Танец волка - Мазин Александр Владимирович - Страница 17

• Предыдущая
• 17/64
• Следующая

Трое убийц подошли к палатке. Гудрун отползла подальше, прижалась к борту. Лунный свет слаб, сконцы выдули на пиру столько пива, что море вокруг драккара провоняло мочой. Мстители не станут разбираться, будут бить всё, что подвернется под железо.

Лейф ждал, когда они начнут. И они начали.

Двое рванули в стороны полог палатки, третий с размаху метнул копье… Прямо в Гудрун!

К счастью, Лейф успел толкнуть копейщика, тот пошатнулся, и копье загудело, вонзившись в борт драккара. И одновременно Лейф ударил, сверху вниз, наискось и с такой силой, что срубил обе ноги нападавшего на пядь ниже колен.

Сконец завопил дико, рухнул вперед и пополз к Гудрун, загребая руками, как тюлень на суше. Лейф прыгнул ему на спину и ткнул мечом сквозь ткань палатки, добыв еще один вопль боли.

Третий отскочил… И оказался лицом к лицу с выпрыгнувшим наружу норегом.

Обезноженный тем временем вцепился в ступню Гудрун. Как клещами кузнечными прихватил. Но Гудрун не закричала. И не растерялась. Нож ее был рядом. Всегда рядом, только руку протяни.

Хватка разжалась, когда лезвие до кости вспороло предплечье покалеченного. Ничего сложного. Не трудней, чем резать баранину.

Гудрун перелезла через труп второго, выглянула из палатки и увидела, как Лейф хватает последнего врага за край щита, разворачивает рывком и одним ударом сносит ему голову, которая с деревянным стуком падает на палубу и катится по проходу между скамьями.

А на драккаре к этому моменту творилась полная неразбериха. Сконцы вскакивали, кричали спросонья, искали оружие… Удивительно, что никто никого не зарубил. Видимо, потому, что боевое оружие было в ящике, под надежной защитой от соленой воды и слишком торопливых рук.

Но вот зажегся факел, и все увидели, что вокруг – только свои.

Факел зажег Лейф от крохотной масляной лампы, спрятанной в нише под скамьей кормчего.

За то короткое время, когда все вопили и пытались определить, что за коварный враг напал на драккар, Лейф успел спрятать свой меч и сбросить доспехи. Теперь он стоял, полуголый, держа в одной руке факел, в другой – меч одного из напавших, олицетворяя собой человека, которого пытались убить во сне. Но – не получилось.

Их было трое – он один. Они были вооружены и в защите, а он – голый. Лейф не ждал убийц, но сам убивал так, что это внушало трепет. У одного нападавшего были отсечены обе ноги, и он уже перестал вопить и корчиться, потому что на это у него уже не осталось крови. Другому клинок развалил туловище от ключицы до пупа. Голова третьего лежала у гнезда мачты.

Сконцы смотрели на Лейфа как на героя легенды. Они даже забыли, что эти трое – их земляки. Убить трех бойцов отобранным у одного из них мечом. Убить в считаные мгновения, да так, что каждый нанесенный удар был смертельным…

Когда Лейф снова лег спать, доспехов на нем не было. Он показал такую силу, что уже мог не бояться внезапного нападения.

Но меч Косолапого он все же припрятал.

А палатку пришлось переставить и шкуру выкинуть за борт. Слишком много крови в нее впиталось. Не отмыть.

Хорошо на твердой земле. Когда палуба не качается под тобой. Когда можно сделать не пару, а сотню шагов, не споткнувшись о мешки или чьи-то ноги.

Владетель, в доме которого они нашли кров, когда-то был отдан на воспитание дяде Торкеля-ярла. И сам Торкель-ярл – тоже. Там они и сошлись – будущий Торкель-ярл и сын уважаемого человека Ярп. Ходили на одном кнорре, ели из одного котла, пользовали одних и тех же девок… Словом, почти родичи.

В отличие от Торкеля Ярп Большой Бобер воинской славы не снискал. Но уважением пользовался, и на тинге к его голосу прислушивались многие.

Однако боги Ярпа не пожаловали: так и не дали ему сына. Зато породил Ярп четверых дочерей, старшая из которых сейчас старательно прятала зареванное личико.

Гудрун заинтересовалась. Что может так опечалить свободную девушку, тем более хозяйскую дочь? Это притом, что сам Ярп выглядел вполне счастливым и довольным? Гудрун подтолкнула Лейфа: узнай, в чем дело?

Норег к ее словам прислушался. Но по своим соображениям. Всё, что непонятно, следует прояснить. Вдруг это сулит неприятности?

Разгадка оказалась проста.

– Влюбилась, дурочка, – сообщил Ярп.

– И кто этот счастливый человек? – спросила Гудрун.

Дочь – старшая. Ее муж вполне может унаследовать изрядную часть имущества Ярпа.

– Счастливый! – Ярп Большой Бобер презрительно фыркнул. – К воронам такое счастье – копьем в живот!

– Он умер? – поинтересовался Эйнар, обгладывая баранью косточку.

– Не… Живучий. Оклемался.

– А кто такой?

– Хольд один из Хедебю. Ранили его, в сече ранили, ну а я приютил.

– Ха! – воскликнул Эйнар. – Ярп! Чтобы ты кого-то приютил за просто так! Да я помню, как ты из-за каждого дирхема торговался так, будто это плавленый эйлиль!

– Ну я ж не сказал, что просто так, – возразил Ярп. – Заплатили мне, не без того. Ну так ведь и расходы немалые. Лечить, кормить, сами понимаете. А тут еще дочка – возьми да и влюбись! Тоже понятно: воин славный, хольд и рода хорошего.

– А зовут как? – поинтересовался Эйнар.

– Ульфхам. Ульфхам Треска. Слышал о таком?

Торкельсон мотнул головой.

«Ульфхам Треска, – подумала Гудрун. – А я ведь знаю его. Хольд из хирда Хрёрека-конунга, с которым раньше плавал Ульф».

Жаль, что Ульфхам уже уехал. С ним можно было бы передать весть домой. Он ведь ходил в вики с Ульфом… Ему можно верить. Или – нельзя?

Гудрун покосилась на Лейфа. Муж пил пиво и дразнил костью длинноухого хозяйского пса. Лейф тоже бился с Ульфом в одном строю и сидел в его доме за одним столом с родичами. Что не помешало ему предать тех, с кем делил кров и пищу.

– Через три дня, если погода не подведет, в Хедебю будем, – сказал Эйнар. – Не знаешь, Ярп, Харек-конунг дома или в походе?

– Ясное дело, дома, – Ярп даже удивился. – Где ж ему быть осенью-то? Он у нас мирный.

– …Они были здесь! – сообщил Грихар Короткий. – Эйнар и его люди. Рыбаки сказали.

– Не соврали, точно? – спросил я.

– А с чего бы им врать? – удивился ирландец. – В чем выгода? И я им честно сказал: узнаю, что соврали, – языки вырву.

– И они поверили?

– А с чего бы им не верить? Я человек чести, это всякому видно.

– Высаживаемся! – решился я.

Скоро стемнеет, почему бы нам не заночевать на берегу.

– Белый щит – на мачту!

На берегу нам были не рады. Несмотря на белый «мирный» щит и закрытую чехлом голову злобного пса. Целая толпа выстроилась – встречать. Именно выстроилась: щит к щиту. Неслабая, кстати, вернее, некстати, толпа. Человек двести. Вряд ли все они, даже большая часть – настоящие воины. Но драка нам не нужна.

– Давай-ка я! – Медвежонок пролез вперед, потеснив ирандских хольдов.

Те не возражали. Хотя по рожам видно: подраться не против. Для викинга лучшее гостеприимство, это когда он берет, что пожелает, и творит, что захочет. А такое случается, лишь когда ты хозяина негостеприимного по стенке размазал. Или гвоздиками к ней прибил. Как вариант.

– Эй, вы! – закричал мой побратим зычно. – Я – Свартхёвди, сын Сваре с Сёлунда по прозвищу Медвежонок. Не знаю, кто тут хозяин, но всё равно прошу гостеприимства по обычаям и божьим заветам!

– Плыл бы ты, куда плывешь, сёлундец! – завопили с берега. – Здесь тебе не рады!

– Храбро! – крикнул в ответ Свартхёвди. – Очень храбро, ты, не назвавший свое имя! Я предложил – ты отказался! Значит…

– А можно мне, – я тоже протиснулся вперед.

Мне-то точно драка не нужна. Я вечно под крылом Рагнара жить не собираюсь, а это – Дания. Здесь – территория Закона. Следовательно, разбойное нападение допускается только в одном случае: если не останется свидетелей оного. А они точно останутся, и тем, кто стоит на берегу, это известно не хуже, чем нам. Что могло сойти с рук Сигурду Змеиному Глазу, с нами может и не прокатить.

• Предыдущая
• 17/64
• Следующая