Благоуханность. Воспоминания парфюмера. - Веригин Константин Михайлович - Страница 35
- Предыдущая
- 35/48
- Следующая
И как часто вспоминался мне один из ярких зимних дней моего раннего детства. Вся усадьба занесена глубоким снегом. Морозно, но в большом доме тепло и уютно. Завтрак закончен, и все взрослые разошлись. Наши гувернантки тоже поднялись к себе и временно забыли о нашем существовании. Мы одни и свободны. Мешкать нечего — наш поход задуман с утра, и, как мышки, мы проскальзываем один за другим в коридоры и комнаты и добираемся до кабинета дяди Юрия. Это большая высокая комната с ковром и шторами в осенних тонах. Легкие волны табака, сигар, аромат юфти, дубовых книжных шкафов с редкими книгами. Запах этих книг и прежде поражал меня: что-то старинное, неживое, но близкое и берущее за сердце. Вероятно, это чувство понятно всем коллекционерам, любителям книг... Все в этой комнате располагало к раздумью, работе, чтению. Казалось, и сам становишься умнее и что-то важное начинаешь понимать. Пушистый ковер заглушает шаги; кресла глубоки и удобны. Тишину нарушает лишь веселое потрескивание березовых дров в большом камине да тиканье часов на нем. "Мужчинами здесь пахнет", — сказала вдруг Зина, и я подумал, что это верно подмечено; ничего здесь нет цветочно-женственного, ничего сладкого; пахнет сухо и крепко... Я еще не знал тогда, что что-то мускусное было в этом запахе.
Но задерживаться здесь мы не могли: цель нашего визита была другая, и от нее, отделяла нас только одна из плотных, массивных дверей кабинета. С большим трудом отворяем мы тяжелую дверь, спускаемся на пять ступеней — и замираем. Контраст поражает нас. Только что мы вдыхали сухой воздух кабинета, и вдруг нас окружает влажная атмосфера оранжереи, насыщенная всевозможными ароматами. Воздух кажется почти осязаемым; голова слегка кружится, но сердце бьется радостью... Как хорошо! Всего острее мы чувствуем запах земли, но это не благоуханность чернозема при таянии снегов, не теплая свежесть земли после короткого летнего дождя. Все мы чувствуем этот запах как что-то чудесное, давно забытое... Быть может, такой запах был в утерянном Адамом раю?.. Минуту стоим мы у входа, а потом медленно идем по оранжерее, стараясьу видеть все. Посредине бьет фонтан, и его тонкие струйки рассыпаются во все стороны; свежесть, блеск капель, их ритм и своеобразная мелодия, преломление световых лучей в воде — все зачаровывает чувства...
За фонтаном цветет и благоухает лиловый сиреневый куст. Что-то теплое, вкрадчивое в его аромате, но не созвучное нам. Мы окружаем сирень, но только для того, чтобы искать "счастье" в ее пушистых гроздьях... Зато рядом большая рассада ландышей с их девственной свежестью напоминает нам о весне, и мы нюхаем их с восторгом. Удивителен аромат у этого тонкого цветка! И вдруг мы поднимаем головы. Что за новый запах? Над нами в цвету деревья флердоранжа, переносящие нас в южное горячее лето. Как фимиам стелется этот аромат по всему зимнему саду, сливается с влажным воздухом земли, мхов, папоротников, пальм и лавров. Тут же цветут гиацинты и, подобно ландышам, говорят о весне, и аромат их вливается в общую гамму, общий букет. И вдруг новая благоуханность заслоняет для нас все другие. Перед нами соблазнительно краснеют зрелые пушистые плоды персикового дерева, притягивая нас своим ароматом. Вкусовая душистость его вливается в оранжерейную благоуханность, придает ей утонченную законченность и легкий, шаловливый вызов, мечту о чем-то осязаемом... Много-много лет прошло с тех пор, а я все помню сложный и чудесный аромат зимнего сада моего раннего детства.
Немало часов провел я потом, желая восстановить это благоухание, выразить его в духах. Работа эта оказалась нелегкой, но интересной, поучительной и не напрасной, так как этот аромат отвечает определенному типу женщин и принадлежит к одной из основных групп душистостей в парфюмерии, где цветочность тонко, но тесно сплетается с фруктовостью на влажно-пряном фоне запаха земли, зелени и мхов. Быть может, в моих поисках помог случай. Только случай этот уж очень зависел от меня, так как мои знания, упорство, фантазия, опыт — все вело в этом направлении и выкликало это нечто из небытия.
Большую роль в жизни парфюмера играют путешествия — новые места и впечатления очень часто являются источником вдохновения. Парфюмер не должен жить на одном и том же месте всю жизнь и дышать все тем же воздухом. Путешествия ему так же нужны, как благоприятные условия для работы, как внутренний огонь в поисках красоты. Вспоминается не очень жаркий день августа на юге Франции. Я жил тогда в Гольф-Жуане. Друзья заехали за мной утром, и мы отправились купаться. Потом очень весело завтракали в Каннах, а вечером играли в теннис. Когда совсем стемнело, мы поехали ужинать в Мужен. Плавно поднимался в гору открытый бьюик. Все тонуло в лунном свете. Чудесно дышалось полной грудью и сладко было ни о чем не думать, ничего не желать... И вдруг мы въехали в посадки жасмина и погрузились в волны аромата этого скромного белого цветка. Автомобиль остановился; мы вышли из него и молча вдыхали пленительный запах; не хватало слов, чтобы выразить наше восхищение. А тут еще легкий ветер с моря то усиливал, то смягчал запах, как бы дразня нас. Казалось, не одно наше обоняние, а все поры нашего тела, все чувства наши наполняются ароматом. Долго простояли мы там, а потом вновь поехали среди цветочных плантаций. Луна поднималась все выше; становилось светлее; кто-то включил приемник — и звуки "Травиаты" донеслись до нас из Милана. Ехавшая с нами прелестная Маришка замолкла, и ее гордая головка стала еще привлекательней. Мы все засмотрелись на нее. Автомобиль поднимался все выше, вновь въехал в волны жасмина и вновь остановился... Вероятно, подобные переживания навеяли идеи создания немалого количества духов. Среди них особенно ярко запомнился мне с времен моего детства "Jasmin de Corse". В ту пору это были дорогие духи, в которых гениальный Коти сумел передать притягивающую чувственность и шарм легкой задорной душистости этого цветка, без эссенции которого нельзя создать ни одних хороших духов...
Путешествие в Англию принесло мне не менее интересные переживания, хотя и совсем иного рода. Я впервые попал туда вскоре после окончания второй мировой войны. Вначале я жил в самом Лондоне, пострадавшем от бомбардировки: почти везде были пустые провалы вместо домов. Тем не менее город понравился мне своим размахом, серьезностью, патриархальностью, и по мере моей жизни в Англии эти качества становились для меня все рельефнее и четче. Со временем поселили меня в прелестном предместье столицы — Эпсон-Дауне, где многие дома казались сошедшими с рождественских английских открыток. Поместили меня у милейшей мисс Фрэзер — сдержанной, воспитанной, типичной англичанки, говорившей по-французски. Уклад жизни этих людей, их манеры и отношение друг к другу были пронизаны теплом, сохранившимся от прошлого столетия. В начале моего пребывания часть дня я проводил в Кройдоне, на парфюмерном заводе, а другую часть — в Лондоне, где тоже было немало дел. Как во всех больших городах, в воздухе Лондона присутствовал запах выхлопных газов, но иногда он вдруг растворялся бодряще-живительным морским ветром. Было нечто в атмосфере города, чего мне никак не удавалось разгадать. Словно встреча со знакомым человеком, имя которого не удается припомнить.
Несколько дней я мучился, пытаясь ассоциировать с чем-нибудь этот запах. Наконец в какой-то из дней Жак В. пригласил меня поужинать в модный ресторан с французской кухней, где, для условий того очень трудного времени, кормили неплохо. За столиками сидели элегантно одетые мужчины и красивые, нарядные женщины разных национальностей. Ужин прошел за интересными разговорами и наблюдениями. Когда же при выходе лакей подавал мне пальто, я вдруг неожиданно для себя понял: "Да ведь Лондон — единственная в мире столица, где доминирует мужской, а не женский запах". Атмосфера ли ресторана, сигара ли Жака навели меня на эту мысль, но теперь я уже в ней не сомневался. Где только мне ни пришлось бывать ранее — во всех столицах Европы доминировала женская душистость. Здесь же — на улицах, в домах, в поездах, в метро, в ресторанах и даже отчасти в театрах — в силу каких-то тайных причин царствовал мужской дух. Порой казалось, что и камни старых домов, площадей и мостов да и сама Темза пропитаны этим духом.
- Предыдущая
- 35/48
- Следующая
