюбовался его красотой, пропорциональностью его частей, его размерами, и позавидовал, и не мог не остановиться с горечью и болью на той мысли, что случайные обстоятельства его рождения и судьбы поставили ему непреодолимую преграду к командованию когда-либо подобным судном и навеки обрекли на положение не более как морского разбойника. По своим богатым дарованиям Рауль мог бы идти гораздо дальше и с честью занимать ответственные и выдающиеся должности. Он был целиком продуктом своего времени со всеми его слабыми и благородными свойствами. Смелый, находчивый и твердый в минуты опасности, он никогда не увлекался преследованием и травлей врага ради одной жестокости, по одному чувству мстительности. Крайне взыскательный к своим людям в серьезные моменты, требующие полного напряжения сил, он предоставлял им полную свободу в спокойное время, был им добродушным и снисходительным отцом. Отсюда его громадное влияние на его экипаж, полное доверие к нему с их стороны и безграничное послушание.

• Предыдущая
• 21/122
• Следующая